Неудача в наследство (СИ) - Романюк Светлана - Страница 38
- Предыдущая
- 38/93
- Следующая
Женщина споро поставила перед ним всё требуемое и вновь отошла к плите, качая головой и бормоча себе под нос что-то не слишком одобрительное. Михаил ел, не обращая внимания ни на неё, ни на оторопь заходящих в кухню работников, которые появлялись на пороге с разными выражениями лиц, но в момент, когда видели барина, уплетающего кашу за общим столом, натягивали одинаковую растерянно-робкую гримасу.
Михаил утёр губы от молока и оглядел затаившихся слуг. Взгляд зацепился за Фёдора, тот мрачно наворачивал кашу на противоположной стороне стола.
— Доешь и седлай каракового, — приказал ему Михаил и, кивнув всем, отправился вон из кухни.
В спину ему понеслось удивлённое гудение и недоумевающее жужжание. Такой же изумлённый ропот встретил его и полчаса спустя, когда он вышел на крыльцо.
Фёдор подвёл осёдланного Пала. Жеребец фыркнул и сверкнул тёмным глазом из-под чёрной чёлки. Михаил потрепал его по шее, и укоризны во взгляде коня чуть поубавилось.
— Засиделись мы с тобой, — протянул Михаил и взлетел в седло.
Сегодня дорога к дому Андрея показалась раза в два короче, чем накануне. Спешиваясь, Михаил даже пожалел мимоходом, что не свернул и не нарезал пару кругов по округе. Впрочем, сожаления эти мелькнули и пропали. Уездному заседателю тоже не сиделось на месте, он спешно собирался в Крыльск, и ежели б путь к приятелю удлинился, то они наверняка разминулись бы.
— Ты специально, что ли, подгадываешь? — хохотнул Андрей, ведя гостя в кабинет. — Я уж на порог опасаюсь выходить, каждый раз оглядываюсь, нет ли тебя поблизости.
— Робкий какой, — буркнул Михаил и вынул из кармана список.
— Что это? — спросил Андрей, беря измятую бумажку двумя пальцами и осторожно разворачивая её.
— Перечень. Имена ребят, у которых за последний год кошек убили. Тех, что кошкодаву приписывают.
Андрей Дмитриевич посерьёзнел и попытался прочесть, сперва про себя, затем вслух. Споткнулся на первом же имени, озадачился, почесал бровь и, возвращая листок Михаилу, предложил:
— Ты вот что, зачитай, а я своей рукой запишу. Тебе с твоим почерком шифровальщиком только работать, — продолжил он, усаживаясь за стол. — Не было на тебя в детстве Феодосия Евграфовича. Гувернёр мой. Ох и суров был! Чистописание уважал очень. И с подопечных аккуратности и разборчивости требовал.
Андрей устроился и стал набело записывать то, что и сам Михаил разбирал с трудом. Когда последнее имя оказалось перенесено на новый лист, хозяин поинтересовался у гостя:
— От Вячеслава Павловича известий нет? Он про Веленских разузнать обещался.
— Есть, как не быть. Вчера ещё разузнал.
Андрей отодвинул записи и ухватил чистый лист.
— Ну так рассказывай, чего тянешь?
— Да рассказывать-то и нечего особо. К кошкодаву сёстры никакого отношения не имеют. У Невенской слышал я обрывки обычных бабьих глупостей.
— А ты всё ж расскажи, а там вместе… — начал настаивать Андрей, но закончить фразу не успел.
С улицы донёсся истошный женский крик:
— Уби-и-или!
Андрей и Михаил столкнулись у дверей кабинета, просочились в коридор и уже несколько мгновений спустя буквально вывалились на крыльцо. Крики не замолкали. Дебелая рябоватая баба, сидя в пыли, размазывала по щекам пот и слёзы. Её трясло. Лицо исказила гримаса ужаса, из перекошенного рта вылетал вой, время от времени складывающийся в отдельные вполне узнаваемые слова.
— Убили! Там… Спаси Шестиликая… Смертушка! Душегу-у-убы!
На улицу высыпали все, кто был в доме, обступили голосящую бабу полукругом, но подходить к ней не решались. Перешёптывались. Всхлипывали. Михаил оглянулся и понял, что ещё немного и голосить примутся уже хором. Взгляд его зацепился за ту самую старуху, что вчера встретила его здесь так неласково. В подрагивающих руках она держала запотевшую крынку. Узловатые пальцы вцепились в тёмные глиняные бока. Старуха смотрела на воющую бабу, поджав и без того узкие губы, и неодобрительно качала головой. Из толпы слуг стали раздаваться возгласы:
— Ой, страсти-то!
— Помер кто?
— Лихо-лишенько!
Баба закатила глаза и прибавила громкости.
Михаил шагнул к старухе, вынул из её рук крынку и с размаху выплеснул содержимое на бабу. Та всхлипнула, икнула и замолчала. Умолкли и остальные, растерянно переводили взгляд с утирающей белую гущу с лица бабы на Михаила, держащего в руках опустевшую крынку.
— От изверг! — беззлобно ругнулась старуха, нарушая тишину. — Простокишу-то зачем перевёл? Нешто тебе вода не угодила?
Михаил смущённо вернул ей сосуд, только теперь увидев стоящую рядом с крыльцом бочку с водой и плавающий в ней ковш.
— Ничего, нам и вода пригодится, — подал голос Андрей. Зачерпнул из бочки и протянул полный ковш бабе.
— Я полью, — пискнула вертлявая полная девчонка, судя по всему, родня рыдающей бабы.
— А вы чего столпилися? — грозно поглядела на остальных слуг старая ключница. — Делать неча? Без вас разберутся, а понадобитесь — так кликнут…
Оглядываясь и переговариваясь, люди стали расходиться. Вскоре у крыльца остались Андрей, Михаил, ключница, девчонка с ковшом и тихо всхлипывающая баба.
Глава 38. Туесок
Аннушка открыла глаза. Обвела взглядом залитую светом комнату. В кресле-качалке рядом с кроватью свернулась калачиком Ольга. Тревога не покинула бледное личико сестры даже во сне.
Ночь и правда прошла беспокойно. В памяти всплывали какие-то обрывки разговоров, обеспокоенные лица родных, волнами накатывающая боль и ощущение полной беспомощности. Аннушка несколько раз приходила в себя и вновь проваливалась в беспамятство. Поликарп Андреевич, поднятый из постели и среди ночи доставленный в усадьбу, хлопотал не покладая рук. Удалился уже под утро, когда приступ прошёл. На прощание предположил, что состояние барышни не только тонкой душевной организацией обусловлено, но и имеющимся в наличии даром, а кроме того, посоветовал с отъездом в обитель не затягивать. «Вот так-то, Анна, Пустынь Шестиликой ждёт тебя!» — грустно подумала Аннушка и попыталась сесть на кровати. Руки и ноги тряслись от слабости.
— Куда ты? — встрепенулась Ольга, разбуженная шорохами и скрипами.
— Встать хочу, — прохрипела Анна в ответ. В пересохшем горле саднило.
— