Маневры 3 (СИ) - "АЗК" - Страница 43

Врачи вскочили на ноги и бросились к нему.

— Взгляд расфокусированный!

Вот он перевел глаза на людей в белых халатах и видно что-то прошептал. Очень тихо, не разобрать. Фельдшер поднес ухо прямо к его губам.

— Пить, пить просит!

И сам тут же стал наливать воду в поильник с длинным носиком. Поднес ко рту. Раненый долго и с явным удовольствием пил. Напившись, он лег, и немного передохнув заговорил. Теперь уже можно было ясно разобрать слова. То что от него услышал, меня повергло в шок: — Если бы Вы знали доктор, как я боялся, что вы не догадаетесь, что сердце у меня с другой стороны.

Все мы замерли от этих слов.

— Я ведь все видел. Смотрел на вас прямо сверху. Видел тело свое скрюченное, видел, как вы раненных на носилках укладывали. Думаю, сейчас меня "упакуют", кричу, кричу вам, а вы не слышите. Уж, не знаю, как там пальцами смог пошевелить, заметил это, Славка, молодец.

Последние слова он говорил тихо, тихо. Он опять глубоко вздохнул. Ненадолго замолчал. Мы по-прежнему не могли произнести ни слова.

— Уже потом, когда меня сюда перенесли, я смотрел на всех вот с этой лампы, — он показал взглядом на светильник прикрепленный к потолку.

Соболевский внимательно следящий за бойцом сказал:

— Ты сильно сейчас не разоряйся, побереги силы! Потом свою историю расскажешь, а сейчас помолчи.

— А я совсем не устал, тело легкое, легкое… Дайте еще пить!

— Слава, дай ему нашей микстурки!

— Да, той самой, что полковник из командировки привез!

Фельдшер аккуратно развернулся и полез в шкафчик, у себя за спиной, достал оттуда небольшую бутылочку, свернув крышку взял со стола мерную ложечку, налил ее до краев.

— Позвольте, — Феофанов наклонился и понюхал жидкость. — Стрихнином пахнет!

— Все будет хорошо коллега!

Боец сделал пару глотков, и поморщился: — Горько!

Прошло буквально пару минут и раненый явно приободрился:

— Про сердце я узнал, когда в армию призывали, в военкомате.

— Ты к врачу не обращался? — задал вопрос Соболевский.

— Нет, я ведь не болел никогда. — С удивлением ответил парень. — В нашей глухой деревне, на пятьдесят верст окрест врачей нет.

Сказав это он опять замолчал и закрыл глаза. Прошло несколько минут, и я подумал что парень спит, но он снова открыв глаза заговорил: — А ведь я был на том свете... В меня как пуля попала, стал куда-то улетать, да, быстро так! Несусь я к яркому свету, боли не чувствую, легко так и радостно мне. Это быстрее, чем на паровозе, которым нас в армию везли и вдруг увидел лицо мамани, во все небо и просит она меня, чтобы возвращался домой. Батя у нас погиб, один я у нее остался.

Тут и стал я обратно возвращаться, как в свое тулово обратно влез, не знаю. Раз, и уже не сверху смотрю. Доктор, я теперь буду жить?

— Конечно будешь! — Соболевский ответил севшим голосом.

— Мне помирать никак нельзя! — Уверенно произнес раненый. — У меня двадцать третьего день рождения, от мамани письмо должно прийти.

— Да ты что парень?! — удивленно воскликнул Славик. — Вот, теперь в этот день будешь праздновать два рождения! Тут как ни крути, считай, что заново родился!

— Спасибо вам! Теперь век вас со Славкой буду вспоминать. Выходит, повезло мне, что сердце мое с другого бока. А я все переживал. Мол, урод, какой.

— Теперь тебе надо поспать. Да! Тебя звать-то как?

— Данила.

Сказав это, он кивнул удовлетворенно головой и закрыл глаза. Дыхание его было слабым.

Док повернулся к Славику и приказал: — Дай подышать ему кислородом.

Фельдшер закрепил у носа трубочку и открыл баллон. Раненый и, правда, вскоре уснул.

Оставив Славика присматривать за Данилой, врачи пошли осматривать после ночи остальных раненых, сделали несколько уколов, перевязок и подготовились к возвращению в дивизион. До расположения добрались нормально. За прошедшие сутки ситуация вокруг нас очень сильно изменилась. Все командование дивизиона, практически со всей техникой куда-то ушло. На поляне остались только кухни, медики и БТР который посылали с Ручьевым к вертолету. Пока завтракали, обменялись последними новостями. Я рассказал о необычном раненом, а Ручьев о том как вертолетчики смогли взлететь с опоры и уйти на наш «Аэрофлотовский» аэродром.

