Стану смелой для тебя (СИ) - Акулова Мария - Страница 49

Должна была сиять Лена, а сияла – эта. В невероятном платье. С невероятной сучьей улыбкой. С самомнением выше гор и чувством превосходства над всеми.

С тем же взглядом, которым она проходится по Санте, усмехаясь…

И единственное, чего хочется Щетинской – это чтобы хотя бы с этой они мирно разошлись. Но Примерова то ли не чувствует, то ли наоборот…

Смотрит на Санту неотрывно, улыбается с каждой приближающей их друг к другу секундой всё ярче, не думая о том, что заставляет злиться сильнее…

Они могли бы спокойно разминуться, но Альбина придерживает Санту за локоть, заставляя затормозить. Смотрит, ждет, когда свой взгляд от длинных пальцев с острым маникюром, оторвет Щетинская…

Скалится…

– Не трогайте меня сегодня.

Слышит тихую то ли просьбу, то ли предупреждение… Иронично поднимает брови.

– Голос прорезался?

Спрашивает, явно выражая сарказм, и абсолютно не реагируя, продолжает держать.

– Не ваше дело.

За что получает честный ответ и такой же прямой взгляд. Без скидки на подчиненную позицию. Без осознания своей зависимости от человека, чешущего свое уязвленное кем-то чсв за твой счет.

– Руки уберите и идите, куда шли. Вам Чернов запретил меня доставать. В принципе приближаться ко мне запретил. Ну так смиритесь. Делом займитесь…

Санта говорила без надрыва, но понимала: долго сдерживаться не сможет.

– Совсем страх потеряла, малолетка…

Альбина сказала, будто с восторгом, Санту только сильнее затрясло.

– Ты – стажер. Я – советник. Если я тебя останавливаю, ты спрашиваешь, что должна сделать или что сделала не так. Услышала меня, Щетинская?

Голос Альбины отдавал сталью, взгляд – подавляющим спокойствием. «Щетинская» было произнесено с особенной интонацией. И как-то вдруг стало понятно: Альбине приятно чувствовать себя выше человека, носящего эту фамилию.

Это мерзко. Гадко. Низко. Вполне в стиле Примеровой. И не Примеровой тоже…

– А вы щенков при случае ногами не пинаете? Котят не мучаете? Откуда в вас столько говна?

Санта задавала вопросы, даже с легким удовольствием отмечая еле-заметное неверие в глазах женщины напротив. Конечно, она не ожидала. Конечно, Санта в жизни бы себе такого не позволила. Но сейчас останавливать себя незачем.

– Думаешь, дала разок-другой Чернову – уже звезда? Он может трахать тебя, сколько вздумается, моя бесстрашная девочка, но это не сделает из тебя стоящего юриста…

– А из вас что стоящего сделает? Я так понимаю, сколько ни трахай – не помогает…

К щекам Санты прилил жар, губы Альбины сжались.

На сей раз и первая, и вторая чувствовали себя одинаково. Быстро взвелись. Были на равных.  Так же смотрели друг на друга.

Санта – чуть снизу, потому что Альбина выше, но это как бы компенсировало её отчаянье. И то, что так долго копилось.

Она не терпила, она просто не видела смысла оскорблять человека. Отец учил её жить иначе. В отличие от других, она правильно поняла его науку…

– Ты кем себя возомнила, Санта Петровна?

– Человеком. Представляете? Я себя возомнила человеком, а вы почему-то считаете, что вокруг вас – дерьмо ходячее, и только вы – царица. Так вот я вас разочарую. Вокруг вас – тоже люди. Ничем не хуже. А свое говно – в себе держите, не расплескивайте…

Санта говорила тихо, но это не делало слова менее значимыми. Ни для нее, ни для Альбины.

Которая просто не умеет реагировать адекватно. У которой на самом деле явные проблемы с самооценкой. Которая вот так самоутверждается, потому что ей это нужно. Которая себе же доказывает свою ценность за чужой счет. Её губы дрожат, в глазах зажигается притворное озорство. Она уязвлена, но не готова это признать. Она хочет обесценить слова Санты – их же высмеяв, но последней ведь понятно – она попала не хуже, чем всё это время била Примерова. Альбине плохо живется со своим же говном. Оно льется само. Она это понимает.

