Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Полищук Вадим Васильевич "Полищук Вадим" - Страница 52

Гах! Блямс. Мы опять мажем, а кто-то из первого взвода попал, сквозь пыль над серым коробком поднимается бензиновое пламя и столб черного дыма. Танки увеличивают скорость, стараясь как можно скорее укрыться от нашего огня за кромкой правого берега, там мы их достать не сможем.

– Прицел двенадцать!

Кланц.

– Огонь!

Гах! Блямс. Снаряд также исчезает в сером облаке. Надеяться на попадание глупо. Проклятая пыль! Горит! Еще один горит! Опять первый взвод отличился! У них и позиция выгодней, и цели не такой плотной пылью прикрыты.

– Прицел двенадцать!

Кланц.

– Огонь!

Гах! Блямс. Кто-то опережает нас, чужой трассер втыкается в серую коробочку. Танк спотыкается, и наш снаряд проходит перед ним. Угол для попавшего в танк снаряда не самый выгодный, но даже с такого расстояния броня «тройки» нашему калибру вполне по зубам. Передние танки уже уходят из зоны досягаемости.

– Прицел двенадцать!

Кланц.

– Огонь!

Гах! Блямс. Нет, не наш сегодня день.

– Прицел двенадцать!

Кланц.

– Огонь!

Гах! Блямс. Последний снаряд мы выпускаем скорее от отчаяния, уже не надеясь попасть. Немцы прорвались к переправе, мы не смогли им помешать. Страшно представить, что там сейчас начнется. Однако один из танков, оставшихся на дороге, так и не загорелся.

– Серега, давай вон по тому. Прицел тринадцать.

– Понял.

– Бронебойным!

Кланц.

– Готово!

– Огонь!

Гах! Блямс. Ну наконец-то попали! Гах! Гах! Первый взвод вслед за нами добивает подбитого зверя. Гах! Подключается второе орудие нашего взвода. Пыль почти осела, и видно, как над танком поднимается тонкий дымок.

– Стой! Прекратить огонь!

Сан Саныч вытягивает шею, глядя на правый берег.

– Как-то слабенько он горит.

– Ничего, авось разгорится.

Нашу дискуссию прерывает новая команда:

– Тягачи на батарею!

А вот это правильно, батарея демаскировала себя. Наши же пушки слишком велики и уязвимы для того, чтобы подставлять их под огонь немецкой артиллерии. Расчет бьет рекорд, ставя орудие на колесный ход. Ствол закрепить успели раньше, чем ЗиС Коляныча зафырчал на краю орудийного окопа. А вот цепляли орудие недопустимо долго, суетились, ругались, но в конце концов справились. Мотор трехтонки взвыл на высоких оборотах, и грузовик, дернувшись, вытащил пушку на поверхность. Успели.

– Сашка, куда? Стой!

– А снаряды?

– Плюнь на них. Давай в машину!

Коновалов выбрался из окопа и его втянули в кузов.

– Коляныч, гони!

Дорога забита беженцами и отступающими. К счастью, можно проехать рядом по целине. Мотор трехтонки воет на высоких оборотах, а скорость всего километров двадцать. Кочки и тяжелая пятитонная зенитка на прицепе не дают машине двигаться быстрее. По нам не стреляют – либо немцам не до нас, либо их артиллерия отстала от передового отряда. На переправе началась паника, толпа, сметая все на своем пути, бросилась на левый берег. Узкий мост не мог вместить всех желающих, прочные перила выдержали напор, люди начали перелазить через них, некоторые стали прыгать в воду. В этот момент в скопище людей и машин врезалась немецкая бронетехника. К моему удивлению, это не танки, а гробообразные бронетранспортеры. Откуда они тут взялись? Вроде к переправе прорывались только танки, а может, я просто не заметил их в клубах пыли. Немцы тоже рвутся к наплавному мосту, он очень им нужен.

– Что творят, сволочи, что творят, – шепот Сан Саныча я слышу даже сквозь шум мотора, – разве ж так можно.

