Катастрофа в две полоски (СИ) - Коваль Алекс - Страница 39

На пороге кабинета совершенно не вовремя нарисовался Стас.

– Войду? – постучал в открытую дверь мой креативный директор.

– У тебя что-то срочное?

Не было не то что желания разговаривать с кем-то, а даже просто видеть. Затеряться бы на пару дней где-нибудь в глуши и привести в порядок расшатавшийся внутренний, мать его, мир.

– Каталог.

Я поморщился, потирая переносицу. Когда уже эта сраная таблетка подействует? Мой качан сейчас к чертям взорвется.

– Что с ним?

– Ты посмотрел? Я вчера его у тебя на столе оставлял.

– У меня сейчас нет абсолютно никакого желания разбираться с ним, Стас.

– Нам пора его пускать в печать, Мир. До банкета три дня, не успеем.

– Пускай, мне плевать. Даже смотреть не буду, – покачал головой, подхватывая со стола бумаги, присланные утром Броневицким. Глаза от цифр, обозначенных в графе “неустойка”, снова на лоб полезли. Теперь я понимаю, какого вшивого так зверствовал утром Костян.

– У нас сейчас есть проблемы посерьезней, – договорил я.

– Тогда распишись, и я его сегодня отвезу в типографию.

Расписываюсь. Молча и не глядя. Надеюсь, ребята не подведут. А впрочем, если я не разберусь с коллекцией Броневицкого и не узнаю, кто роет мне такую глубокую яму, то до показа мы можем вообще не додюжить.

– Что с крысой? – забирая у меня документы, кивнул Стас. – Поймали?

Утром, когда началась вся эта... заварушка, Стас с Мишей, естественно, оказались рядом с вопросами: “как так получилось, что такие важные документы ушли из-под носа?” и “что теперь делать с паникой на фирме?”. Хотел бы я то же самое у кого-нибудь спросить. Но, к сожалению, выше меня никого не было.

Тогда-то нам с Костей уже никак было не отмолчаться и пришлось посвятить их в свою версию случившегося. Поверхностно, правда. Кто был у нас на примете и кого я подозревал в первую очередь, парни не знали, и думаю, им эта информация не нужна. Меньше знают – крепче спят.

Вот и сейчас в подробности я вдаваться не собирался, сказав коротко:

– Поймали, – кивнул, – и прихлопнули.

– Кто это был? – взмахнул руками друг.

– Неважно.

– Как хочешь, ну, а с организатором? Есть версии, кто подослал этого “грызуна”? Кому это ты так дорогу перешел? – полюбопытствовал Стас. Похоже, его действительно не на шутку взволновало произошедшее на фирме. Да любого из нас сегодня нехило тряхнуло.

– Много кому, – начиная с акционеров и заканчивая братцем, кресло гендиректора от которого с моим появлением все дальше и дальше. А вслух сказал:

– Пока в процессе поисков.

– Это отлично, – криво ухмыльнулся друг, – дай знать, как выйдете на этих тварей.

Обязательно. Все узнают, когда я выведу гребаных заговорщиков-интриганов на чистую воду.

– Кстати, а Валерия твоя, Совина, где? –  бросил взгляд в сторону смежного с кабинетом личной ассистентки окна Стас, – задерживается?

– Нет Совиной. И больше не будет. У тебя что-то еще Стас? Если нет, то прости, но мне надо попытаться поработать.

Друг, если и был удивлен моими словами, но ничего не сказал.

Я поднялся на ноги, непрозрачно намекая, что было бы прекрасно оставить меня одного. А Стас дураком никогда не был, кивнул и, бросив:

– Нет, все. Пошел работать. Давай Мир, крепись дружище. Мы в тебя верим, – похлопал по плечу и скрылся с глаз моих.

Верят они...

Зато я сам себе не верю. До сих пор мозг хоть и упрямо доказывал, что таких случайностей и совпадений, как появление Леры на фирме и пропажа документов, не бывает, а вот сердце верить в ее предательство отказывается. Совесть разъедает изнутри, упрямо настаивая на том, что что-то я в этой ситуации упускаю прямо из-под носа. И если бы ее не заглушало разочарование и обида, то, возможно, я бы прислушался, а так…

Сжал кулаки от досады, челюсти от гребаной обиды и клятвенно пообещал сам себе, что Совиной больше не место ни на моей фирме, ни в моей голове, ни, тем более, в моей жизни! У девчонки была тысяча и одна возможность сказать мне правду про журналистику, а не лепетать про задание и другие документы. Тысячи. Но она не воспользовалась ни одной. Значит, так тому и быть. Лера сделала свой выбор, к каким бы дерьмовым последствиям он не привел.

