Карамазов - "Каин" - Страница 23

– Ну же. Иди ко мне, – поманила она меня.

Выдохнув, я вышел наружу и втянул в легкие свежий воздух. Прошагав по прогибающейся под ногами черепице, оказался у самого края и невольно замер. Внизу простирался город. Он раскинулся в полутьме набегающего вечера во всей красе. Золотистый шпиль Адмиралтейства впивался в ночное небо, словно указывая на первые звезды. Разъезжающиеся в стороны улицы тянули к себе, просили пройтись по каменным мостовым. Мосты перекидывались через темную ленту Невы, словно стежки нити, стягивающие тело города, не позволяя ему расползтись в стороны. Но стоит им разойтись в темноте, как город выдохнет и выпустит из мрачных подворотен тени. Вода будет биться о набережную, каменные львы едва заметно станут поворачивать гривастые головы вслед запоздалым путникам. Я осознал, что это мой город.

Я сел на парапет, любуясь огнями фонарей и переливающихся неоновых вывесок. Катерина устроилась рядом, свесив с парапета ноги. Она достала из рюкзака бутылку вина и ловко открыла ее.

– Очень красиво. Держи, гусар. Красное вино хорошо восстанавливает силы после боя. Как знала, что пригодится.

Я принял бутылку и сделал большой глоток. Посмотрел во двор, на подсвечивающийся фонарями, окруженный черными коваными лавочками фонтан. На одной из скамеек сидела влюбленная пара. Парень и девушка. Они о чем-то переговаривались и вполголоса смеялись. А там, через дорогу, шелестели кронами деревья Таврического сада.

На плацу казармы было вечернее построение. Шеренги солдат в синих мундирах вытянулись и замерли перед капитаном. Где-то в полумраке плаца мелькнули три тени. Парни в гражданке, пригнувшись, крались в сторону казарм, и я усмехнулся: видимо, ребята вернулись из самоволки и не успели к построению.

– Красота! – выдохнул я. – Кстати, с чего ты взяла, что тебе придется уходить от меня? Вдруг я решу связать с тобой всю жизнь. Я теперь князь, так что могу…

Катерина только усмехнулась. Обняла меня, положила голову мне на плечо.

– Не шути с моей Семьей, – вдруг сказала она, и ее лицо сделалось мрачным. – Это и правда может плохо закончиться.

– Да я и не думал. Век бы их не видеть. А если серьезно?

– А если без шуток – мой папа никогда не пустит тебя на порог нашего дома. Он свято верит, что ты должен умереть в какой-нибудь придорожной канаве со вспоротым животом. А то, что ты выжил – не твоя заслуга, а исключительно воля случая. Он человек военный. Старой закалки. И была бы его воля, он расстрелял всех музыкантов, блогеров и прочую… цитирую: «Шушеру заднеприводную». Только военная служба императору. Только хардкор.

– За моими плечами четыре года службы, – напомнил я.

Катерина презрительно фыркнула.

– Легион? Отец считает наемников чуть более достойными людьми, чем блогеров. Мясники, дезертиры и грабители, которые не знают, что такое честь. Да и твои красавицы, – она едва заметно скривилась, – теперь тебя уже не отпустят. Они прилипли к тебе, Карамазов. Есть в тебе какое-то качество, которое тянет к тебе женщин, будто магнит.

– Оно называется авантюризм, – подсказал я. – И тяга к неоправданному риску.

– Правильные и не очень девочки всегда любят плохих мальчиков. – Катя вздохнула. – Такова наша судьба, заложенная в нас еще великой Праматерью. Не зря же она привязалась к мужу после того, как он нарушил запрет Спасителя.

Катерина замолчала, словно подбирая слова, а затем прямо посмотрела мне в глаза. И вид у нее был очень серьезный.

– Зря ты согласился на все это. Зачем оно тебе? Судьба семьи Карамазовых – умирать долго и в мучениях?

– А ты что? Гадалка?

– Почти, – усмехнулась девушка, принимая бутылку. – А если серьезно, работа, которую ты взял вместе с обязательствами, не каждому по плечу. Мой дед только перекрестился, узнав, что ты решил принять наследство.

– О чем речь? – не понял я.

Катерина обернулась и удивленно посмотрела на меня.

– Серьезно? Твой дед, Федор Иванович.

