Нерушимые обеты (СИ) - Акулова Мария - Страница 11

И черт возьми, отказать-то ей как? Проучить нет желания.

– Я ищу надежного человека. Хочу договориться о фиктивном браке.

Вроде бы ожидаемо, а снова долбит. И снова по голове.

Полина произносит, чтобы тут же потупить взгляд в столешницу.

Она молчит. И он молчит.

По скулам гуляют желваки. На языке крутится много плохого.

Ты, блять, от надежного отказалась. Или я для тебя – не надежный был? Или надежный – это с бабками? Так их у меня теперь – пиздец дохуя. С головой завалю. Но в другом беда – надежный – это же не бывший наркоман…

– Ты венчана уже, не смущает?

Вопрос Гаврилы звучит глухо. Полинин взгляд взметывается, чтобы быстро снова опуститься. Помнит, конечно. Как такое забыть?

Молчит пару секунд, чтобы дальше в очередной раз убить:

– Это не считается.

Говорит столу, а бьет словами его.

Венчана. «Не считается». Горько.

У неё так, кажется, ничего «не считается».

Ребенок не считается. Любовь не считается.

Он не считается…

– С чего ты решила, что с таким можно обращаться ко мне?

На самом деле, оба понимают, что нельзя. Это видно по Полиным глазам, который снова подняты. Она хмурится и смотрит так, будто просит: не мучай.

Но разве же это он её мучает? Не наоборот?

– Мне больше не к кому…

Её даже во лжи заподозрить не получается. Просит искренне. И больно делает тоже искренне.

– Выйти замуж – единственный способ, чтобы от меня наконец-то отстали. Я устала, Гаврил… Я ещё раз бороться не выдержу…

Он должен презрение к ней испытывать, улыбнуться зло, ударить так же больно, как она. Напомнить, что она же нихуя не боролась. Сложила лапки, всё позволила. Умотала в лучшую жизнь. О нем забыла. О ребенке их забыла.

Должен презирать, а вместо этого берет на себя её боль.

Она сочится из глаз и будто бы пор. Он её чувствует.

Полина смотрит, готовясь отказ получить.

Гаврила же молчит, просто за ней наблюдая.

Он может себе позволить отказать в помощи. Любую заиметь, а над этой – единственной нужной – поглумиться.

Она, наверное, заслужила, чтобы отец продолжал поступать с ней так же, как она раз за разом позволяет. Для него это снова опасно.

Но на то она и особенная, чтобы ради нее нарушать запреты:

– Ладно. Шефу тебя предложу. Вдруг понравишься…

«Себе возьму» Гаврила сознательно не предлагает. Хочет верить, это делает Полине больно.

Хотя бы немного так же, как ему.

Полина же закрывает глаза, выдыхает и шепчет:

– Спасибо.

Полина и сама не знала толком, больше боится или хочет, чтобы их с Гаврилой разговор не заимел последствий. Да только откладывать в дальний ящик он не стал.

Новое сообщение от абонемента «Гаврила» прилетело через несколько дней.

«Я договорился. На вечер пятницы ничего не планируй»

На очередную Полину благодарность он так же, как в том ресторане, не отреагировал.

Посыл она поняла: можешь засунуть свои благодарности поглубже. Поняла и глотнула.

Сейчас всё совсем не так, как было когда-то.

Она просит его о помощи от бессилия, и у нее совершенно нет оснований требовать хоть чего-то.

На «свидание» с Константином Гордеевым Полина собиралась очень тщательно. Она волновалась, её тошнило немного. Отчасти из-за нервов, отчасти из-за себя.

Противно продаваться.

Противно каждый раз от мысли, что Гаврила знает – она продается. Но какие альтернативы?

К встрече Поля готовилась – узнала о Косте много самостоятельно. Что-то сухим перечнем дал всё тот же Гаврила, набравший в четверг.

Ему нельзя врать. С ним нужно быть честной. Он может быть резким, к этому стоит быть готовой.

Он переменчив, он самоуверен…

Он совсем не похож на её Гаврилу.

Но об этом она догадалась уже сама.

Увидев его – сглотнула.

Костя – уже в плечах. Совсем другие глаза. Он выглядит крайне хорошо и наверняка сводит с ума девушек, но у Полины сердце бьется в горле не из-за восторга.

Кровь гонит по венам протест. Ей приходится его тушить.

Она делает это мастерски. Её с детства учили быть покорной.

Костя подходит к столику, проезжается по ней взглядом, даже не пытаясь скрыть, что оценивает.

