Маневры 3 (СИ) - "АЗК" - Страница 31

После того как наша колонна разделилась, и мы проехали пару километров, я приказал загнать БТР под одну из раскидистых ив, которых тут росло в великом множестве и отправив пару солдат наблюдать за местностью, разложил карты, и принялся внимательно изучать маршрут движения.

В моем распоряжении было несколько карт: наша генштабовская, но она сильно не соответствовала текущей обстановке, польская, которую удалось выцыганить у помощника начальника штаба полка, это была карта составленная после первой мировой, с внесенной корректировкой сорокового года и трофейная немецкая. Сравнивая последние две, убедился, что трофейная карта составлена по материалам более поздним, чем первые две, и следовательно намного точнее. Вот интересно, откуда немцы смогли получить такую точную информацию? Хотя понятно откуда — аэрофотосъемка, зря что ли они перед войной в нашем небе делали вид, что заблукали! Взять любой населенный пункт, на нашей карте он обозначен условно, группой черточек, а на немецкой карте такого же масштаба, показано размещение всех зданий и сооружений, их истинная конфигурация, или вот здесь у моста три знака «дерево», с точной привязкой к местности. Что самое смешное, что утром проезжая через этот мост, действительно видел эти три дерева. Ну что же, будем воевать по немецким картам. Почему то вспомнились рассказы деда о войне. Рассказывал он и о картах, и наших, и немецких. Запомнилось, что всю войну нашим командирам пользоваться трофейными картами строго запрещалось. Во-первых, потому что воевать нужно всем своим, во-вторых, они могут быть искусственно искажены, чтобы ввести нас в заблуждение. Трофейные карты у них отбирали, но все равно на фронте предпочитали пользоваться трофейными немецкими, достаточно точными, на них только надпечатывали русские названия. И лишь к началу 1944 года, по рассказам деда появились настоящие карты, выпущенные для районов боевых действий, а до этого те карты, что попадались под руку на фронте, далеко не всегда отражали действительности: секретность зашла так далеко, что все изображения были изувечены до неузнаваемости, натуру показывали условно и были скорее туристскими, учебными, но не военно-топографическими. А уж сколько из за отсутствия карт попало наших в 1941 году в ловушки, окружения, и чаще всего именно потому, что не было карт местностей, где разворачивались бои. Недаром была горькая шутка: сельские мальчишки разговаривают: 'Гляди, командиры понаехали, карты развернули, сейчас дорогу будут спрашивать!' Поскольку воевать собирались 'малой кровью, на вражьей земле', поэтому необходимых для военных действий карт нашей территории выпустить никто не позаботился.

Наметив по карте маршрут движения и запомнив ориентиры,не спеша, со всей осторожностью двинулись дальше. Первым ориентиром было небольшое село, расположенное между двумя болотами. Точное название мне было непонятно, так как было написано по немецки. Нашу карту не доставал, потому что все внимание уходило на наблюдение за местностью.

Проехав по дороге несколько километров, сначала заметили облако поднятой пыли, а подъехав ближе смогли определить что это небольшая колонна пехоты, которая почему-то расположилась на обочине дороги. Что бы не привлекать к себе лишнего внимания, мы съехали с на обочину, и двинулись в обход, в сторону села, срезая судя по карте хороший кусок. Не успели мы подъехать ближе к этому селу, как к нам обратились какие-то пехотинцы, хоронившиеся в кустах: "С церкви бьет пулемет, и мешает нашему продвижению!".

Подняв к глазам бинокль, я начал внимательно рассматривать село. Там даже не на околице, а на отшибе, действительно, стоит какая-то то ли колокольня, то ли часовня, и какие-то люди по расположенному рядом полю бегают... Расстояние до этого богоугодного заведения с километр. Хотя она была и одна, все же уточнил у красноармейцев, показывая на нее рукой: — Эта?

— Эта, эта! — и мотая коротко подстриженной головой продолжил, — идем, мы значится по дороге, а он как стрельнет по нас с палимета, да не раз. Уж лежим все, голову прячем, а он все поливат, да поливат!

