Маневры 3 (СИ) - "АЗК" - Страница 5

Все изменилось в один миг — из-за леса, как чертики из табакерки выскочили два немецких истребителя и с ходу бросив с десяток мелких бомб , свечой ушли вверх. Земля содрогнулось от взрывов, голову поезда окутало паром, все из поезда бегут в лес, а «мессеры» просто обнаглели и не дают жизни, пикируя и обстреливая все и вся из пулеметов. Один самолет пролетел так низко, что я увидел пилота, показавшегося мне женщиной из-за торчавших из-под шлема волос. Перед глазами картина: по грунтовке, вдоль полотна на большом ходу удирает легковушка. Немец открывает охоту, пикирует и всаживает мелкую бомбу прямо в машину. Столб пыли, вспышка разрыва и разлетающиеся в разные стороны обломки... Тут меня кто-то резко дергает за ноги и падая мешком на сидение слышу над головой грохот обоих пулеметов БТР и дикий вопль башенного стрелка: — Г-о-т-о-в ссу....а!

Взрыва, как показывают в фильмах, я не увидел. Просто искры, облако дыма, едва различимое в наступающих сумерках, облезлый фюзеляж мелькнул передо мной своими желтыми пятнами, и "мессер" стал падать, разматывая черный шлейф дыма... Второй самолет, увидев что его напарника сбили, тут же набрал высоту и стал кружить над эшелоном. Пилоту сбитого самолета удалось сесть за садом, на склон холма. Видно этот склон и не дал взорваться самолету, плавно погасив немалую скорость.

Как-то резко прекратился грохот взрывом и треск очередей, затих звук моторов, остались только треск горящих вагонов, крики ужаса и боли тех, кто выжил. И пришло удивление от того что этот поезд существенно отличался от тех, которые не раз видел в своем времени. Локомотив был разворочен прямым попаданием бомбы, кроме него, от бомбежки пострадали еще два вагона, остальные были прошиты пулеметным огнем. Сами вагоны мало походили на привычные — с обеих сторон виднелись наружные черные лестницы, по которым сейчас спускались те, кто не успел покинуть их во время штурмовки. Огонь постепенно расползался по составу, и погасить его было нечем, да никто и не пытался.

Мы в азарте рванули к месту приземления, но как только выскочили ближе к эшелону, водитель резко затормозил и начал бешено выкручивать руль влево, снеся с необыкновенной легкостью стоявший на пути сарайчик. Во время этого дела я так ударился лицом о броню что потерял сознание.

Придя в себя и стряхнув оцепенение, я осмотрелся и увидел что в транспортере никого нет, а снаружи слышались многочисленные крики, стоны и плач. Кое как вылез я из БТР, который стоял на месте снесенного строения с грудой всякого хлама на броне, увидел жуткое зрелище: вся полоса земли вдоль остановившегося поезда была усеяна телами мертвых и раненых женщин, детей, стариков. У многих из них не было рук, ног, которые были оторваны крупнокалиберными пулями авиационных пушек. Большую часть пассажиров поезда составляли военные, которые сейчас как муравьи целеустремленно двигались у вагонов. Организовались они довольно быстро, главный определился очень просто: у кого выше звание, тот и командует. Он и организовал помощь раненым, направил трех командиров в ближайшую деревню за подводами для них. Часть из них была в форме, эти наверное ехали в не пострадавших вагонах, у нескольких было даже личное оружие. Другие щеголяли измазанными в грязи и копоти белыми нательными рубахами, зелеными или темно-синими бриджами и сапогами. Было много молодых парней лет двадцати, видимо, лейтенанты, направляющиеся в свои части после училищ. Все это как-то фоном проходило в моем сознании. Я стоял около водителя БТРа, который сидел с остановившимся взглядом у переднего колеса и что-то постоянного говорил, постоянно повторяя: — Я не хотел, я не мог затормозить на траве...

Посмотрев вдоль следа, который оставила "семидесятка", увидел что он переехал ноги молодой девушки и протащил ее по земле несколько метров. Заставив себя подойти ближе, понял что машина переехала ее, когда она уже была мертва. Малокалиберный снаряд вырвал тело у нее от подмышки, практически до бедра. Водитель увидел погибших и раненых с поезда, и начал резко тормозить и уходить в сторону, но скорость и масса машины были большими и принять в сторону не задев никого не получилось.

