Маневры 3 (СИ) - "АЗК" - Страница 18

Как и прошлый раз, первыми открыли огонь неизвестные нам артиллеристы передового взвода. Кто-то из них забравшись на высокое дерево корректировал огонь всех орудий в "мертвой" зоне около моста. Судя по всему наблюдатель с телефоном разместился очень удачно. По его докладам стало ясно, что три подбитых при первой атаке танка фашисты утащили в тыл. Остался только сгоревший остов четвертого, но его сдвинули в сторону от дороги, освободив проход к мосту.

Высота берегов тихой, неспешно текущей небольшой речки, была почти одинаковой, но наш берег был чуть-чуть выше практически во всей полосе нашей обороны. Зато противоположный был намного гуще изрезан небольшими овражками и зарос густым кустарником. Наш комбат не стал выводить пехоту на голый берег, а выставил в удобных местах несколько дополнительных НП, с которых отлично все просматривалось. Меня с бойцами всунули между НП командира батареи и курсантским ПРП. Свой наблюдательный пункт мы разместили в небольшой ложбинке прикрытой густым кустом. Притащив десятикратную зенитную трубу и полевой телефон, подключенный к рации стали наблюдать. Поскольку уже было хорошо за полдень и солнце ушло на запад, то есть светило в нашу оптику, на линзы надели специальные бленды из комплекта. В ТЗК было отлично видно как танки противника расползаются по укрытиям на том берегу.

— Товарищ лейтенант, почему наши не стреляют? — обратился ко мне один из солдат. Ответить мне помешало, то что практически перед нашим НП один из немецких танков попытался форсировать реку. Мы все застыли от страха, не силах даже что-то произнести, а тем более что-то сделать. Нас спасло то, что танк завяз на топком дне. Двигатель натужно ревел, гусеницы блестя на солнце вращались взбаламучивая воду вокруг машины, легкий ветерок донес до нас запах подгоревшего сцепления, а мы заворожено на все это смотрели. Пришли в себя только после того как увидели что от очереди крупнокалиберного пулемета по мотору танк вспыхнул, из-под жалюзи со свистом вырвалось пламя. Сидящие внутри танкисты дико заорали перекрывая рев огня. Экипаж не успел выбраться, один из люков приоткрылся было и сразу же захлопнулся обратно — внутри стали рваться снаряды. Танк мотыляло как при приступе эпилепсии, он пытался тронуться с места, и как-то неохотно лопался по сварным швам пытаясь не развалиться, и не превратиться в груду металлолома. Наконец взрывы закончились, и появилось чадное пламя, которое медленно перекрашивало танк в черный жирный цвет. Черный дым...Он лениво обволакивал броню, и танк казался меньше, и ниже.

И тут как будто кто-то включил звук и цвет — немое до этого кино стало цветным, широкоформатным и со стереозвуком. Повернув голову направо увидел и услышал как в колке разорвались первые снаряды. Танки били прицельно, дистанция позволяла, но рыжая пыль уже через минуту скрыла позицию трехдюймовок и обстрел заметно пошел на спад.

И тут неожиданно увидел как один танк, каким-то образом умудрившийся прошмыгнуть на наш берег, без малейшего напряга катил прямехонько к позиции артвзвода, находясь в "мертвой зоне". Пушка его молчала, но танковый пулемет постреливал, как бы приговаривая: не высовывайся — башку оторву.

На наших глазах он стреляя, рыча мотором и грохоча гусеницами ворвался на огневую, опрокинул и смял пушку, разбросал, исковеркал две или три повозки. Он метался по позиции стальным чудовищем, изрыгал огонь и давил, давил, давил... остатки взвода батареи и беженцев, переправившихся через теперь уже разрушенный мост и не успевших разбежаться. Кто-то распоясанный бросился сбоку к танку, метнул гранаты. Грянул взрыв, от которого у немца сорвало гусеницу, а он, продолжая еще двигаться, развернулся. Чрез ТЗК мне было видно что бросивший гранату лежит. Он наверное оглушен взрывом, а может быть и убит. Немецкие танкисты в высоком темпе обстреливают все вокруг из автоматической пушки и пулемета, и от их бешеного огня кто-то в стороне падает. Над кормой начинает куриться еле заметный дымок. Неожиданно какой-то боец подбегает с котелком в руках и быстрым движением выплескивает его на жалюзи и падает в траву, закрывая руками голову, отползая в сторону.

