Стану смелой для тебя (СИ) - Акулова Мария - Страница 5

Иногда представляла, как сможет поразить. Пыталась предугадать его вопросы, сыпала своими правильными ответами… Чуть-чуть гордилась тем, что поступила дальновидно и теперь действительно могла предугадывать. Ведь пользуясь тем, что свободное посещение лекций предполагает не только возможность в принципе на них забить, но и ходить на те, которые интересны лично тебе, пусть ты и не записан на предмет, Санта посещала лекции Чернова. Он об этом, конечно же, не знал. В аудитории всегда хватало людей. Он наверняка не пытался высечь в памяти каждую мордашку. Тем более, что Санта обычно оставалась на галерке.

Старшекурсники относились к присутствию «левой малолетки» спокойно. Им куда интересней был сам Чернов. Харизматичный практик, чьи кейсы «основаны на реальных событиях», в реальности же помогают. Для магистров это уже важно. А для Санты… Наверное, важно было всегда. Она отдавала себе отчет, что хранить влюбленность к человеку, который когда-то был частью жизни твоего отца, а для тебя может разве что так и остаться кумиром в профессии, – дурость несусветная. Но опять-таки… Умом можно понимать всё, и при этом продолжать переживать… И ходить влюбленной.

Чудес Санта не ждала, дефилировать под офисом Чернова, чтобы привлечь внимание невзначай, не собиралась. Даже под машину бросаться или тревожить в соцсетях. Положа руку на сердце, была бы совсем не против, свою детскую влюбленность побыстрее пережить. Но как-то…

Это оказалось сложно.

Она ходила на свидания. Она встречалась с парнями. Она жила полноценно. Но в сердце всё равно хранилось два образа: отца и его ученика.

Скорее всего, отчасти из-за потери первого чувство ко второму и усугубилось. Санта потеряла своего самого важного, она зачем-то решила искать его в человеке, впитавшем науку и манеру…

И, кажется, нашла на свою голову.

Девушку часто возвращало в воспоминания о дне похорон. Он был, наверное, худшим в её жизни. Хотя худшей скорее всего была вся та смазанная неделя. Новость о кончине. Неверие. Необходимость что-то организовывать. Какие-то люди. Тихая пелена шока, укутавшая их с мамой дом. Морг.

Стоя на кладбище, чувствуя, как моросит дождь, Санта переживала адскую боль, которая усиливалась с каждым новым всхлипом мамы.

Сама она не плакала – не могла. Наверное, в первую очередь не могла поверить. И, возможно, позволить себе. Ей казалось, что если расплачется она – это и будет безвозвратный конец. Что он наступит с её признанием. Поэтому глаза были сухими, а душу разрывало.

Ей очень хотелось за кого-то схватиться так же, как мама держалась за неё. Но Елена не выдержала бы, а больше у них не было никого.

Вместе с этим осознанием пришел особенно сильный холод. Пробрало до дрожи. Санта помнила, что зачем-то скользила взглядом по толпе чужих людей, будто в ней ища поддержку. И единственный человек, чьи глаза заставили остановиться – был Чернов.

Он стоял поодаль. Сбоку. Ненавязчиво. Он не рвался с речами. Переговаривался с каким-то мужчиной. Увидел, что она смотрит на него. Не пытался ни улыбнуться, ни подбодрить, ни состроить скорбь. Просто выдерживал её взгляд, и Санте тогда показалось, что боль тоже выдерживал.

Это сложно объяснить, но для неё это было важно. Ведь редкий человек может смотреть в глаза в такие моменты. Всем почему-то стыдно, неловко, непонятно. Чернову – нет.

Тогда ей стало легче. Показалось, что он будто говорит: на меня можно будет положиться…

Но получилось, что Санта сама придумала – сама поверила. А потом сама же разочаровалась. Потому что положиться нельзя ни на кого. Они с Еленой правда остались одни. Но они сами же выгреблись. Честь им и хвала…

В понедельник в назначенное для встречи время Санта была на месте. Всё сделала для того, чтобы избавить себя же от лишних поводов волноваться.

Приехала заблаговременно, припарковалась неподалеку, зашла в уборную на первом этаже БЦ, в миллионный раз проверила гладкость собранных в конский хвост волос, не отпечаталась ли на веках тушь, не застряла ли между зубов зелень, пусть она и не ела её.

