Мажор в наследство (СИ) - Яфор Анна - Страница 2

Даниил усмехается, играя бровями.

— Ну, вообще-то я так сплю. Удобно, ничего не мешает. А ты разве нет?

Я вспоминаю свою ночную сорочку с котятами, длинную, почти до пола, и, кажется, краснею еще больше. Что там Эля говорила про ненужность белья в брачную ночь? Выходит, она права была…

Мотаю головой, зачем-то оглядываясь на дверь, и вздрагиваю, когда Дэн спускает ноги  с кровати. Встает, позволяя снова рассматривать его во всей красе. Высокий, подтянутый. Я и раньше любовалась им в одежде, а теперь теряю дар речи. С жадностью рассматриваю рельефные мышцы на загорелом торсе, крепкие узкие бедра… И направленное на меня, чуть подрагивающее мужское достоинство. И без того внушительных размеров, оно, кажется, увеличивается прямо на глазах. Так что делается страшно: неужели ЭТО может поместиться в меня?

— Ну-ну, малышка, не надо дрожать. Я тебя не съем, — Дэн сверкает белозубой улыбкой. — Разве что покусаю немножко. Но уверен, тебе понравится. Ты же за этим пришла, правда?

В несколько шагов преодолевает расстояние между нами. Я испуганно моргаю и все-таки отступаю, тут же упираясь спиной в стену. А он смеется тихим гортанным смехом, и от этого смеха по телу расползаются мурашки, отзываясь странным жаром внизу живота.

— Сонечка, ну хватит бегать, — склоняется к моему лицу, обводя языком контур губ. Это так не похоже на все, что было раньше, ни на один из наших поцелуев. Я зависаю, замираю, смотрю в почерневшие глаза, видя в них свое собственное отражение. Тело словно вибрирует, реагируя на его близость. — Ты же уже давно не маленькая девочка. Пора играть во взрослые игры, тем более что сама этого хочешь. Ведь хочешь?

Я могу только кивнуть, слова куда-то делись, и  ничего произнести вслух не получается. Но ему и этого достаточно. Он снова усмехается и, опустив ладонь мне на затылок, резко притягивает к себе. Всовывает язык в рот, касаясь моего, облизывает, играет им. Оттягивает ворот блузки, припадая губами к ключице. И ниже, слишком быстро расправляясь с пуговицами — я даже вздохнуть не успеваю. Лишь замечаю краем глаза, как летит в сторону тонкая ткань.

Дэн осыпает поцелуями плечи, отодвигая бретельки бюстгальтера, спускает его вниз, высвобождая грудь. Я охаю, вскидывая руки в попытке прикрыться. Но… ничего не делаю. Не могу. Нет — не хочу, потому что в обращенном на меня взгляде столько огня, что и сама растекаюсь, как мороженое в жаркий день.

— Да ты просто красотка, детка, — плотоядно улыбается. Легонько царапает кожу над грудью, склоняется, задевая губами. Когда я вскрикиваю, снова смеется, втягивая вершинку в рот. Обводит языком, потом другую, а руки в это время расправляются с застежкой на юбке, стаскивая ее вниз по бедрам, вместе с колготками и трусиками.

Я оказываюсь перед ним голой. Совсем голой, впервые в жизни перед мужчиной! Так быстро, даже не успев ничего объяснить. Но надо ли что-то вообще говорить? Теперь, когда его губы теребят соски, заставляя меня выгибаться, а руки оглаживают бедра, мнут ягодицы, тискают, сжимают. И мне не только не стыдно, еще и нравится это все. Безумно нравится…

— Ты меня любишь? — именно сейчас так важно услышать ответ.

Дэн не медлит ни секунды.

— Что за вопросы, Сонечка? Конечно, люблю. Пойдем в кроватку, малышка, — не спрашивает — командует. И хотя последняя фраза звучит вроде бы нелепо и по-детски, это мне тоже нравится. Потому что я ощущаю себя совсем не ребенком, а взрослой, желанной женщиной.

Толкает на кровать, не оставляя шанса опомниться и передумать. Нависает сверху, коленом раздвигая мои ноги.

