(не) Измена. Ребенок от бывшего мужа (СИ) - Гур Анна - Страница 41

Про камеры никто не знает. Кроме меня. А значит злоумышленники хотели, чтобы моя жена была в расшатанных чувствах, чтобы между нами была напряженность, недосказанность, а Яна… в эмоциональном раздрае.

А дальше…

Дальше я жмурюсь. Потому что то, что происходит вторым актом Мармезонского балета.

Выдвигается главная фигура. Моя мать. Прикрываю веки. Сцепляю зубы.

Моя мать не лишена снобизма, высокомерия. Жена генерала. Мать советника президента. Высокомерие, которое я никогда не понимал, но тем не менее…

Раньше я запрещал ей влезать в свою семью, вспоминаю, как отговаривала меня жениться на моей Яне.

Но я полюбил, принял решение, и никто мне не указ.

После того, как привел Яну знакомиться к родителям, мать слегла, давила на жалость, врачи уверяли, что у нее состояние близкое к предынфарктному.

Тогда я пришел к ней. Сжал ее руку и посмотрел в глаза и сказал.

- Яна станет моей женой. Ты либо это примешь, либо нет. Но решения своего я не изменю.

Мать тогда улыбнулась слабо и кивнула. Как мне казалось, приняла мое решение.

Видимо, я тогда проглядел самое важное.

Не ждешь удара от того, кто близок.

Не ждешь…

А надо…

Картинка складывается, когда отключаешь эмоции и вот теперь… теперь они полностью вырублены. Я работаю по сухому. Как привык.

Автомобиль тормозит у особняка, и я смотрю на это строение и чувствую, как в жилах закипает кровь…

Выхожу из машины и останавливаюсь на мгновение. Делаю глубокий вдох. Пропускаю кислород внутрь себя.

Но сердце не успокаивается. Поднимаюсь по ступеням. Дверь не заперта, да и зачем запирать, если охрана по периметру и забор.

Кстати, я не сомневаюсь, что сотрудники службы безопасности уже отчитались, что я пожаловал.

Прохожу в дом и сразу же до слуха доходит радостный крик.

- Миша, Мишенька, сыночек! – мама почти бежит ко мне.

Как всегда подтянутая, сухая, волосы собраны в пучок. Элегантное черное платье и минимум украшений. Лоск во всем.

Спустя мгновение мать виснет на моей шее и если бы раньше я обязательно обнял ее, прижал к груди и прикрыл бы веки, отгоняя все свои думы и мысли, то сейчас меня будто кипятком ошпаривает.

Чувствует, что что-то не так, отстраняется от меня и заглядывает в мои глаза.

- Сынок, что с тобой. Ты будто каменный…

Сглатываю едкий ком горечи. Смотрю в глаза родной матери и вижу там всю палитру чувств и эмоций, от беспокойства до озадаченности.

А сам внутренне удивляюсь.

Как можно любить человека и так искалечить ему жизнь?!

Пока отставляю свои эмоции, свои догадки. Я сейчас в мантии судьи. Непреклонного и непредвзятого. Ведь чувства однажды уже оглушили меня, лишив возможности принимать рациональные решения и где-то… где-то в глубине души, когда вспоминаю как поднимался по лестницам и как… как увидел свою голую жену, разомлевшую после секса с другим…

Я не знаю как мне удалось тогда не натворить дел, возможно… это все моя безграничная любовь к Яне, мой внутренний зверь, который предпочел бы отгрызть себе конечность, но не тронул бы женщину, которую до безумия любил…

Моя жена была тогда уже беременна…

Моя жена ждала нашу дочь…

Моя Яна…

Как я не заметил расфокусированности ее взгляда?! Как я проглядел детали?! Списал на сон из которого ее вышиб.

Хотя это тогда прошло мимо сознания, но воскресло в подкорке, пока я снова и снова прокручивал все, что произошло.

Мгновение за мгновением.

Моя жена. Моя любимая. В супружеской постели после секса с другим.

И я раненный в самое сердце предательством.

Я мог натворить такого… Бог уберег.

- Сыночек, что с тобой?!

Прикосновение к моему лбу и мать обеспокоенно шепчет.