Еще раз оглянувшись вокруг, дал приказ развернуть башню и открыть огонь по готовности. Первая очередь из КПВТ в три патрона прошла в стороне, затем внеся поправки наводчик опять открыл огонь, и со второй очереди он этот пулемет накрыл... Понемногу стрельба в селе стихла, и пехота начала строиться в колонну. Мы же не стали ждать, когда начнут выяснять кто подавил пулемет, двинулись дальше.

Судя по польской карте, после этого поворота, дорога дальше идет прямо несколько километров. Слева от нее протянулся обширный луг, задорно зеленея густой травой. И только внимательно присмотревшись можно заметить, что он колышется — болото. Зато справа, плавно уходя вверх расположилось ржаное поле, за которым зеленела небольшая роща.

Вдруг из ржи, росшей около самой обочины, точно спугнутая перепелка, выскочила простоволосая женщина с ребенком на руках. Дико крича, спотыкаясь на невидимых кочках, путаясь в длинном подоле юбки, падая и подымаясь, прижимая к себе дите она упорно бежала к деревьям.

Спрыгнув с БТРа, я быстро догнал её. Несколько мгновений она смотрела на меня широко раскрытыми, ничего не видящими глазами, в которых плескался животный ужас и вдруг, видимо, признав во мне своего, и прижалась к моей груди и долго, взахлеб рыдала. Я с трудом успокоил её.

— Ну все, все... — успокаивал её я, — что с малышом, пить будете?

Она молча кивнула несколько раз головой. Сняв с пояса фляжку дал ей напиться и умыть пацаненка. Со слов узнал, что она жена пограничника. Утром, когда началась война, она была на заставе. Муж прислал ей записку: «Забери из больницы сына и как можно скорей уходи. Подожги канцелярию заставы». Канцелярию она подожгла, потеряв при этом драгоценное время, потому что, едва выбежала на дорогу, как немцы показались у заставы. С трудом пробралась она в больницу, схватила на руки своего больного ребенка и выбежала на окраину. Вот уже несколько часов она бежит полями на виду у немецких танков, унося на руках сына, худого, как скелет, в котором едва теплится жизнь. Она ничего не пила и не ела, щеки ввалились, глаза, как у безумной, но как загораются они, когда она смотрит на больного сына!

— Что с сыном?

— Воспаление легких.

— Ну ничего, все обойдется, вот отвезем вас к нашему врачу он вылечит! Все как рукой снимет.

Мелькнувшая в её глазах надежда тут же погасла.

— Ты что мне не веришь?

— Я сама врач, и все понимаю, ему нужна сложная операция, резекция легкого... — с горечью ответила она.

— Поживем, увидим сестренка... — встав с земли, я замахал руками нашим на БТРе. Через пару минут машина стала рядом и забрав нас заехала в рощу, в тенечек. Мальчишку удобно устроили на чистом брезенте внутри БТРа, укрыв солдатским синим одеялом.

Перед тем как выйти на связь с дивизионом, опросил Ульяну, где и когда она видела немцев. Уверенно сориентировавшись по карте, она показала пальцем: — Немцы в трех километрах отсюда, в этом селе, я только-только оттуда...

Точно подтверждая ее слова, где-то далеко ударили немецкие пушки. Доложив последние разведданные, доложил и об Ульяне, ее сыне и болезни малыша.

— «Брикет», оставайтесь на месте, через пять минут выйду на связь, как понял?

Прошло буквально пару минут, как на нашей волне вышел на связь врач и выяснив, что мать мальчика тоже врач, задал ей несколько вопросов. Потом микрофон и наушники снова передали мне. Нам приказали ждать «кукурузник» санавиации, который доставит больного на аэродром, там уже будет ждать врач. Было слышно как, с той стороны кто-то отдает приказ на вылет, уточняет наше местоположение и получает данные воздушной обстановки в нашем районе.

Минут через двадцать на поляну за рощей приземлился АН-2. Быстро приняв на борт Ульяну с сыном, самолет лихо развернулся и взлетел.

У меня на душе ощутимо полегчало. Доложив об отправке борта, получил приказ на дальнейшее ведение разведки.