Курсант: Назад в СССР 8 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 6

— Ну, вы можете хоть на труп взглянуть, — виновато улыбался Огурцов. — Раз уж прилетели. Мы почти пришли.

— Нет, — отрезал Горохов, чиркая зажигалкой и прикуривая вторую сигарету подряд.

— Вообще-то, Никита Егорович, есть приказ, — колобок отступил на всякий случай на пару шагов от Горохова, но говорил твердо. — Который обязывает вас оказывать нам содействие.

Улыбка не сходила с его лица, но и отступать местный следователь не собирался. Горохов прищурил один глаз, прикрыв его то ли от дыма, то ли от злости и, не вынимая из зубов сигарету, процедил:

— Пошли, посмотрим труп. Парень так-то не виноват, что вы такие умные здесь собрались.

— Вот и славненько, — колобок «покатился» по тропинке в глубь чащи, откуда несло сыростью и тленом.

— Но мы здесь долго не задержимся, — бросил ему в спину Никита Егорович, сотрясая зажатой в кулаке сигаретой. — У нас и без того дел хватает…

Мы прошли «козьими» тропами еще метров сто и оказались в сырой ложбине, склоны которой поросли коряжистым лесом с живой изгородью из кустов. Лучи солнца пытались пробиться сквозь деревья, но увязли в раскидистых кронах.

— Будто сумерки наступили, — Погодин тревожно огляделся. — Гиблое местечко.

— И зябко, — добавила Света, поежившись.

— Весна нынче ранняя у нас, — ответил Огурцов. — Тепло. А здесь всегда прохладно, даже летом.

Он снял пиджак и хотел протянуть его Свете. Шустрый малый! Только я его опередил и накинул на плечи девушки свою «шкурку» от «Большевички».

Костюмчик на мне не такой мешковатый, как на колобке. Почти франтовый, ведь купил я его уже после того, когда фабрика заключила контракт с буржуинами и стала использовать западные лекала, заточенные не под телеса камрадов, а под мусьё более благородных. И ярлычок на пиджаке соответствующий имелся: «МПТШО Большевичка. Сделано в СССР по лицензии фирмы Вестра Юнион СА, Франция».

Протопали по дну ложбины и свернули за поворот. Картина маслом. На земле распростерто тело подростка. Вокруг загорают милиционеры, человек в гражданке с фотокамерой и громоздкой фотовспышкой (явно местный криминалист), пожилой сухонький мужичок в вязаной «бабушкиной» жилетке (похож на судмеда) и прокурорский работник в синей «летной» форме с петлицами советника юстиции.

Вся братия давно скучала. Жевала травинки, сшибала щелчками жучков и смолила сигареты. Оно и понятно. Время к вечеру, а оперативно-следственная группа с утра нас тут дожидается. Ну, сами виноваты, нечего было дергать спецгруппу на рядовое убийство, да еще в качестве непонятных консультантов, самостоятельно не вникнув еще в суть.

Нас так быстро сюда запульнули, что Горохов даже не успел разобраться, в качестве кого мы были направлены. Естественно, официальный приказ об откомандировании еще только рождался в недрах ГУУР МВД, а мы прибыли загодя, так сказать, по команде «фас». Такое часто бывает, когда дело не терпит отлагательств. Если бы мы еще официальную бумажку ждали, то бедолагам впору было бы разбивать палатки рядом с телом.

Завидев нашу делегацию, присутствующие оживились и перестали мять мох и пеньки пятыми точками.

Первым к нам подоспел «летчик» и представился:

— Здравствуйте, товарищи, рад видеть. Прокурор города Цыпинска Семен Афанасьевич Звягинцев.

Пожал всем руки. Остальные из его команды на рукопожатия не осмелились, разглядывали нас с нескрываемым интересом и некоторым благоговением. Виданое ли дело, прибыла знаменитая группа Горохова с Курсантом и Психологиней. Даже Федя и Алеша приосанились и повесили на свои довольные морды снисходительные улыбки.

— Здравствуйте, товарищи, — Горохов кивнул присутствующим и, выдернув руку из ладони прокурора, поспешил к трупу.

— Подождите, Никита Егорович, — я деликатно ухватил его за рукав и кивнул на почву возле тела. — Там след обуви.

Никому нельзя топтать улики, даже если это твой шеф.