Паника достигает своего апогея, люди разбегаются куда глаза глядят. Некоторые рискуют пуститься вплавь. Ширина реки здесь почти сто пятьдесят метров и на такой риск отваживаются немногие. Гоня перед собой людей, бронетранспортеры выезжают на мост. Я жду взрыва, даже мысленно вижу, как мощный фонтан воды поднимает вверх плашкоуты и деревянный настил. Но секунды идут, а мост стоит, как и стоял. Стучат пулеметы, бронетранспортеры съезжают на левый берег. То ли саперы не успели подготовить мост к взрыву, то ли немцы оказались быстрее. Итог один – путь к городу немцам практически открыт, на этом берегу оборону будет держать только один батальон, за спины которого мы сейчас прячемся. Наши грузовики укрываются за небольшой высоткой. Вслед нам никто не стреляет, видимо, буксируемая артиллерия отстала от передовых частей, а стопяти-и стопятидесятимиллиметровых самоходки у немцев пока только в проекте. К нашему счастью.

Перестрелка у переправы не стихает, потрескивают пулеметы, постукивают винтовки. Но это не бой, а именно перестрелка. Ночное небо полосуют пунктиры трассирующих пуль. Изредка взлетают немецкие фосфорно-белые осветительные ракеты, еще реже желтоватые – наши. Захватив небольшой плацдарм на левом берегу, немцы дальше не пошли, не рискнули атаковать в сгущавшихся сумерках. Ночью переправят танки, подтянут артиллерию, подвезут горючее и боеприпасы. И тогда нашему батальону на левом берегу придется туго. И нам вместе с ним.

А вот у железнодорожного моста идет настоящий бой. Для того, чтобы предотвратить захват моста и переправу вражеской техники, со стороны полустанка Подклетное на мост задним ходом загнали эшелон. То ли наши его подожгли, то ли он от стрельбы загорелся, но сейчас вагоны горят и в свете их пламени отлично видны фермы моста, напоминающие короткие ряды букв Ж, заключенные в четкие стальные прямоугольники. Судя по всему, наши пытаются прорваться к мосту и взорвать его, а немцы, естественно, не дают им этого сделать.

Наша батарея заняла позиции на окраине Подклетного, здесь же расположились и другие батареи нашего полка, а также батареи из артиллерийского полка стрелковой дивизии. Завтра нам предстоит встретить врага здесь. Окапываться закончили около двух, потом еще разгружали привезенные ЗиСами ящики со снарядами. После таких нагрузок молодежь наша вырубилась намертво, а старшему поколению не спалось.

– Что, Саныч, невесел?

Сан Саныч затушил самокрутку и аккуратно спрятал ее в пилотку.

– Как-то муторно мне, командир. Чую, не пережить мне завтрашний день.

– Да ты что? Брось. Перед боем всем невесело, утром пройдет.

– Оно конечно…

Ба-бах!!! Мощная световая вспышка бьет по глазам, секунды четыре спустя по ушам прокатывается ударная волна. Мы одновременно поворачиваемся к мосту, уже засыпавшие выскакивают из окопа. Мощный взрыв сбросил левобережную ферму моста с береговой опоры, и она упала на землю. Видимо, наши саперы не смогли добраться до центральной опоры и вынуждены были подорвать береговую. Сверху скатились горящие вагоны и теперь там каша из перекрученного металла и горящего дерева. Что интересно, сама ферма даже не деформировалась, видимо, у нее большой запас прочности. Теперь техника по мосту не пройдет, а пехота сможет, после того как догорят вагоны.

– Пошли спать, Саныч, утро вечера мудренее. А немцы ждать, пока мы отоспимся, не будут.

– Оно конечно…

– Да что ты заладил «конечно, конечно», живы будем – не помрем. Держи хвост пистолетом!

– Оно… ну да, ну да.

Можно подумать, у одного Сан Саныча на душе не муторно, у меня тоже кошки скребут. Что-то завтра будет.

Бах! Бах! Бах! Ба-бах! Последняя мина взрывается рядом с окопом. Уй-й-й! То ли крупный осколок, то ли камень бьет меня по спине. Ну больно же, совсем фрицы оборзели. Артиллерийский обстрел сменяется минометным, потом прилетают самолеты, которые очень стараются смешать нас с землей, а мы норовим вогнать в землю их. Пока у них получается лучше. Десять секунд – очередного взрыва нет, свист мин также не слышен. Двадцать секунд. Где-то между двадцать пятой и тридцатой Дементьев констатирует:

– Кажется, это были последние.

Если бы! До заката еще далеко, и нам еще не раз предстоит пережить все прелести опорного пункта, атакуемого немецкой кампф-группой. А кому-то их предстоит не пережить. Интересуюсь:

– Все живы?