Кошки-мышки (СИ) - Флёри Юлия - Страница 49

— Да пошёл ты… — Послала я его от души и осела на топчан, осторожно стягивая бельё.

Вот теперь он смотрел. На не бельё, конечно же, глаза мои отыскать пытался, взгляд ловил и недовольно пыхтел, претерпевая неудачи.

— Если ты считаешь, что я в чём-то перед тобой виноват…

— И в мыслях не было! — Резко перебила я, не позволяя оправдаться.

Дементьев в принципе не любил, когда его перебивали, это я знала наверняка, но мой упрёк стерпел, обратив глаза к полу. Он осторожно выдохнул и переждал сложный момент, позволяя успокоиться.

— Ты сейчас злишься и это объяснимо, это пройдёт.

— «Всё пройдёт… И это тоже пройдёт». Не помнишь, кто сказал такую умную фразу?!

— Когда ты успокоишься, всё будет видеться в ином свете.

— Конечно! Это ведь не ты насмехался надо мной, когда я из реки выбраться не могла, правда?

— Зачем ты пошла к реке? — Без иронии спросил он и даже нахмурился.

— Искупаться захотелось! С тобой такого никогда не бывает?! Чтобы хотелось купаться!

— Не истери!

— Это ещё почему?!

Я, наконец, справилась с юбкой, которая больше подошла бы для игры в теннис, и теперь смело могла встать, ведь так чувствовала себя увереннее. Скрестила руки на груди, защищаясь, а когда Дементьева этот жест заинтересовал, с нескрываемой злостью раскинула их в стороны.

— Женщине не к лицу впадать в отчаяние. — Услышала сухой комментарий.

— А колоть дрова женщине к лицу?!

— Я предложил альтернативный вариант, но тебе он показался… каким, кстати, показался? Недостойным? Неприличным? Неуместным? Каким?

— Ты считаешь, что я готова переспать с первым встречным, только бы на пять минут забыть о холоде? Дементьев, ты в своём уме?!

— Я не первый встречный. — Осторожно заметил он и покачал головой. Тоже привстал. Стол стороной обошёл и присел на его край, опираясь ладонями позади себя.

— Но и я не сумасшедшая! Ты считаешь, что можешь ставить мне условия? Что можешь диктовать, что красиво, а что нет? Да кто ты такой, чтобы так говорить?!

— Судя по всему, мужчина, который тебя по каким-то причинам интересует. — Спокойно ответил Дементьев, но было заметно, что поддаётся моему возбуждению и концентрируется, сдерживая себя. Губы поджаты, челюсть выдвинута вперёд. Взгляд прямой, фиксирующий каждое движение, ложно расслабленное положение, которое едва ли даёт мне гарантии спокойствия.

— Да кому ты нужен, мужчина! — С презрением хмыкнула я, чем Дементьева нешуточно задела. Напряжение он скрывать перестал. — Что ты из себя представляешь? Думаешь, что всё в своей жизни видел и тебе всё можно?! Я не ем «фуа-гра», я теперь предпочитаю «Оливье», меня мутит от импортного «Виски», я выбираю русскую «Водку», мне приелся комфорт и достаток, я выбираю избушку на курьих ножках с удобствами на улице, так?! Зажравшийся денежный мешок! Ты никого и ничего не видишь, кроме себя самого! Тебе никто не нужен… Самого себя и то много! Что ещё? Может, и от своего доминирования в жизни ты устал? Может, в сексе предпочитаешь инициативных женщин с плёткой в руках? А что? Я не удивлюсь, однажды увидев тебя в латексе и коленопреклонённой позе. «Да, детка, ещё, ещё! Отстегай меня, я такой плохой мальчик!». — Кривлялась, изображая я возбуждённые восклицания. — Ты такой самодостаточный и самоутвердившийся? А что у тебя есть? Чем ты дорожишь? Что сможешь вспомнить в момент, когда останешься с собой один на один? Баб своих бесконечных? Деньги заработанные? Что?

— Тот же вопрос могу тебе адресовать. Кстати, есть что ответить?

— Есть, только не тебе и не здесь! Потому что тебе это не нужно! Зачем мы сюда приехали? Кому и что ты хотел доказать? Может, хотел сказать, какой ты простой парень? Ты, вообще, любить-то умеешь? Жену всё свою вспоминаешь, на фотографии любуешься. Есть о чём сожалеть?

— Оставь Оксану в покое.

— А с чего вдруг такой тон?! За живое задела? Что же, я рада, что есть хоть один человек, который видит тебя насквозь. Все достоинства, если они есть, и все недостатки, которых, поверь, хоть отбавляй! Только в отличие от других, ты признаться в этом боишься. Строишь из себя всемогущего и идеального. Прямо, не человек, а полубог! Только ты такой же смертный, как и все мы. Что знает твоя Оксана такого, чего не знают все остальные? Неужели она тебя бросила? ТЕБЯ! Да как посмела?! Как ей это сошло с рук?! И ты вот так отпустил? Взял и отпустил, не желая доказать, объяснить, что неправа?!