Предыдущий фрагмент

Прошло минут пять, и Лукич вытирая руки куском рукава от гимнастерки, пущенной на тряпки, авторитетно заявил: — Сварка нужна. Двигатель с места сошел, одна опора по пи...де пошла. У нас сварочного аппарата нет, надо в Ковель тянуть, там в передвижной мастерской и аппарат, и специалист по сварке есть. Только вот тянуть нечем, а его, — при этом он хлопнул по броне танка, — только «Ворошиловцем» тащить можно, а их даже в дивизии нет!

«Ну все, писец котятам!» — пронеслось у меня в голове. — Лукич, может можно что-то придумать?

— А чего тут думать! Сам рассуди, тащить в Ковель, куда дивизия ушла — так это не один десяток километров, твоя «зажигалка» не потянет ни в жисть! Тута только или тягач большой, или сварочный аппарат сюда, а это такое дело... — махнул он рукой. — Еще не через всякий мост проехать можно!

— Может и впрямь наших вызвать? — вяло шевельнулась мысля в голове. — Мое дело тут прокукарекать, а там начальство нехай думает!

Приняв решение, быстро связался с дивизионом и объяснил в чем дело. Заинтересовавшись КВ-2, наш начштаба потребовал точно указать местоположение танка.

Прапорщик Валентир

Прошло несколько томительных минут, во время которых никто из нас не знал куда себя деть. Иногда бывают такие моменты в жизни, и вот наконец майор Едрихин вышел на связь.

— Для эвакуации танка отправляем мостоукладчик, он будет идти к вам почти по прямой, если надо сам и мост наведет, понятно?

— Понятно, а что с летучкой?

— Вот черт, вылетело из головы! Сейчас что-то придумаем, скажи мужикам пусть ждут, и предупреди чтобы не перестреляли наших!

— Понял!

Сняв с головы шлемофон, негромко позвал: — Лукич!

— Туточки я, — вынырнул он из моторного отсека, вытирая ветошью руки, — уезжаете?

— Да, нам приказ не отменяли. Я вот что... — неловко махнув рукой, и с комбеза поднялось целое облако пыли. — Связался с нашим штабом, они выслали тягач, он ваш танк отбуксирует на ремонт, и заодно летучку твою тоже, все понял?

— А сварка у них есть? — тут же начал уточнять он, продолжая мять в своих руках замасленную тряпку.

— Есть Лукич, есть! Вы только не постреляйте друг друга, душевно прошу!

— Так знак какой придумать!

— Ракеты есть?

— Нам-то накой? А у танкистов спросить надобно. Щас! — И повернувшись к танку, он заорал: — Володька, слышь Володька, сигнальные ракеты есть?

— Есть немного, а какой цвет нужен?

— А какой не жалко?

— Красных больше!

— Подходит. — И повернувшись ко мне спросил: — А от твоих какая ракета будет?

— Сейчас выясним Лукич, покури пока!

Нырнув внутрь БТРа и выйдя на связь, я утряс этот вопрос можно сказать одним моментом. Раскрыв карту, посмотрел откуда может появиться мостоукладчик.

Выглянув в десантный люк позвал: — Лукич!

— Здесь я!

Повернув его лицом на юго-восток, показывая пальцем сказал: — Приблизительно через час, с той стороны появится большой тягач, какая вторая машина будет, твою «летучку» тянуть не знаю, но твердо обещали что-то придумать. Так что не переживай, никого из вас тут не бросят. Они как вас увидят дадут сигнал белой ракетой, ты в ответ пустишь красную. Понятно?

— Ясненько! — Явно приободренный ответил он.

— Ну все, давай, еще даст бог свидимся...

Солнце стояло уже высоченько, да и километров отмахали уже немало. Дорога лежащая перед нами была совершенно чистой — ни машин, ни танков, ни повозок, ни пехоты. Даже немецкие самолеты стали реже намного летать, а наших так вообще не видел. Было около семнадцати часов, когда впереди показались какие-то бревенчатые сооружения — причал, ворота, небольшой домик, — я поднес к глазам бинокль, чтобы разглядеть, есть ли там кто-нибудь. Хорошо бы найти кого-либо из местных и расспросить, не знают ли чего, известно ли им что-то? Загнав БТР в густой ивовый кустарник, приказал нарубить и набросать наверх нарубленные ветки, скрывая машину от самолетов: — Никому из-под деревьев без разрешения не выходить! Машину замаскировать!