Из грязи и золота (СИ) - Баюн София - Страница 28

…

От ликера сводило зубы. Если бы Рихард знал, что придется весь вечер смотреть трансляцию из взорванного центра — купил бы что-нибудь приличное. Но ничего другого не было, поэтому приходилось глотать этот винный сироп, развалившись на диване и закусывая сырными лепестками из нарезки. Марш сидела на полу, прижавшись затылком к подлокотнику и щурилась на четыре сектора экрана, делая вид, что ее это совершенно не касается.

Звук они не включали. Зачем слушать, как переговариваются трансляторы в дронах, как карабинеры перебрасываются глухими обрывочными приказами за белыми лицевыми щитами и как воркует команда штатных психологов, вызванных для переговоров с родственниками?

Марш включила Ольтору, и Рихард не возражал. Он слышал за синтезированной скрипичной свою подчищенную партию, и почему-то это казалось удивительно уместным. Неужели музыка, которую он играл, могла сопровождать какие-то другие кадры.

— Нахрена там два твоих аватара? — лениво спросил Рихард.

Это было почти забавно — к первому аватару жалась напуганная девчонка в желтой пижаме, а второй мерцал за мужчиной, которого пытался удержать молоденький врач в желтом кителе.

— Возьми его лицо крупным планом, — попросил он. — Это Клавдий, да?

Марш кивнула. Рихард разглядывал его и думал, что журналистские дроны вырывают из этого тлеющего рассветного хаоса превосходный материал — лицо у Клавдия было идеальное для съемок, фактурное, характерное, хоть и с совершенно неразвитой мимикой. Неудивительно, что больше всего дронов кружилось именно над ним и его дочерью, чем Марш не стесняясь пользовалась, предлагая ему разные ракурсы душераздирающей сцены.

— Это ты устроила? — спросил Рихард, с удивлением понимая, что ему все равно.

— Нет, — равнодушно ответила Марш.

Рихард бросил быстрый взгляд на анализатор убежденности на браслете, а потом усмехнулся и прикрыл его рукавом. Программа не могла проанализировать изменение температуры тела, реакцию зрачка и тональность голоса Марш. Это было так непривычно — верить кому-то на слово.

Верить на слово Марш Арто, и как хорошо и как странно, что ему, кажется, безразлично говорит ли она правду.

Между тем она сменила кадры, подключившись к коронерскому дрону.

— Тебя сейчас выкинет, а мне штраф прилетит, — предупредил Рихард, глядя через темную линзу дрона на изуродованный труп, распластавшийся на камнях.

Вспышки налипали на испачканные кровью белые зубы в обнаженной нижней челюсти. Зеленые стразы на клыках лучисто подмигивали дрону. Сохранилась нижняя челюсть и фрагмент затылка со слипшимися розовыми волосами, и Рихард некстати подумал, что от браслетов бывает польза. Не придется показывать это родственникам для опознания.

Кадр на секунду застыл, а затем сменился.

— Вам начислен штраф за незаконное… — начала Дафна, а потом вдруг замолчала. В наушнике что-то защелкало. — Шесть баллов, — с отвращением закончила она.

— У нее твои интонации, — скучающим голосом сообщил Рихард. — Ты испортила мне помощника.

— Она подстраивается под хозяина. Послушай на досуге свои интонации.

Марш подключилась к следующему дрону, который снимал кучу осколков и золотистой проволоки.

— Это комната зоотерапии. Не могу понять что это за… а, кажется, хомяки. Мне они никогда не нравились.

— И сколько по-твоему здесь хомяков?

— Штук шесть, если считать передние лапы, но вон в том комке еще что-то торчит… а почему это ты сидишь так спокойно и дохлых зверушек со мной разглядываешь, а, Гершелл? Неужели не думаешь, что это я могла сделать? А как же заявление карабинерам и в службу безопасности?

— Думаю, могла, — честно признался Рихард.

У сыра с синей плесенью был слишком терпкий вкус, и от приторного ликера он превращался в горечь. А ведь он специально купил сначала бутылку, чтобы виртуальный консультант мог подобрать правильные сорта. Нужно отправить репорт.

