Кошки-мышки (СИ) - Флёри Юлия - Страница 51

Он говорил, а я слушала. Слушала и понимала, что его слова очень похожи на правду. Ту, которую он мог бы и не озвучивать. Наверно, и сам уверился в них, не понимая, не замечая, что это лишь желание закрыться от людей и не позволить кому-то сделать тебе больно. Ему тоже может быть больно. Не сейчас, когда пустыми глазами на меня смотрит. Не тогда, когда насмешливо кривит губы, снисходительно наблюдая за моими жалкими попытками приблизиться. А по сути, ещё и не было между нами момента, когда Дементьев стал самим собой. Он всегда оставался на недосягаемой высоте. И когда сделал предложение, от которого не могла отказаться, и когда мило улыбался на аллее в парке.

Сейчас он позволял всё это обдумать, проанализировать и в очередной раз принять выгодное, с его точки зрения, предложение, в котором вроде каждый остаётся при своём. Но что-то было не так. И он, и я это знали. Иначе с чего бы это странное ощущение напряжения между нами? С чего тогда расползается эта тёмная, густая масса, которая неприятно давит на сознание? Откуда этот страх, трясущиеся колени у меня и с силой сжатые зубы у него самого? Он тоже боится. И именно от страха сжимает ружьё, осторожно перебирая замлевшие от напряжения пальцы. А самое опасное в этом страхе то, что ты не знаешь, чего ожидать от себя. Тогда как понять, что можно ожидать от того, кто стоит напротив?

Я поддалась этому страху первая. Дементьев к чему-то готовился и совсем не был похож на рассудительного, с холодным расчётом мужчину. Сейчас на десяток километров в округе нет никого, кто бы посмел указать на ошибку, возразить. Лес, река, хмурое дождливое небо. Это позволяет чувствовать определённой степени власть. Точнее, власть безграничную. А он, привыкший к тому, что его слово — закон, чувствует это особенно остро.

— Руку… убери. — Проговорил он нарочито медленно. Предельно спокойно.

Мои пальцы, вопреки его словам, судорожно обхватили поржавевшую, но всё ещё прочную ручку глухой двери. Зрачки Дементьева расширились, ноздри разошлись, пропуская в себя больший поток воздуха.

— Отойди от двери, Нина.

Я будто физически чувствовала, с каким трудом даётся ему лёгкость в голосе. Сделала шаг в сторону, приближаясь к выходу.

— Отойди от чёртовой двери! — Крикнул он, не особо понимая, зачем это делает, и я рванула на улицу.

Отбежав метров на двадцать, поняла, что жуткий гул — не что иное, как биение собственного сердца. Обернулась, а Дементьев стоит в проходе.

— Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать. Поиграем? — Прицелился он, резко вскинув ружьё, став в стойку.

— Ты рехнулся?! — Крикнула я, панически прикидывая, как свести к шутке всё то, что сейчас произошло, но Дементьев не позволил.

Скривился, сбиваясь с прицела. Склонил голову, укрываясь от ветра, пока прикуривает. Плечом дёрнул, глубоко затянулся и одним ровным выдохом выгнал дым из лёгких.

— Помнишь, ты сказала одну умную фразу, спросила, правда ли, что меня заводят твои трепыхания?! Я тогда не совсем понял, что имела в виду! Только теперь ощущаю в полную силу и смогу точно ответить: заводят, Нин! — Выкрикивал он фразу одну за другой, хотя в тихом глухом лесу в этом не нуждался, скорее, выражал эмоции. — Сильно заводят!

Бежать я не собиралась. И в мыслях не было. Не было… ровно до того момента, как он не побежал первым. Не знаю, может, сработал инстинкт жертвы, который кроется в каждом из нас, может, угроза, исходящая от Дементьева была настолько реальна, что я в неё поверила, но бежала быстро. То есть, бегать не умею в принципе: не держу ритм, не высчитываю, не чередую дыхание, да и бежать-то было некуда. Скажу больше: я точно знала, что Дементьев догонит и вроде в этом побеге тут же отметался смысл, но остановиться… просто взять и сдаться я не могла. Едва ли, как и несколько минут назад, могла сказать: это игра. Нет, это была жизнь. Непредсказуемая и опасная. Чем она опасна — не подозревала, но развязки боялась жутко. И его дыхания, которое практически ощущала на себе. Сначала я кричала, но потом поняла, что крик отбирает силы, да и радовать его своим страхом не хотела, потому быстро смолкла и лишь изредка постанывала, когда, казалось, что сил не осталось.