Подойдя к нему, пару раз не стесняясь дал по щекам: — Она уже была мертва! Слышишь?! Она уже была мертва, когда попала под колеса! Вставай!

И тут он начал плакать, навзрыд, захлебываясь и сотрясаясь всем телом. Дав ему немного времени спустить пар, поднял его и приказал: — Давай, садись за руль, поехали к самолету! Ты понял?!

—Да, да! К самолету, товарищ лейтенант...

Через пару минут мы подъехали к упавшей машине. Не доезжая метров тридцать, остановились. Подойдя к самолету, было слышно шипение перегретого двигателя, запах горелой изоляции и стон пилота. Он находился в кабине с откинутым фонарем, и не имел сил выбраться из нее. В свисавшей наружу руке был зажат пистолет.

Водитель, стоявший сзади меня, подошел и со всей силы, наотмашь ударил пилота прикладом калашникова в лицо. Тот моментально затих. Потом он выхватил из его окровавленной руки пистолет и потащил летчика из кабины. Оттащив вместе тело к БТРу, я фонариком осветил его разбитое лицо. Так впервые, в упор увидел врага. Это была молодая женщина в светлом летном комбинезоне. ее волосы выбились из-под шлема, и от нее пахло духами!

Не знаю как солдат, я был в полном ступоре. Водитель с животным завыванием начал бить ее ногами в живот. Я наверное должен был остановить его, но мне было абсолютно все равно. Постепенно он успокоился, приступ этой звериной жестокости у него прошел и он уже начал отходить от этой проклятой с у к и, но все же в последний раз зацепил ее сапогом по лицу.

Отойдя за БТР, водитель попытался закурить, но не смог даже вынуть из пачки сигарету. Это была полупустая пачка болгарского "Opal". А ведь скоро запасы закончатся, и ребята перейдут на махорку, проскочила в голове посторонняя мысль.

—Радист! Доложи в дивизион: находимся на станции Несвич, сбили «Мессершмит», летчика взяли в плен. Особо отметь, что он без сознания.То что это баба не сообщай! — Отдав это распоряжение, развернулся и начал искать глазами сержанта.

Как и ожидал, нашел его на насыпи у эшелона.Вместе с остальными солдатами он оказывал медицинскую помощь пассажирам разбомбленного поезда. Какой-то рослый военный оттеснив от лестницы молодого парня в гимнастерке без ремня, который выбрал себе задачу явно не по росту, начал подхватывать становившихся на нижнюю ступеньку детей и передавать их дальше, ау земли их уже подхватывали другие и спускали дальше вниз по насыпи. Поразило поведение некоторых малышей — они оставались молчаливы и не по-детски серьезны. Хотя, детей оказалось немного, дальше пошли раненые. Кто-то в вагоне догадался укладывать их в простыни, и теперь принимать их из вагона и передавали дальше стало гораздо удобнее и быстрее.

Я с радистом и водителем тоже не сидели без дела. По приказу из дивизиона, пока я дежурил у рации, мой радист снял радиооборудование и переписал идентификационный номер сбитого самолета, а я записал в блокнот список вопросов для допроса, которые мне надиктовал ЧервонИй.

Через пару часов от состава пришел сержант с солдатами. Не спрашивая ничего, просто приказал ему: — Приведи в чувство эту суку, приказали допросить.

Он не говоря ни слова, сунул ей под нос открытый флакон нашатыря,она закашлялась и немного пришла в себя.Не мешало бы ей снова понюхать нашатырь, слишком уж заторможенной она выглядела. Плакала бы там, билась в рыданиях, орала, или теряла сознание , оно понятно было бы и объяснимо вполне. Но так вот сидеть недвижимо, глядя в одну точку, и не реагировать ни на что… Реакция мало предсказуемая, за ней могло последовать все, что угодно. Наконец она встрепенулась, открыла глаза, совсем маленькая слезинка блеснула у нее возле переносицы и скатилась на щеку.

Только сейчас, я сообразил: «А как допрашивать,кто язык знает?» Но неожиданно опять выручил сержант. Он заговорил с ней достаточно бойко, и она его поняла. Из ее ответа мне более-менее была понятна буквально пара слов — швайн и юде. Ну со свиньей понятно, а вот со вторым нет — сержант почти блондин и совсем на еврея не похож.