Техник - ас (СИ) - Панов Евгений Николаевич - Страница 8

В штабе, казалось, до меня никому не было никакого дела. Командира дивизии срочно вызвали в штаб фронта, а начальник штаба с красными от недосыпа глазами лишь махнул рукой и распорядился выписать мне документы для поездки в Москву в штаб ВВС РККА. Ещё пару часов заняла бумажная волокита и вот я, наконец-то, выбрался из суеты штабных коридоров на свежий воздух.

Гайдар сразу по приезду ушёл в политотдел, находящийся в боковом пристрое к штабу, и завис там. Ну а я расположился в курилке напротив входа в политотдел, благо там никого не было. Захотелось посидеть на свежем воздухе.

Аркадий, когда закончит свои дела и выйдет, непременно сразу меня увидит. Солнце пригревало и я не заметил как задремал.

— Сержант! Это что ещё такое?! Ну-ка встать!

Я так сразу и не понял, что обращаются ко мне. Спросонья забыл, что я уже не подполковник запаса, а простой сержант. Да и отвык я как-то от подобного обращения. Открыв глаза увидел стоящего перед собой лейтенантика с красным от натуги лицом. По всему было видно, что это штабной. Вот поставьте рядом двух абсолютно одинаково одетых офицеров и тот, кто много лет прослужил в армии безошибочно скажет вам, кто из них штабной, а кто строевой. Есть в штабных что— то этакое, неуловимое взгляду, что отличает их от других. Этот же представитель штабной братии был одет в безукоризненно выглаженную форму, сияющие на солнце сапоги и перетянут новенькой портупеей.

Кряхтя как старый дед я нехотя встал с лавочки, на которой нечаянно задремал. А вообще странно, что он наехал на меня в курилке. Есть неписанное правило, что в курилке, как в дикой природе на водопое, хищники (старшие по званию) не трогают слабых ( тех, у кого звание ниже). Или пока такого правила нет?

— Извините, товарищ лейтенант, задремал нечаянно,— я изобразил, насколько мог, виноватое выражение лица. Как говорится, подчинённый пред ликом начальника должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не вводить начальство во смущение.

— Где ваш головной убор, сержант?!— продолжал орать красномордый,— На гауптвахту захотели за нарушение формы одежды?!

Я смотрел на него как на идиота. Какая, нахрен, форма одежды, когда война идёт и идёт, пока, явно не так, как нам хотелось бы. Может он контуженный? Да вроде не похож. Он, судя по его лощёному виду, и под бомбёжкой то ни разу не был.

— Пилотка на повязку не налезает, товарищ лейтенант,— пилотка и правда всё время норовила свалиться с бинтов на голове и я заткнул её за ремень.

— Какая повязка!?— истерично заорал лейтенант,— Да ты симулянт! Замотал голову тряпкой и думаешь уклониться от своего священного долга бойца Красной армии! Под трибунал пойдёшь!

Всё, надоел, красавчик. Быстро осмотревшись по сторонам, делаю шаг к красномордому и резко втягиваю его за портупею в курилку. Он и среагировать не успел, когда я нанёс ему молниеносный удар в солнечное сплетение. Усадив выпучившего глаза и пытающегося поймать хоть каплю воздуха широко открытым ртом лейтенанта на скамью я склонился к его уху.

— Слышь, ты, щегол пестрожопый. У меня сбитых больше, чем у тебя зубов во рту (обратил внимание, что у лейтёхи нет переднего зуба). Я с первого дня воюю и сбиваю немцев, в отличии от тебя. А ты научись общаться с людьми, иначе когда-нибудь нарвёшься не на такого доброго как я. А сейчас посиди и подумай,— я уже увидел выходящего из двери Гайдара, оглядывающегося по сторонам, очевидно в поисках меня.

— О, Илья!— Аркадий быстрым шагом направился в мою сторону,— Ты документы все получил?— и после моего утвердительного кивка продолжил,— Тогда поехали быстрее. Сейчас машина на станцию пойдёт и я договорился, чтобы и нас захватили по пути. А что здесь происходит?— он, наконец, заметил сидящего в неестественной позе лейтенанта.

Я рассказал ему о случившемся и предложил уехать побыстрее.