Кажется, её старания зря не прошли – он вроде бы доволен.

Что в его голове – Поля понятия не имеет. Самой себе напоминает, зачем она тут…

Отвечает на его вопросы. Старается улыбаться и создавать впечатление расслабленного человека.

Когда речь заходит о Гавриле, не может не напрячься:

– Что вас связывает? Вы любовники? Ты же не думаешь, правда, что я позволю… Если все сложится… Чтобы вы продолжали трахаться?

Полина чуть кривится на последнем слове. Как-то резко вспоминает:

«– Думаешь, будешь возить меня и трахать? Ты губу-то закатай…

– Я просил так не разговаривать со мной…»

Он просил. И она разучилась как-то… Они даже когда трахались, не трахались, а любили. Ей так казалось тогда.

– Мы не любовники. – Полина отвечает чистую правду, смотря в Костины глаза. У него острый и цепкий взгляд. Полине понятно совершенно точно: с ним плохо враждовать. Лучше дружить. И она этого хочет. – Ты можешь об этом не волноваться. Если ты возьмешь меня в жены, я не опозорю твое имя. Я буду примерной. Я умею играть. Просто хочу… Делать это по собственной воле. С выбранным собой же человеком.

– Так собой или Гаврилой? И почему выбор Гаврилы нравится тебе больше, чем выбор отца?

Костя продолжал допрос, Полина – еле-заметно кривиться. Гордеев даже не представлял, как хлестко и метко бьет вопросами, ответов на которые у самой Поли нет. Она запуталась. Сильно. А за руку ухватила Гаврилу.

– Гаврила – мой… Друг. Детский. Я ему доверяю. Он знает мою ситуацию… Он предложил…

– Расскажи мне «свою ситуацию». Ты же за меня замуж хочешь, в конце концов. Не за Гаврилу… Хотя он не был бы против, думаю…

Полина улыбнулась грустно. Хотел бы – они были бы вместе. Он же предпочел ей наркоту. Но это не касается Кости. Это ему не интересно. Поэтому Полина коротко смотрит вниз, а потом опять на мужчину, которому готова отдаться.

– Я хочу свободы, Костя. Я очень устала.

– У тебя не будет свободы со мной. У меня будет свобода. Не обманывайся.

– Меня это устраивает. Я воспитана так, что подчиняться – не проблема. Я просто хочу сама решить, кому я буду подчиняться. Не надеюсь ни на верность, ни на семью. Не строю воздушных замков на твой счет. Я смирилась. Это всё не моё. Честно говоря, я просто хочу свалить из своей дурацкой семейки. Пусть сами разбираются, как хотят. Ты – достаточно сильный, чтобы позволить мне это сделать. Стукнешь кулаком – никто не полезет. Мне большего не надо.

– Надо было оставаться в Америке… Зачем вернулась?

– Думаешь, я не хотела?

– Думаю, ты лукавишь. Ты хочешь не просто, чтобы к тебе не лезли. Ты хочешь жить не хуже, чем жила. И чтобы не лезли.

– Хочу. Это плохо?

Полина сама знает – плохо, но Костя реагирует усмешкой. Ему нет смысла строить из себя благородного человека. Он и не пытается…

– А если я предложу отсюда смотаться в гостиницу?

Было бы глупо не предполагать, что разговор зайдет так далеко. Было бы глупо не готовиться. Было бы глупо убеждать себя, что этого предложения не будет. Это тот компромисс, на который Полина должна быть готова идти.

Но она не готова.

После Гаврилы – никогда не будет готова.

– Предложишь – поедем. Это не проблема. Можем даже о ребенке договориться. Я здорова.

Это говорит не душа, но Полина должна нести ответственность за свой выбор. Тем более, другого нет.

Надеется только, что всё перечисленное произойдет не сегодня.

– А отца не жалко? Он же будет против, наверное…

– Он не будет против, Костя. Разозлится, конечно. Удивится. Но он всегда и из всего извлекает выгоду. Все же понимают, что ты в родственниках – это рискованно, но выгодно. К тому же… Он много раз решал за меня. Он много раз делал вещи, которые, как я считаю, разрушали мою жизнь. Мне это надоело. Мне пытаются навязать человека, от мысли о котором у меня начинаются рвотные позывы. Но он… И его семья… Слишком нравятся и устраивают моего отца, чтобы отказаться от идеи просто потому, что мне не нравится. Я умею быть терпеливой. Но и у меня есть предел.