Подробный, на десяток пунктов, старый добрый репорт. Рихард прикрыл глаза и начал мысленно его составлять: несоответствие рекомендации конкретно сформулированному запросу, необратимая потеря временного и обратимая потеря финансового ресурса, нарушение спланированного порядка мероприятия… каждое слово согревало лучше поганого ликера.

— И?!

В голосе Марш слышалось раздражение. Рихард не открывал глаза, но отчетливо представлял, как она отвернулась от экрана и смотрит на него. Это было почти трогательно — то, как она жаждала неодобрения. Почему он раньше не замечал?

— Развлекайся, — совершенно искренне пожелал он. — Я видел у девочки твою осу. Тебе что-то нужно от ее отца, верно? Это на нее ты потратила треть бюджета?

Он открыл глаза. Марш кивнула.

— Могла ты устроить… нечто подобное, чтобы отец в благодарность за спасение дочки сделал, что тебе было нужно?.. — лениво рассуждал Рихард, наклоняя стакан так, чтобы густые красные капли потянулись к искрящемуся ободку.

Прозвучали первые такты Ольторы — в шестой раз. Он сыграл ее для Марш, надеясь удержать ее разум так, как это делал Леопольд, но теперь, когда на экране расцветали возможные отпечатки ее победившего безумия, Рихард не чувствовал ничего. Только призрачное удовлетворение — ему нравилось, как иронично звучит музыка.

— Он уже и так делал, что мне нужно, — неожиданно призналась она. — Все было как надо, а потом какой-то… я не виновата, — буднично сообщила Марш, и теперь Рихард ей верил. — Я не знала, что делать.

А потом она вскочила с дивана и начала рассказывать — торопливо, сбиваясь и срываясь на грязную ругань. Говорила, что сомневалась и не знала, как нужно поступить. Кого спасала бы Марш, кого нужно было спасать ей. Говорила, что теперь Клавдий вцепится в Тамару, запрется дома и станет для нее бесполезен, а она так старалась, столько денег потратила, чуть не за руку его привела к контрабандистам, и вот теперь взрыв, Тамара жива, Клавдий судя по биометрике, к которой Марш, разумеется, давно подключилась, в ужасе и ярости. Вот ведь жалость, вот ведь незадача.

А Рихард сидел, сжимая пустой стакан, и с неожиданным для себя умилением смотрел, как Марш размахивает руками и ерошит стоящие дыбом волосы. Он видел ее такой только трижды, на записях с сеансов Леопольда. Он не мог не растрогаться, слушая, как экспрессивно она возмущается, что не может больше манипулировать отцовскими чувствами человека, который собирался нарушить десяток законов из красного сектора непреложности. И Рихард не мог не оценить, что выбрав этот алгоритм, в котором Марш срывалась и становилась предельно откровенной, она все равно использовала метафоры и обтекаемые формулировки, чтобы Дафна не записала лишнего. Защищает его, кто бы мог подумать.

Какая же дрянь Марш Арто. Вылечил ее, вернул ей глаза, снял все ограничения, какие мог, сделал ее бессмертной, а она вцепилась в худшее в себе и никак не отпустит. Сумасшедшая, злая, отмороженная сука Марш Арто, и смерть ее не исправила. Еще помощь ему предлагала, ну как же.

— Не знаю, что делать, — закончила она. Обхватила себя руками, подняла лицо к потолку. — Леопольд умрет. И я не знаю, что мне тогда делать — Марш умела только всех ненавидеть и быть ему благодарной.

И смерть над ней не властна.

Он поставил стакан на пол, прямо под нос спящему псу. Шевельнулись светлые усы на серой морде, вздрогнули серебристые уши.

— Я, оказывается, тоже ничего другого не умею, — безмятежно сказал Рихард. — Только манипулировать чужими несчастьями и убеждать людей в кризисе делать то, что мне нужно. Мы точно можем друг другу помочь.

Чтобы получить доступ к контенту убедитесь, что рядом есть активная камера. Смотрите на точку шестнадцать секунд.

Это не имело никакого смысла. Вы только увеличили мировую энтропию. Придайте смысл хотя бы этому блоку — купите рекламное место.

Айзек приехал, когда руины центра Брессон остыли, и жирная черная сажа плотно укрыла бетонные обломки.