Катастрофа в две полоски (СИ) - Коваль Алекс - Страница 52

Я, к слову, даже не заметила, когда умудрилась сделать попытку отодвинуться.

– Может, поддержим легенду поцелуем в щечку? – испуганно пропищала я. Боясь отнюдь не самого поцелуя, а того, что я попросту не смогу остановиться.

– Боюсь, это будет неубедительно, – разрушил мои надежды мужчина, прошептав практически мне в губы. Крадя вздох. В считанных миллиметрах. Так близко, что я уже ощущала жар его губ на своих. Пьянела от их вкуса.

– Мир...

– Лера, – проникновенный шепот, мое растерянное хлопанье ресницами и его последний взгляд глаза в глаза, такой завораживающий и многообещающий. Взгляд, говорящий о том, что не я одна тут на грани распада на атомы от жара и желания. Взгляд после которого… Все.

Я пропала.

В тот момент, когда губы Мира коснулись моих, мир перестал существовать. Сузился до размера песчинки и сфокусировался на единственном важном для меня в этот момент – ощущении волнующего прикосновения губ Мирона. Мысли выдуло из головы. Сердце выдало громкое “тыдыщь”, ломая ребра, а ноги подкосились. Благо, сильные мужские руки меня поймали, припечатав к каменному телу стальной хваткой.

Я понимала, что не должна так реагировать. Должна оттолкнуть. Но не могу. Нет сил отстраниться. Есть только на то, чтобы прижаться еще сильнее. Плотнее. Ближе. Наконец-то, как мечтала, обхватить шею мужчины и запустить пальчики в волосы, щекоча ладошку о короткий ежик на мужском затылке. Ответить на поцелуй. Разомкнуть губы, встречая настойчивый и горячий язык Мира, отдаваясь полностью в его власть, под его контроль. Подстраиваясь, играя, сгорая и сходя с ума от просыпающихся желаний и ощущений, которые волнами растекаются по всему телу, заставляя желать большего. Гораздо большего!

Я исчезла. В этот момент я окончательно и бесповоротно исчезла. Когда умелые губы Мира нетерпеливо кусали и ласкали мои, когда его язык выделывал невероятные вещи, а руки сжимали так, будто он боится, что я вот-вот пропаду, я в этот момент растворилась в затопивших меня чувствах. Утонула в неожиданно захлестнувшем, подобно волне в шторм, осознании. Я влюбилась.

Я, блин, влюбилась!

Окончательно и бесповоротно.

И тем сильнее был удар по сердцу, когда за спиной я услышала тактичное покашливание, а в ушах всплыл недавний шепот мужчины:

– ... твоя очередь… подыграть...

И на меня снизошло озарение: это была игра. Игра на публику. Поддержание легенды. И ничего больше.

Дура, Лера!

Я отстранилась так быстро и резко, что Мирон, не ожидавший такого поворота событий, расцепил свои объятия. Выпустил меня, растерянно уставившись глаза в глаза. Мои щеки пылали, а в груди зачастило сердце. Дыхание было рваным. В душе что-то защемило. Болезненно так, что аж слезы к глазам подступили.

Нафантазировала себе невесть чего, дурочка. Теперь главное, не разреветься на глазах у мужчин. Главное, не дать слабину, потому что глаза щиплет все сильней и сильней, а всхлип все настойчивей рвется наружу.

Приходится дать себе пару мысленных пинков и пощечин.

Отставить слезы, Совина!

Мирон

Клянусь, в этот момент ужасно захотелось прибить Павла за его появление! Не представляю, как сдержался.

Желание, которое вскипятило кровь, моментально трансформировалось в неконтролируемую злость на того, кто нам так беспардонно помешал. Да, я видел, что Броневицкий вырулил из-за угла дома, направляясь в сторону беседки. Да, я планировал просто приобнять Совину и сделать вид, что мы мило шушукаемся, как два до одури влюленных голубка. Но черт!

Меня повело, стоило только оказаться в запредельной близости от желанных женских губ. Сжать в своих руках ее фигурку. Вдохнуть полные легкие уже такого родного, узнаваемого из тысячи и сотен тысяч аромата ее духов, геля, шампуня, да черт его знает, чего! Но это был фирменный запах моей Совиной. Оказаться близко так, как мечтал с самого маскарада. Я напрочь перестал себя контролировать. Сорвался. Отпустил поводья.

Поцеловал.

А теперь… что теперь?