- Мишенька, у тебя жар, я сейчас же позвоню нашему доктору! Так нельзя! Ты загоняешь себя на работе, ты вообще не спишь, ты становишься роботом! Нас с отцом забросил, только работа твоя двадцать четыре на семь…

- Не надо никому звонить, - выдыхаю резко, как с подчиненными говорю.

Мать останавливается, прижимает руки к груди.

- Тогда я сейчас чай с ромашкой заварю, как в детстве, Мишенька, добавлю меда и имбиря.

Мать поднимает руку, как когда-то в детстве, пресекая мои возражения.

- Даже не думай перечить! Ты себя совсем не бережешь! Сейчас, все сама сделаю.

В глазах чистейшая тревога и я уже знаю, что врачу она все-таки позвонит и через часок старый друг нашей семьи господин Крылов, явится к нам со своим ридикюлем, будто бы просто на чай, а между делом решит совершенно случайно осмотреть меня.

Сколько раз подобный финт был проделан во времена, когда разбитной пацан возвращался с хорошего рубилова.

У меня был период протеста. Когда я не хотел быть генеральским сыном, когда хотел добиться всего сам и когда выходил из под опеки родителей совершенно радикальным образом, пока не решил взяться за ум, поступить в университет и отгрохать империю в которую мой отец не вложил ни копейки.

Молча смотрю в след своей матери, как она торопиться на кухню, как быстро идет. До последнего наивный ребенок внутри меня не верит, что та, которая так тревожится могла сотворить подобное с моей жизнью.

Прикрываю веки. Считаю до десяти и молча следую за матерью на кухню. Занимаю место у столешницы, наблюдая как Марта Романовна открывает шкафы, как достает к чаю варенье, которое сама закатывает.

Моя мать сочетает в себе несочетаемые вещи. С одной стороны она высокомерна, а с другой умеет и любит закатывать банки, разные соленья, варенья, она прекрасно говорит и тщательно следит за рационом отца.

Я помню, как она читала вечерами мне книжки, как любила меня материнской беззаветной любовью, а еще я помню, что в тот день, когда я в пух и прах рассорился с отцом из-за нежелания продолжать его дело и идти по военной службе, мать пришла ко мне в комнату, застыв, наблюдала, как я запихивал свои вещи в рюкзак, прежде чем свалить.

- Мишенька, ты не сердись на папу, - развернулся тогда и посмотрел на нее молодым оскаленным волчонком, с губ все еще кровь капала, после хорошей оплеухи отца.

- Мне только что было поставлен ультиматум. Даже не думай меня прогнуть, мам, я ухожу.

Мать входит медленно берет меня за руку, а я замечаю, что во второй она аптечку держит.

Усаживает меня на кровать и принимается обрабатывать рану, не спрашивая.

- Ты у меня вырос красавцем, сынок. Достойный молодой мужчина. Характер – скала, защищающая от шторма. Но ты не умеешь договариваться.

- Я все сказал. Решения не изменю.

Улыбается и заправляет мне прядь коротких волос, дует на шипящую после перекиси рану.

- Ты делай, как считаешь нужным, сынок, ты весь в Диму, он тоже такой же упертый, но ты его сын и рано или поздно он примет твое решение, а я… я всегда буду на твоей стороне…

Жмурюсь из-за болезненных воспоминаний.

Нет мама. Ты была на чьей угодно стороне, но не на моей.

Ставит передо мной чашку чая.

- Мишенька, я добавила имбиря… Попей, чай тонизирующий…

- Такой же ты заварила Яне? Или там были другие травки? – спрашиваю прямо в лоб и наблюдаю за реакцией.

Улыбка на материнском лице становится натянутой.

- Я не понимаю. Зачем ты говоришь об этой шлюхе?! – Ударяю по столешнице кулаком так, что все что там есть подпрыгивает.

- Ты жива до сих пор только потому, что моя мать, - цежу зло и наблюдаю как Марта Романовна бледнеет.

- А теперь, сядь, - короткая пауза и с выделением, - ма-ма, поговорим.

- Миша, что с тобой?! Почему ты так со мной говоришь?!

Изумление в глазах и слезы, кажется, скапливаются, а я веки на мгновение прикрываю и гашу в себе пожар.

- Скажи мне. Мама. Зачем?! Зачем ты разрушила мою жизнь?!

Встает. Хочет уйти.

- Сядь! – рявкаю так, что мать падает на стул, смотрит на меня с ужасом.

- Миша, я ничего не понимаю!