Чужие степи 2 (СИ) - Ветров Клим - Страница 10

Закончив с «чаепитием», я передал кружку штурману, и чуть добавив оборотов, развернул кукурузник, выровняв его на прямой.

Затем проверил показания приборов, положение закрылок и руля. У дяди Саши на это уходило пару секунд, но у меня пока так не получалось, я делал всё по порядку, и стараясь ничего не упустить, постоянно перепроверял сам себя.

Вроде всё в порядке.

Поднимаю обороты до тысячи, отпускаю тормоз, машина начинает разбег и довожу до двух тысяч.

Полоса не чищена, но снега не много, поэтому не страшно, сантиметров до тридцати разрешается. По хорошему бы лыжи поставить, но это только с дедом, пока он не вернется буду летать так, на колёсах. Объясняя мне их устройство, в подробности он не вдавался, но из того что я слышал, вывод напрашивался однозначный — просто лыжа, и лыжа для самолета, это вообще не одно и то же.

Скорость девяносто и самолет отрывается от земли — на взлёте действую автоматически, не тратясь на долгие размышления, любое промедление может вылезти боком. Опоздаешь с подъёмом — влетишь в снежную кучу в конце полосы, поторопишься, самолет поднимется и тут же пойдет в распрыжку — скакать будет, как мячик.

Но это только представляется страшно, на самом деле особо сложного тут ничего нет; нужной последовательности действий можно и обезьяну научить. Настоящее же мастерство лётчика проявляется в нестандартных, нештатных ситуациях. Ведь почему у перешедших в гражданскую авиацию военных, процент аварий в несколько раз меньше? — Да потому что на службе они только и делают что из этих ситуаций выкручиваются. А те кто сразу на гражданскую авиацию затачивается, такого опыта не имеют. Гражданский лайнер он ведь как автобус, такой же плавный и неповоротливый.

Высоко не поднимаюсь, высота сто метров, под нами уже лес, слегка доворачивая штурвал, и иду на разворот. Андрей тем временем включает запись на камере в телефоне и ставит его в штатив-крепление. Если что-то ищем, так всегда делаем, на скорости можно чего-то не заметить, поэтому перестраховываемся.

— Может с окраин начнем? — предлагает он. — В центре всё перелазили, туда они точно не сунутся.

На центральной улице посёлка располагалось больше всего магазинов и всякого такого, поэтому её очень основательно разграбили, да ещё и сожгли всё что горело. Эту улицу мы сами хорошенько прошерстили, не знаю, наверное из сотни расположенных там домов если только десяток не горелых остался. Да и те серьёзно почищены. Аборигены забирали всё что представляло хоть какую-то ценность, снимая даже панели со стен, и линолеум с полов, особенно если на них был какой-то интересный рисунок.

Соглашаясь с Андреем прицеливаюсь на самый край поселка, он размазан, четкой границы нет, поэтому ориентируюсь на укутанный инеем лес.

Скорость сто двадцать, нужно сбавлять, но на такой высоте могу не справиться, чем самолет выше, тем больше у пилота времени на раздумья, и наоборот. Мне же, ввиду почти полного отсутствия опыта и навыков, времени нужно много, поэтому снизив скорость до сотни, чувствую себя укротителем, сунувшим голову в пасть ко льву.

Если смотришь на летящий высоко в небе самолет, всегда кажется что он еле тащится, — будь то хоть реактивный истребитель. Лётчик же, в кабине этого самолета, вообще не замечает скорости, особенно если не видит землю. Но стоит кому-нибудь, даже вертолету, пролететь на высоте сто — двести метров, понимаешь насколько быстро он движется, а для пилота земля просто размазывается в сплошной калейдоскоп.

Но мы не на истребителе, у нас скорости не те, поэтому кое-что разглядеть успеваем.

Заборы, дома, дороги. Всё покрыто снегом, он скрывает горелые крыши и поваленные стены, сверху всё кажется не таким уж печальным, белое покрывало хорошо прячет последствия разыгравшейся здесь трагедии.