– Попытка засчитана, Санта Петровна… – создает видимость, что ситуация – у нее под контролем, пытается включить холодную высокомерность. Думает, как бы ударить сильней в привычную боль, чтобы наповал. Не учитывает одного: сейчас Санте болит другое. И это же придает уверенности. – Но ты недостаточно хороша, уж прости…

В любой другой день эти слова сделали бы Санте больно. Но сегодня – ни холодно, ни жарко.

Альбина сказала, что хотела, дальше – наблюдала.

Думала, за тем, как Санта сдувается. На самом же деле…

– Так может всё дело в том, что ты – недостаточно хороша? Только для кого, Альбина? Кому ты бесконечно что-то доказываешь? Не мне же… А кому? Даниле, который тебя из жалости подбирает? Потому что просто отделаться не может? Ему тебя жалко, а ты, как болонка, за ногу вцепилась и штанину рвешь? Или не для Данилы?

Санта видела, что происходит с лицом Примеровой. Понимала, что пора тормозить. Понимала, а не тормозила.

Сделала то же, что вызывало в ней гадливость раньше, сегодня же как облегчение дарило. Альбина была не виновата в слезах её мамы. Но Альбина сама подошла… И слишком блистала в тот вечер. Слишком зачем-то хотела разговора сейчас.

– А для кого тогда? Для моего отца? Думаешь, только ты «что-то знаешь о моей семье»? Думаешь, о тебе я ничего знать не могу? Например, что без просьб Чернова тебя в жизни в Лексу не взяли бы? Не взяли и не терпели. Кому ты нужна такая, Альбина? Для кого ты «достаточно хороша»? Для Данилы – нет. Для папы – нет. Может, для Игната?

– Заткнись…

Предупреждение Альбины прозвучало сухо. Это явно было последнее китайское. Но для Санты таких больше не существует. Она попросила себя не трогать. Она предупредила.

– Так вот, в чём беда, да? Ты недостаточно хороша даже для Игната? Даже он от тебя отделался, даже ему ты надоела?

Санта видела, что с каждым ее словом лицо Альбины становится всё более бледным, а взгляд – убийственным.

Знала, что останавливать себя Примерова не умеет. И что рукоприкладство для неё – не запретная тема, тоже было понятно. Но сейчас Санту не останавливала даже природная ненависть к публичным склокам.

Та рука, которая с силой сжимала локоть Санты, взметнулась.

Младшая Щетинская успела подумать, что через секунду в её жизни случится первая пощечина. Это не испугало. Даже хорошо, наверное.

Потому что это сделает плохо Чернову. Стыдно, когда тебя ассоциируют с женщиной, которая так откровенно проявляет свою неадекватность.

А Санте хотелось сделать ему плохо до бесконечности.

Ему. Альбине. Игнату. Макару. Их матери. Всем тем, кто сделал плохо её маме.

– Альбина.

Рука взметнулась и повисла в воздухе.

По спине Санты прошелся холод, но она не обернулась. А вот Примерова отреагировала четко, как Санта её охарактеризовала: рефлекторно повернула голову, замерев, глядя на «хозяина».

И пусть можно было бы поблагодарить Чернова, но Санта только с силой сжала челюсти и кулаки.

Знала, что Чернов оценивает «картину маслом». Смотрит на застывшую Примерову. Проходится по профилю самой Санты…

Его взгляд будто плотный. Санта ощущает – от мужчины исходят волны гнева. Но она их не боится.

Рука Альбины падает вдоль туловища, она дышит тяжело…

– Дань… – обращается и осекается на полуслове.

И Санте тоже бы бояться, стыдиться там, краснеть… Но по душе будто медом разливается собственный гнев… И его гнев тоже.

Санта поворачивает голову, встречается взглядом с Черновым. Он зол до бесконечности. Лицо, как закаменело…

Он смотрит на неё. Долго и молча. После чего разрезает воздух отрывистым:

– Альбина, заявление. Санта, в кабинет.

Глава 24

Данила шел быстрее, не оглядываясь, Санта – за ним, злясь ещё и поэтому.

Сверля дыры в широкой спине, желая, чтобы споткнулся. На ровном месте, как часто бывает, что вызывает всеобщий смех и чувство неловкости у самого человека.