Блузка была идеально выглажена. Юбка – оправлена. Пиджак аккуратно застегнут. Это наверняка должно было показаться Чернову слегка комичным – ведь речь всего-то о стажировке студентки-выпускницы, к чему такой официоз? Но Санте было важно выглядеть хорошо.

Это придавало уверенности. Этому её учил отец, для которого первой визиткой был опрятный внешний вид. После смерти Петра они с мамой долго не решались сделать что-то с наполненной костюмами, галстуками, слишком белыми рубашками и слишком блестящими туфлями гардеробной. Будто бы оставляли отцу шанс вернуться.

Сейчас же дочь вспоминала ту комнату как одну из серий его науки.

Мнение о тебе составляется очень быстро. Не отбрасывай себя же в аутсайдеры внешней непривлекательностью. Чтобы продать себя дорого – выглядеть нужно соответствующим образом.

Если она не ошибалась, когда-то что-то в этом духе Пётр говорил Даниле. Тогда ещё совсем молодому и совсем… Другому. Он хмыкал, но кивал… И если поначалу позволял себе шастать в джинсах и конверсах, то со временем стал всё больше уподобляться наставнику. Вероятно, убедился, что слова Щетинского – не пустой звук.

Дыхнув в ладошку, Санта проверила свежесть, и только убедившись, что пусть «покупать» её сейчас никто не планирует, но уж на стажировку она точно тянет, набрала номер офис-менеджера, который должен был спуститься за ней и проводить…

Навстречу из лифтов вышла молодая, довольно дружелюбная девочка. На этаж Веритас они поднимались в тишине, но перед самым выходом Тамара (а девушку звали именно так) чуть склонилась к Санте, будто чтобы по большому секрету сказать:

– Не переживай… Данила Андреевич сегодня в хорошем настроении… И я слышала, что задания ты сделала хорошо. Сам читал…

Санта слушала похвалу с затаенным дыханием, а после «сам читал» покрылась мурашками. Пусть это и закономерно, но зачем-то захотелось найти в этом двойной смысл, которого нет и быть не может…

Благо, отвечать Тамаре не пришлось.

Лифт остановился на этаже, створки разъехались.

Первой Санта увидела длинную стойку с фирменным лого. Дальше – снующих перед ней людей.

Сердце укололо легкой ностальгией. Пусть сам офис даже отдалено не напоминал Лексу – другие цвета, другое расположение. Но когда-то там, у отца, было так же. Когда-то в такую же атмосферу Санта влюбилась. Под впечатлением от неё выбрала профессию…

– Чай-кофе?

Тамара проводила пришедшую к кабинету с табличкой «Чернова Д.А. Партнер АО «Веритас», руководитель практики корпоративных споров», будто по-хозяйски открыла дверь, приглашая…

Санта почувствовала себя неловко, вскинула взгляд, поймала улыбку…

– Данила Андреевич немного задерживается. Встреча. – Тамара пояснила, кивнув в сторону переговорной с прозрачными стенами. Санта проследила за направлением, её сердце забилось быстрей, потому что Чернова она узнала бы даже со спины. Широкой. Обтянутой тканью темного синего пиджака. С короткой стрижкой. С зажатым между пальцами маркером, который он использует, как указку, очерчивая что-то на доске… – Попросил извиниться и проводить.

Тамара вернула Санту в реальность, она сглотнула, отрываясь.

Кивнула, почему-то не рискнув снова посмотреть в глаза офис-менеджеру. Наверное, потому что прекрасно понимала: щеки заалели. Потому что это могло бы выглядеть странно…

– Хорошо, спасибо.

Санта вошла в кабинет, расправив плечи. Остановилась по центру, оглянулась на оставшуюся в двери Тамару…

Она снова улыбалась.

– Там недолго. Они заканчивают.

Пояснила, пусть вопросов Санта и не задавала, после чего вышла, оставив Щетинскую наедине в кабинете.

С закрытием двери в нём резко стало очень тихо. Санта снова почувствовала себя немного не в своей тарелке, в животе словно что-то перевернулось… Так иногда бывало в детстве, если вдруг появляется возможность сыграть во взрослую жизнь. Чувство вседозволенности. И сейчас оно же.