— Не стоит говорить о том, о чём не имеешь и малейшего представления.

— А что тут знать?! Ты не нужен ей, вот и весь секрет. Ты! Ей! Не нужен! Понимаешь? Сколько хочешь можешь вздыхать, глядя на фото. Можешь даже подрочить, представляя, что она смотрит на тебя в этот момент, только ничего от этого не изменится. Хочешь, я скажу, что тебя так задело? — В порыве я остановилась, упирая руки в бока. Отдышалась. — Вспоминая о ней, ты чувствуешь себя неудачником, которым, по сути, и являешься! Как правильно сегодня сказал? Если не прятаться за мишуру и суету, становится видно, что из себя представляешь на самом деле, так?! Так вот она знает это наверняка. И её рядом с тобой нет! — Обличающе ткнула я в Дементьева указательным пальцем. — А ты ведь честный, ты стерпеть не можешь, что тебе воспевают дифирамбы. Однако она петь перестала, оттого и выгнал? Конечно, что может быть страшнее разочарования? Или всё же ушла?

— Оставь Оксану в покое. — Чётко разделяя каждое слово, прорычал Дементьев.

Возможно, уже тогда мне следовало остановиться и действительно замолчать, но не могла. Накипело, и замолчать я просто не могла!

— О-о! Я узнаю этот тон! Переводится как: «святое не тронь!» А чем она такая особенная, а? Совершенное существо, не то, что все остальные, сирые и убогие? Почему? Потому что когда-то тебя выбрала? Или ты её выбрал? Дай угадаю… ты не смог стать для неё идеальным мужем? Значит, ты у нас несовершенен, а не она. Значит, ты недостоин.

— Замолчи.

— Отчего же? Чтобы ты в очередной раз посчитал себя правым? А с какой стати? Почему я не могу высказаться, не могу сказать того, что думаю?

— Просто потому, что ты сейчас неправа.

— А кто это сказал? Ты?! А кто ты такой, чтобы решать, кто прав, а кто виноват? Ты эгоист, Дементьев. Ты вот сейчас рот мне закрываешь, когда о жене твоей драгоценной говорю, а глаза адским пламенем блестят, словно на кусочки разорвать хочешь. Хочешь, но сдерживаешься изо всех сил. Она и всё, что её касается, для тебя за гранью? Так всегда было? Так, почему ты её не ценил? Ума не хватило? Почему к себе не привязал как вы, мужчины, это умеете? А что у нас прочнее любой верёвки, любой цепи? Чего не хватило вашей совершенной семье? Знаешь ведь, по глазам вижу, что знаешь.

— Остановись. — Прозвенел от напряжения его голос, а я лишь усмехнулась, при этом чётко осознавала, что на поворотах скорость следует сбавлять.

— Ребёнок! — Произнесла я громко и чётко, прозвучало отчего-то как приговор. Дементьев сначала от напряжения затрясся, а потом отступил, голову опустил и провёл по волосам растопыренными пальцами, сжимая пряди волос. А я наотрез отказывалась воспринимать все стоп-сигналы.

— Почему она не родила тебе сына или дочь? Кто из вас двоих не захотел? Кто не решился изменить свою жизнь? Почему-то кажется, что именно ты. Ведь у неё есть семья, так? И муж есть. Я слышала ваш разговор несколько дней назад. Она смеялась в трубку, что-то рассказывая про детей, а ты глаза закрывал от блаженства, что можешь слышать её голос, что можешь хотя бы прикоснуться к её жизни. Оно того стоило, Данил? То, что ты выбрал в какой-то момент своей жизни, того стоило, скажи?

— Замолчи. — Прошептал он, закрывая лицо обеими ладонями. Я отступила. — Замолчи! — Посмотрел на меня, а в глазах ненависть. То ли ко мне, то ли к моим словам, то ли к себе самому. — Просто закрой рот! — Прокричал он, резко в мою сторону дёрнулся и больно сжал голову, удерживая её двумя руками. — Никогда! Ни-ког-да не смей лезть в мою жизнь! Она не для тебя, слышишь?! — Разразился Дементьев криком, не контролируя своей силы. Весь сжался, возвышаясь надо мной. — Она тебя не касается! Тебе нет в ней места! Понимаешь ты это или нет?! — Он оттолкнул меня от себя и повернулся к столу, с силой упираясь в его поверхность. Глухо прорычал и одним размашистым движением всё со стола сбросил. Снова в волосы руками вцепился, запрокидывая голову к потолку.