— Идиот, на хера тушить!!! — Орет рядом со мной солдат.

Не успел он прокричать до конца, как из кормы танка со свистом взрывается пламя, трещит что-то внутри и через секунду из всех щелей начал валить черный дым...

Почти до самого вечера противник не решался нас беспокоить, а мы зато за это время дважды произвели по ним огневой налет. Как только немцы пытались сосредоточиться, мы сразу же давали их координаты. В качестве наблюдателей, наш комбат успел прогнать всех командиров огневых взводов, а лейтенант Чередниченко, пошел по второму кругу. Сейчас он громко и отборно ругался — пропала связь со вторым взводом, ведущим в этот момент стрельбу по цели. Его мощный бас с высокого дерева был слышен и без телефона. Наверняка даже немцы слышали, как Чередниченко кричал: "Чертов ...уй! Левее ноль тридцать!..".

Уже почти весь день, как это направление было нами перехвачено, и противник пока ничего не мог сделать, чтобы обойти нас. Интересно ночью будут немцы воевать или нет? Мои размышления прервал наш комбат — приказал явится на его НП. Оставив за себя сержанта и взяв с собой трех солдат мы пошли.

Не прошли наверное и с полкилометра по еле видимой в сумерках тропе, как попали под артиллерийско-минометный обстрел. Снаряды и мины неожиданно начали рваться рядом. Мы застигнутые врасплох от неожиданности растерялись. Один из нас побежал вперед, я с другим солдатом — назад. Очень кстати всплыло требование Боевого Устава Пехоты: из-под артогня необходимо выходить броском вперед!

Схватив за рукав пятящегося солдата, с ощутимым усилием потащил его вперед. Наверное от нахлынувшего страха побежали быстро, с надеждой на спасение. Но куда бежим, неизвестно. Противника нигде не видно. Ружейно-пулеметный огонь никто по нам не ведет. Откуда же стрельба из минометов и гаубиц?!

Добрались до НП и доложились самому комбату. На это он только махнул рукой, произнеся:

— Думал что на сегодня все! А оно видишь как получается. Иди назад и продолжай выполнять предыдущую задачу.

Это означало что надо вернуться на свой НП и продолжать наблюдать за противником. Когда уже отошли по траншее от НП комбата метров на сто, поблизости жахнул тяжелый снаряд. Мы дружно присели в траншее и насторожились. Немцы начали бить интенсивней, но вскоре перенесли огонь и стали молотить по самой макушке высоты. Мы переглянувшись улыбнулись: там в ложных окопах на штык глубиной не было ни одного бойца.

Но все равно пехота несет потери. При нас комбат озабоченно выглянув из траншеи, приказал связисту узнать у командиров рот, велики ли потери. Но в пехотных ротах, как передали комбату, урон незначительный. По его подсчетам, человек двадцать легкораненых и около десяти убитых.

Однако стрельба усилилась, фашисты упорно стремятся смешать нас с землей, и вовсю кроют из орудий и минометов. Но неожиданно стрельба ослабела и прекратилась. Над высотой повисла опасная тишина.

— Не иначе как очередь за танками, — мрачно произнес мой солдат.

— Типун тебе на язык!!! — С чувством ответил ему другой.

Я согласно кивнул. Но фашисты не заставили себя ждать. Оно и понятно: им надо быстрей подойти к реке, наладить одну или несколько переправ, и двинуть силы на восточный берег.

Опять появились танки, а за ними пригибаясь и прячась за бронированными корпусами бежит неспешно немецкая пехота.

Разгадать замысел врага не трудно: перепахав бомбами и снарядами высоту, он проутюжит ее гусеницами, чтобы затем взять в плен уцелевших бойцов, а тех, кто не сдастся, уничтожить огнем стрелкового оружия.

— К бою! — кто-то из командиров громко и протяжно, чтобы услышали все, подает команду. — Приготовить ручные и противотанковые гранаты!..

Между нами топкая излучина реки и крутой склон нашего берега, а с него открывается вид на долину реки. Грозно надвигаются танки.