Лера

Я не помню, как я добралась до дома в это утро.

Всю дорогу глаза застилала пелена из непрекращающихся слез. Кажется, пару раз прохожие пытались помочь. Узнать, все ли со мной хорошо и не нужна ли скорая или какая-то помощь.

Ха, дайте мне, пожалуйста, сразу яду!

Или виски, чтобы упиться и забыться и… блин, слезы хлынули с новой силой от понимания, что я ведь даже в запой уйти не могу, потому что беременна! Да еще и от… Мира.

Все у меня не так и через одно “темное” место!

Я брела от остановки до дома, всхлипывая и отирая ладонями дурацкие капли слез, текущие по щекам, а сердце ныло от обиды, разочарования и страха, что это все. Конец. Такой пустоты и темноты в своем будущем я еще не видела ни разу.

Дотянула.

Завралась.

Сама виновата.

Да, я все это понимала, но не думала, что правда раскроется так быстро, а Эллочка-мразь-такая-Робертовна воспользуется мной, как ненужной пешкой, так скоро. Я элементарно думала, что у меня есть время! Хотя бы сегодняшнее утро, чтобы рассказать, чтобы поговорить с ней и с Мироном, чтобы… да что уж теперь крутить в голове эти: если бы да кабы. Случилось то, что случилось. А взгляд Мирона я, наверное, не забуду никогда. Уничижительный, презрительный, полный горького разочарования и глухой пустоты по отношению ко мне, к моим словам и вялым оправданиям. Будто с раскрытием этой коллекции я для него вообще как человек существовать перестала.

Ох… Лера.

С губ срывается новый вздох-всхлип.

Уволил. Жестко, хлестко и решительно. Так, как собственно, он умел. Так, как вел себя со всеми подчиненными. Это только я расслабилась, размякла, усыпила свою бдительность под особым отношением Троицкого ко мне.

Допрыгалась?

Дура!

Обидно, так, что где-то в сердце болезненным уколом то и дело впивается крутящаяся в голове, словно на повторе, картинка наших последних секунд встречи, когда меня буквально выгнали из кабинета.

Но даже это я могла понять! Такую его реакцию, такой его тон и взгляд. То, что он уволил меня, тоже могла понять, но вот то, что не пожелал даже выслушать… кошкой скребло на душе. Я думала, уж чего-чего, а пары минут на оправдания заслужила. Но нет, меня просто вычеркнули из своей жизни.

Когда я дома, в родных стенах, легче мне не стало. Наоборот истерика уже вошла в полную силу, и почти весь долгий день я провалялась на кровати, рыдая в подушку и гипнотизируя взглядом потолок. Сил не было ни на что. Даже ответить на звонок. А ведь телефон разрывался.

Сначала родители, которым я набрала СМС, что занята. Потом Сонька. Потом Элла…

Вот это было, пожалуй, самым неожиданным. Наверняка эта стерва уже знает, что меня уволили и зачем тогда набирает? Чтобы позлорадствовать? Или добить новостью, что и она меня тоже уже уволила? Хотя, даже если и так, плевать! В тот гадюшник я все равно теперь уже не вернусь. Ноги моей там не будет! Серпентарий во главе с ядовитой коброй, не знающей пощады. Дрянь, которой чуждо все человеческое. Пусть они в своих журналах теперь хоть глотки друг другу перегрызут за сенсацию, все равно. Не быть мне журналисткой, права была Сонька. Пойду теперь вон… помидорами на рынке торговать.

Взвыла я по новой, утыкаясь носом в подушку и накрывшись с головой одеялом.

Я не ответила Элле раз. Не ответила два. Три… а потом вообще вырубила телефон, решив, если потеряться, так окончательно и для всех.

Правда, совсем в себя уйти не дало появление взволнованной Соньки. Когда за окном уже сгущались сумерки, подруга начала колотить в дверь, кричать, чтобы я немедленно открывала, а второй рукой зажала дверной звонок и третировала им мои бедные уши, пока я не соизволила поднять свою пятую точку и открыть.