— Ты, Илья, иди-ка вон к той полуторке. Я сейчас подойду,— он кивнул в сторону грузовичка, который сейчас чем-то загружали и подсел рядом с лейтенантом,— Ты иди, а нам тут поговорить надо.

Подходя к полуторке я обернулся. В курилке Гайдар что-то говорил более-менее пришедшему в себя штабному, а тот только согласно кивал головой, пару раз бросив в мою сторону удивлённые взгляды.

Уже когда разместились в кузове на тюках, Аркадий повернулся ко мне,— Илья, вот ты вообще нормальный? Ты знаешь, что за такие дела трибунал бывает? Ты нахрена этого мудака ударил? И это ещё кое-кто меня называет психом. Да я ангел рядом с тобой. Хорошо ещё лейтенант оказался с мозгами и когда узнал о твоих делах согласился замять дело. Ты сам-то головой думай иногда, а то повстречаешь какого-нибудь принципиального и поедешь туда, где дед Макар телят не пас.

Я сидел опустив голову. Правильно всё говорит Аркадий. Надо быть осторожнее. Тут, как говорится, вам не там. Заверил Аркадия, что всё понял и осознал и дальше мы ехали молча, глядя по сторонам.

На станции творился если и не бардак, то что-то близкое к этому. Огромная толпа гражданских, желающих уехать подальше от войны, буквально затопила прилегающую к вокзалу площадь. На перрон никого не пускали стоящие в оцеплении милиционеры. Сейчас там шла погрузка в санитарный поезд раненых из местного госпиталя. Кое-как смогли пробиться к начальнику станции.

— Часа через три подадим эшелон и я вас на него пристрою,— сказал он, перед тем внимательно изучив наши документы,— Как там, тяжко?— он кивнул головой в сторону.

— Тяжко, но выдюжим,— ответил я, глядя на этого уставшего пожилого мужчину в форме железнодорожника. Похоже он не спал уже несколько дней принимая и отправляя составы.

С трудом найдя свободный пятачок в здании вокзала, разместились и перекусили тем, что положили в дорогу повара в полку. В штабе дивизии, из которого пришлось поспешно уехать, ни позавтракать, ни пообедать не получилось и желудок уже настойчиво требовал пищи. Пока я нарезал хлеб, пол круга умопомрачительно пахнущей колбасы и открывал банку консервов, Аркадий успел раздобыть чайник с кипятком. У него в командирской сумке нашлось немного заварки в бумажном кульке и комковой сахар в холщёвом мешочке. После того, как голод утолили, окружающая действительность перестала быть чрезмерно мрачной. Жизнь, как говорится, налаживается.

— Бежите, значица,— сидящий рядом тщедушный старичок с седой куцей бородёнкой в видавшем виды пиджаке даже не спросил, а ехидно констатировал.

— По служебной надобности, отец,— опередил я пытавшегося ответить что-то резкое Гайдара.

— Так оно ж получается, что надобность то ваша там, где вороги, а вы в другую сторону навострились,— дедок прищурившись смотрел на нас,— Что же вы, ироды, нас не обороняете? Землю нашу на поругание бросаете?

— Это временно, отец. Уж больно силён немец да и напал внезапно, прикрывшись договором о мире. Ты же, поди, и сам знаешь их подлую натуру. А немца мы разобьём. Сколько их приходило к нам с войной? И немцы, и поляки, и французы и всех их били. Так что даже не сомневайся. Вот соберёмся с силой и вломим им. Так уж у нас на Руси заведено, что мы долго раскачиваемся, да больно бьём.

Нашу поездку в поезде комфортной не назвал бы даже обладатель самой богатой фантазии. Поезд плёлся с черепашьей скоростью, подолгу ожидая на станциях, когда пройдут встречные эшелоны, идущие к фронту или обгонят санитарные составы, везущие в госпиталя раненых. Но всё же, как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Зато было время подумать в относительно спокойной обстановке.

Я всё чаще и чаще задумывался, что, может, попробовать всё же пойти по пути бесчисленной армии попаданцев, которых, если судить по прочитанным мной книгам, тут в 41-ом году ну просто завались. Плюнуть, буквально, не в кого, чтобы не попасть в попаданца. И все они в едином порыве дают советы Сталину, поют песни Высоцкого, прилаживают куда только можно командирскую башенку и внедряют промежуточный патрон и прочий "ядрён-батон".