Даже не знаю, что сказать. Лера отскочила от меня так быстро, что мне пришлось приложить все усилия, чтобы встать на горло вопящему собственнику и не гаркнуть на Броневицкого, с которым мы только-только достигли шаткого перемирия.

Проклятье!

Что она теперь подумала? Шутка? Игра? Что я воспользовался моментом? Поцеловал исключительно для отвода глаз? Судя по взгляду, да.

Но нет же, блин! Знала бы она, как в мозгах искрит. Как все кости буквально ломит, а внутренности выворачивает наизнанку. Как адски подгорает изнутри жажда по ее телу. Только по ее ласкам и стонам. Других мне уже, как оказалось, давно не надо было. Хочу – это уже мягко сказано. Вожделею и схожу с ума от мыслей, от фантазий, от… от всего, что связано с Совиной.

Я отворачиваюсь от своей Леры, не в силах смотреть на ее растрепанные моими руками длинные темные локоны и припухшие от поцелуя губы. Чтобы не видеть этого разочарования в ее все еще горящих желанием темных-изумрудных глазах и не наблюдать ее пунцовых от милого смущения щек.

Млять!

Ну, почему так не вовремя?! Ну, почему этот солидный мужик в годах не почувствовал, что совершенно тут лишний и не развернулся обратно в сторону дома? И где Костя? Твою мать!

– Молодые люди, – хохотнул Павел как ни в чем не бывало.

Ну, хоть кто-то забавлялся ситуацией. Мне вот ни хера было не до смеха. Так же, как и поникшей Лере.

– Павел Олегович, что то случилось?

– Ничего серьезного, просто без вас мы не можем начать.

Зато мы “без вас” прекрасно справлялись.

– Ах, да, прошу прощения, что помешал, – наконец-то проснулось чувство такта в Броневицком.

– Лер? – смотрю на девушку, которая натянув на губы вымученную улыбку, кивает и говорит севшим голоском с нарочито наигранной радостью:

– Думаю, мы с Мироном уже все, что хотели, обсудили, – смотрит исключительно на Павла.

– Вот и прекрасно, – вторит тот кивком.

– Можем приступить к работе, – заявляет Лера, а потом первая разворачивается, чтобы покинуть беседку.

Ее останавливает вопрос Павла:

– А про мое условие вы будущему мужу уже объявили? – и, уже повернувшись ко мне, мужчина добавляет,–- надеюсь, вы не против, Мирон Александрович?

Я выпадаю.

Что еще за условие? Чего еще я не знаю?

Хмурюсь и смотрю на “невесту”. Та, медленно крутанувшись на каблучках, оборачивается и выдает свое восхитительное:

– Ой…

Лера

В голове была настоящая сумятица. Так что вполне естественно, что я напрочь забыла про поставленное Павлом Олеговичем условие. А отсюда вытекает и то, что я совершенно забыла его озвучить.

А сейчас, когда меня фактически “прижали к стенке”, мне пришлось набрать в легкие побольше воздуха и выдать все как на духу. Разрывая душу между все еще врезающимся в сердце, подобно ножу, разочарованием, после ничего не значащего для Мирона и слишком много значащего для меня поцелуя, и необходимостью строить из себя счастливую радостную дурочку.

А когда я передала практически слово в слово Троицкому наш с Павлом разговор, они оба замолчали.

Хотя-я-я, мужчины и до этого многословием не “страдали”. А я уже с пару добрых минут бегала глазами с одного мужчины на другого и мысленно молилась, чтобы Мир отреагировал спокойно. Понял, принял и простил. В конце концов, ничего страшного Броневицкий не попросил. И невыполнимого тоже. Всего лишь хотел, чтобы платье невесты для Мирона Троицкого было его марки и производства его фирмы. Естественно, сшитое согласно предпочтениям и под чутким надзором самой невесты. То есть по легенде меня. А по факту? По факту его будущей жене, кем бы она ни была, теперь придется смириться.

Зачем же самому Павлу это?

Я тогда тоже удивилась. Переспросила: все ли правильно расслышала. Я ожидала услышать как минимум что-то невыполнимое, а максимум зловещее. Но все оказалось до ужаса просто. Броневицкий пророчил свадьбе заядлого холостяка, тщательно оберегающего личную жизнь, статус свадьбы года. А это значит, что она будет иметь много внимания со стороны общественности и прессы. Ну, а платье невесты, той, которая смогла охомутать, охмурить, очаровать (подчеркнуть нужное) Мира, стало бы прекрасным рекламным ходом для марки одежды Броневицкого, который, несомненно, поднял бы продажи в разы. По предположениям Павла Олеговича, опять же.