Я даже не представляла, что он настолько идеальный. Роскошный. Везде. Все прежние впечатления меркнут, а те, что приходят на смену, настолько острые и яркие, что им тесно в моем сердце. Они переполняют меня, кипят, растекаясь по венам огненной рекой желания. Каждое прикосновение — как удар тока. Дэн ласкает, мучает, обнимает, лижет — и этого всего так много и мало одновременно. Я снова покрываюсь мурашками и плавлюсь от незнакомого прежде жара. Хочу его так сильно…

Как же сладко: замирать в его объятьях, выгибаться навстречу жадным поцелуям, трепетать, когда сильные, умелые пальцы танцуют на моем теле. Касаются таких местах, где я сама-то не решалась трогать себя. Дразнят, провоцируют, заставляют хныкать и что-то бессвязно бормотать.

Он смотрит, как будто я — самое главное его сокровище, долгожданный, ни с чем не сравнимый подарок.

На висках Дэна проступают капельки пота, и это так сильно умиляет меня, что с трудом получается удержать слезы. Он на грани и тоже изнывает от желания, но сдерживается. Не хочет торопиться, чтобы не навредить мне. Чтобы сделать все идеально в мой первый раз. И это потрясающе. Тону в огненном омуте глаз — и люблю еще сильнее. Мой самый, самый лучший…

Тянусь к губам, снова встречаясь с жадным языком, ласкаю его своим, наслаждаясь вкусом. От его губ пахнет мятой и чем-то еще, теплым, родным, хоть я и не могу дать этому определение. Но бесстыдно облизываю его язык, повторяя то, что только что делал он.

Ему нравится, вижу это, ощущаю каждой клеточкой тела. Он кусает меня за ухо, трогает ушную раковинку, шепчет, какая я вкусная. И другие вещи, ужасно неприличные.  Но это — как отдельная, особенная ласка. От нее искрит в глазах и становится еще горячее между ног.

— Да-а-а, девочка… Я и не знал, что ты такая сладкая…

Нависает надо мной, сильнее раздвигая мои колени. И… резко толкается вперед.

Меня обжигает болью, слишком острой, кажется, что тело разорвали на части. Глаза слепит от слез. Не хочу продолжать, и сил терпеть совершенно нет. Я хриплю, дергаюсь, упираясь ладонями ему в плечи и пытаясь оттолкнуть. Но Дэн такой большой и сильный, он и не думает отпускать. Придавливает к постели, затыкает рот очередным поцелуем. Даже стонать не дает. Заводит мои руки над головой, жестко фиксируя. Я теперь — словно пленница, даже пошевелиться не могу, со всех сторон порабощенная мощным, сильным телом. Удерживая на месте, чуть приподнимает бедра, отстраняясь на мгновенье, а потом снова толкается вперед, погружаясь глубже.

Воздух застывает в легких. Я беззвучно плачу, уже не пытаясь вырваться, потому что каждое новое шевеление добавляет боли. А он замирает, останавливается, оставаясь внутри. Смотрит в мои затуманенные слезами глаза. Трется носом о нос, отпускает из плена рот, но лишь затем, чтобы губами собрать мокрые дорожки на висках.

— Потерпи, малышка… Еще немножечко — и станет легче.

Я не верю. Между ног жжет огнем, так больно не было никогда в жизни. Все, о чем могу думать: как бы вырваться, прекратить этот ужас, вытолкнуть из себя раскаленный стержень, продолжающий рвать на части.

Были бы свободны руки — вцепилась бы в волосы, исцарапала лицо, заставила понять, что чувствую на самом деле. Дэн будто слышит мои мысли — и освобождает запястья. Но я, вместо того, чтобы выполнить свои зверские намерения, неожиданно для самой себя обвиваю руками его шею. Глажу плечи, пробегаю дрожащими пальцами по бугрящимся мышцам на спине. И внезапно понимаю, что боли стало меньше. Терзающее давление сменяется чем-то иным.

Мне больше не хочется оттолкнуть. Наши тела так близко, что я ощущаю, как грохочет в груди его сердце. Чувствую обжигающее кожу на лице рваное дыхание. В глазах тоже пелена, но не от слез: он будто пьяный. Не перестает целовать меня. Лоб, веки, виски, нос, щеки, подбородок. Лижет шею, возвращается к губам, трогая то нежно, то жадно. И шепчет, словно в бреду, какая я потрясающая.

Снова двигается, теперь медленно и плавно, задевая какие-то незнакомые точки в моем теле. Там все еще ноет, но теперь терпеть уже не страшно. И, кажется, я даже не хочу, чтобы это заканчивалось.

Дэн хрипит что-то нечленораздельное. Приподнимается на локтях, толкаясь сильнее, увеличивает темп. Закидываю ноги ему на поясницу, теснее прижимая к себе, чтобы мгновенье спустя почувствовать, как его тело сотрясается в бешеном экстазе.