Во второй, или в третий раз, сейчас уже и не вспомню, от нечего делать я напросился в посёлок с небольшой группой из четырех человек. Я бы и не попал туда никогда, мы с дедом занимались перевозкой солярки, и на брожение по мёртвому посёлку времени у нас не было. Но в тот раз что-то случилось с мотором, и пока он ковырялся в нём, я решил прогуляться.

Шли от лагеря в сторону южной окраины, это примерно километров пять. Пересекли промзону, точнее её руины, перешли асфальтированную дорогу прямо по хорошо сохранившемуся пешеходному переходу, и вышли на коротенькую улочку почти перед самым лесом. С одной стороны улицы стояло десять домов, а с другой всего три, но с большими участками. Один из них как раз и был нашей целью; красного кирпича, высокий, с цокольным этажом и мансардой коттеджик. Верх его выгорел полностью, а вот цоколь огню не поддался.

Окна его были закрыты железом, а дверь вообще напоминала что-то сейфовое. И окна, и дверь, явно пытались взломать, характерные следы виднелись повсюду. Судя по всему аборигены долбили их чем-то железным, но безуспешно. Собственно мы хотели заняться тем же самым, но уже с помощью современных технологий в виде генератора и болгарки.

Дошли, осмотрелись. Раскатали удлинитель, завели генератор и приступили к работе. Дверь пилить не стали, уж очень серьёзно она выглядела. Выбрали наиболее дохлое окно — как нам показалось, и прорезав в нём достаточную для «пролаза» дыру, засунули туда первопроходца.

Оказалось что за окошком закрытая железной дверью комната, причём закрыта она снаружи, а в самой комнате кроме нескольких клеток с толстыми металлическими прутьями, и прибитыми к стене цепями ничего нет.

Передав туда болгарку, мы снова завели генератор и приготовились ждать.

Но с дверью всё получилось быстро, — в отличии от входной, она оказалась самой обычной, из простого листового металла. Оставив одного бойца на стрёме, мы с ещё одним товарищем полезли внутрь странного жилища.

Там было темно, сырой и холодный воздух отдавал плесенью и ещё какой-то гадостью, но любопытство гнало нас вперёд, — нам всем и мне лично казалось что в этом наглухо запертом месте находится что-то очень важное. — Света налобных фонарей хватало чтобы разогнать темноту, а пистолет за поясом придавал уверенности.

Так что протиснувшись через дыру в двери, мы оказались в широком коридоре, с ещё несколькими дверями. Толкнувшись в первую мы попали в большую квадратную комнату с низкими потолками: Диван нескромных размеров, пустой одежный шкаф, тумба со старым, накрытым простынкой, телевизором, хрустальная ваза на нём, а в углу миниатюрная печь с большой кастрюлей, и сложенной рядышком кучкой дров.

Пробежавшись фонариком по всем углам, и не найдя ничего ценного, я заглянул в кастрюлю, — хоть её забрать, в лагере воду греть, или еще чего. Но заглянул и отпрянул. Думал показалось. Позвал ребят, — что б не страшно, снял кастрюлю с печи, и пинком ноги опрокинул. — на пол выкатились пустые человеческие черепа. Что? Зачем? Почему? — оставалось загадкой. Пройдясь по остальным комнатам и найдя несколько клеток с закованными в цепи засохшими мумиями, мы ещё больше потерялись, если все на привязи и не имеют возможности передвигаться, то кто закрыл изнутри дверь?

— Справа по курсу люди! — Неожиданно закричал Андрей, и схватив рацию, принялся вызывать лагерь.

Машинально повернув голову я увидел на крыше полуразрушенного строения подпрыгивающих и машущих руками людей. Подробнее рассмотреть не удалось, помешала высокая скорость и неудобное расположение. Зато Андрей среагировал, тут же прильнув к биноклю.

— Это наши! — закричал он, привставая со своего кресла.

Мы уже пролетели над целью, поэтому чтобы не потерять её из виду, ему приходилось изворачиваться.

— Свяжись с Иванычем, доложи! — Я понимал что на крыше мужики сидят не просто так, скорее всего они забрались туда спасаясь от какой-то опасности, и возможно что кроме этих двоих никого не осталось.

Первое что приходило на ум — твари, но тогда почему они не залезли за добычей на крышу? Высота там хоть и приличная, но тварюги очень прыгучи, и забраться туда им ничего не стоит.