Самым противным было то, что догонять Дементьев не спешил. Загонял, давая призрачную надежду на успех, периодически останавливаясь, посмеиваясь за моей спиной. И вдруг стало понятно, что инстинкт охотника убил в нём всякий здравый смысл.

В какой-то момент я обернулась, а Дементьева за спиной не оказалось. Но была резкая боль в боку, жёсткое дыхание, холодный воздух, обжигающий горло, и страх, за которым даже себя не слышишь. Где-то в стороне хрустнула ветка. Я обернулась и дёрнулась: Дементьев сломал её руками, привлекая моё внимание. Он жевал травинку, гоняя её между зубов.

— Ты меня внимательно слушала, Нинок? Несколько минут назад я обещал быть нежным. — Засмеялся он, делая пробный шаг навстречу. — Так вот, шанс свой ты упустила, потому не обижайся.

Он сделал резкий выпад, будто нападает, на самом же деле, лишь пугнул, заставляя снова бежать. Заставляя забыть о боли и слабости. Грубая лесная трава больно била по голым ногам, ветки деревьев и кустов царапали руки, грудь.

— Не устала?!

Услышала я насмешливое, только не поняла, откуда доносится звук. Стала, как вкопанная, когда заметила Дементьева на пригорке. Чуть впереди, шагах в двадцати от меня. Сейчас он не привлекал. Он показался страшным. Страшным и опасным. С жёстким, будто нечеловеческим взглядом. Такой взгляд я знала хорошо, потому попятилась.

— Да хватит уж. Набегалась, — заботливо проговорил он.

Но я побежала. Мне казалось, что ещё быстрее, вот только ноги становились ватными, всё чаще цеплялись за ветки, коряги. Я падала и поднималась, не замечая того, что происходит вокруг. Споткнувшись очередной раз, я надсадно простонала, увидев ботинки с высокой шнуровкой шагах в трёх от собственного носа. Губу прикусила, чтобы этот звук подавить, но он был сильнее и всё равно сорвался.

Вроде я и встала, но от боли хотелось согнуться пополам, а Дементьев смотрел на меня свысока, даже бровь приподнял, ухмыляясь. И ему было всё равно, что руки мои дрожат, что на сбитых коленях кровь. Он смотрел с откровенным, выставленным напоказ превосходством, с довольствием, с триумфом.

— Остановись! — Бросил он с угрозой, когда я посмела сделать шаг назад.

— Ты с ума сошёл… — Прошептала на сбившемся дыхании, заплетающимся языком.

— Остановись, всё, ты проиграла! — Крикнул, а я боялась блеска в потемневших глазах, того безумного по своей силе азарта, который лился из них.

Он насмехался и приказывал, а я, наверно, уже по инерции, продолжала отступать, пока не развернулась, чтобы бежать снова.

— Стой, мать твою! — Взревел он и выстрелил, этим выстрелом оглушая.

Я даже не сразу поняла, что оглушил не сам выстрел, а мой крик. Громкий и какой-то дикий, словно и не мой вовсе.

— Дементьев, ты животное. — С опозданием услышала я собственные слова. Ничего перед собой не видела, дрожащими руками, скрюченными пальцами пыталась глаза, лицо закрыть, уши закрыть, чтобы не видеть ничего, чтобы шагов его приближающихся не слышать, только руки не поддавались и продолжали трястись, не справляясь.

Ружьё упало в метре от ног, а потом он обнял. Обнял и носом уткнулся в мой затылок, что-то бормоча. То ли целуя, то ли покусывая кожу на шее, свободной рукой по моему телу шарил, намеренно болезненно кожу царапая.

— Не смей! Не смей, не трогай! — Вывернулась я, чтобы через мгновение оказаться в той же позе, только теперь его рука в локтевом захвате за шею удерживала, а зубы, уже вполне отчётливо, до боли впивались в плечо.

В слепой схватке мы топтались по кругу. Я, теша себя иллюзиями, что могу спастись от навязчивых прикосновений, он — мою иллюзию подпитывая. На самом же деле, лишь давая временную передышку, и хватку чуть ослаблял, чтобы спустя мгновение сжать ещё сильнее, чтобы больно ухватить, впиться пальцами в том месте, где до этого побывать не успел. Характер движений был ясен с самого начала: Дементьев хотел меня. И желаемого был намерен добиться. Наверно, подойдёт даже пафосное высказывание «добиться любой ценой», вот только я не сдавалась, вынуждая к действиям более решительным. Рваные, до этого поверхностные движения, сейчас имели определённую цель.