– Я почти с ним не общался, – перебил ее. – Родители с детства ограждали меня от деда. А после их смерти я был уже вполне самостоятельным. И дед только подкидывал мне денег первое время, пока я не встал на ноги.

– Ну, оно и неудивительно. – Девушка вздохнула. – Ну, раз ты не знаешь, то значит, завтра тебя ждет большой сюрприз.

– Может быть, ты поведаешь? – я не сдавался.

– Твой дед был инквизитором, – жестко произнесла девушка, и ее лицо застыло жутковатой маской. – Тем самым, который руководил службой по отлову перекинувшихся. И поиском объектов.

– Объектов? – снова озадачился я.

– Ага. «Долетавшая до меня в те далекие времена молва утверждала однозначно – волшебный мир есть! Он огромен и прекрасен, а добро и зло в нем представлено ярче, чем в повседневной жизни: зло – не только наркоманами и уголовниками, а добро как-то еще, помимо отвлеченных понятий», – процитировала она слова из немеркнущей классики.

– А можно… чуть подробнее?

– Можно. Только для этого тебе придется говорить с моим дедом. Ладно, идем. – Девушка встала с парапета. – Хотя…

Она скинула на черепичную крышу кофту. И я быстро смекнул, чего она хочет.

Катерина уже сняла майку. Прикрыла рукой грудь и взглянула на меня из-под полуопущенных ресниц. И я шагнул ей навстречу. Обнял ее, и она жадно поцеловала меня, словно этой лаской показала все переживания, которые испытывала за меня на самом деле.

Я почувствовал легкий, едва заметный холодный ветерок. Потянулся к нему, чувствуя, как Сила в девушке превращается в вихрь. Кожу начало покалывать от эйфории, и я с трудом сдержался, чтобы не нырнуть в этот омут. Кожа задымилась, и черный горьковатый дым подхватил ветер, смешиваясь с ним. А затем Катя легко оттолкнула меня и показала глазами на куртку.

Я послушно сел на ее кофту, и она толкнула меня в грудь. Уселась сверху, склонилась надо мной. И я почувствовал, как ее волосы касаются моего лица. А затем я почувствовал, как девушка раскрылась. И кожу обдало легким дуновением ветерка.

В этот раз в Силе девушки чувствовалась какая-то примесь. Пьянящая, будто бы отдающая металлом. И едва я ее почувствовал, как она вскружила мне голову. А Сила тут же пропала, будто бы и не было ее. Девушка тяжело застонала, отдаваясь стихии. И меня тут же окутало искристо-синее свечение. Лед столкнулся с дымом, и девушка закатила глаза, едва не потеряв сознание от удовольствия. Но я этого уже не замечал. Зарычал, чувствуя, как в кожу впиваются сотни ледяных игл. Катерина вскрикнула и выгнулась. Ее зрачки стали искристо-синими, как холодный лед ледников, в которых заструился дым. Он затягивал расширившиеся зрачки. Катя задрожала, закатив глаза. Склонилась надо мной, поцеловав в губы. Ее волосы щекотали мое лицо. Взгляд девушки был еще мутным, ничего не соображающим. Но черная поволока спала. А я чувствовал, как проваливаюсь в темную пустоту. И где-то там, на дне, был источник эйфории. Холодной, обжигающе-ментоловой, приятной.

А затем я рухнул в него. Сила поглотила меня, проникая в тело сквозь кожу. Я аж выгнулся от удовольствия. Все мышцы свела судорога. Затем все схлынуло, оставив только приятное леденящее чувство в деснах. И покалывание в онемевших губах…

Вечер завершился неудачно. Даже несмотря на то, что полученные трофеи получилось сбыть за приличную сумму в одном из ломбардов на окраине. На пропуске, который парень получил вместе со своими вещами на выходе из суда, был номер Василисы. Она нацарапала на обратной стороне несколько букв, которые в особых кругах означали, что к ней можно обратиться за информацией.

Она ответила на сообщение, подтвердив встречу, но в нужном месте девицы не оказалось. Ответом на звонок были короткие гудки. Выругавшись, Виктор поплелся домой. Воришки, завидев его, настороженно прятались в тенях, несколько душегубов заискивающе сняли шляпы и предложили сигареты. У одного из фонарей его окликнула девица в короткой юбочке, но, когда парень обернулся, она побледнела и принялась усиленно кашлять, всем видом демонстрируя, что жить ей осталось не больше пары минут.