Горохов остановился и многозначительно покачал головой, будто увидел след раньше меня и совсем не собирался его топтать.

— Слепок почему не сделали? — бросил он вопросительный взгляд на местных.

— Земля сырая и рыхлая, — начал оправдываться криминалист, который как братец напоминал Каткова (такой же солидный в талии и с щеками, которые видно даже со спины), — рельеф рисунка подошвы не отобразился. Я размеры снял, в протоколе осмотра зафиксировали, и сфотографировал его в масштабе.

— Все равно слепок сделайте, — наш шеф так и не примирился с ролью таинственного «консультанта» и по старинке отдавал распоряжения, на что и никто и не думал возражать.

Молоток! Так и надо.

— Есть! — криминалист наклонился и стал ковыряться в недрах потертого и исцарапанного тяготами службы пластикового чемодана, который больше напоминал разбухший дипломат-переросток.

Подросток лежал будто по стойке смирно. Обычный пацан в трикотажном синем спортивном костюме. Кожа подернута трупной синевой с розовым оттенком.

Сутуловатый мужичок в вязаной жилетке, как я и предполагал, оказался судмедом. На огромном носу крепко сидели круглые очки.

— Штольц Карл Генрихович, — представился он и, пользуясь случаем, скромно пожал руку мне и Горохову.

— Рассказывайте, — снисходительно кивнул Горохов, вынимая из недр пиджака блокнот.

— Видимых телесных повреждений нет. Трупное окоченение отсутствует, — бойко начал вещать судмедэксперт. — Значит, время смерти не менее двух суток. А характер, выраженность и окрас трупных пятен, состояние кожных покровов позволяет утверждать, что время смерти не более трех суток.

— Вижу, что свежий совсем, — Горохов обошел тело. — И что же вас смущает? — Никита Егорович явно уловил в голосе судмеда неуверенность.

— Данные измерения внутрипеченочной температуры. Я проколол под правым нижним ребром брюшную стенку и ввел щуп. Температура печени гораздо ниже окружающей среды.

— И что это значит? — Горохов оторвался от блокнота и вскинул на собеседника кустистую бровь.

— Что время смерти — больше чем три дня.

— Хм-м, — Никита Егорович погрыз кончик авторучки. — Нестыковочка, однако…

— А еще меня смущает розовый оттенок трупных пятен. Будто мальчик переохладился.

— Ночью в лесу холодно, ведь так?

— Не совсем… Последнюю неделю температура не опускалась ниже двенадцати градусов. А днем и больше двадцати иногда бывало. Вот как сейчас. В тени это, конечно, не чувствуется. И потом, если смерть наступает в результате переохлаждения, то человек, пытаясь согреться, погибает, принимая характерную позу эмбриона. Лежит на боку, подтянув колени к животу и прижав руки к груди. Этому невозможно противостоять. Я поэтому, собственно говоря, прямо здесь прокол и сделал.

— А тут поза нехарактерная совсем, — кивнул, соглашаясь, Горохов. — И вообще странная. Я бы сказал, постановочная. А розовый оттенок — может, реакция на отравление?

Мы с начальником переглянулись.

— Возможно, убили его не здесь, — согласился Штольц, — Я проведу вскрытие, возьму образцы на биохимию и гистологию. Тогда станет ясно. Вот только никак не могу объяснить, почему антропометрические показатели потерпевшего совсем не изменились за три года, будто он сохранил биологический возраст тринадцатилетнего подростка. Это прямо загадка.

Да, на такое ответа не дашь, и даже версии пока выдвигать затруднительно. Под впечатлением от таких странных обстоятельств мы, кажется, все разом забыли о недавней стычке и сосредоточенно думали.

— А родители что говорят?

— Они были здесь, — вмешался Огурцов, — пережили шок от увиденного. Подтвердили, что Витя совсем не изменился с момента исчезновения в 82-м. Даже прическа такая же осталась. Будто пропал всего лишь вчера.

Светлана зябко повела плечами. И вряд ли только от прохлады в тенистом лесу.

— Подногтевое содержимое изъяли?

— Соскобы сделали, но ногти чистые. Ни крови, ни фрагментов посторонних тканей на первый взгляд нет.

— След обуви соответствует сорок третьему размеру, — вмешался Катков, ползая с линейкой возле нечетких вдавленных отпечатков, один из которых уже заливал белой кашицей гипса местный криминалист.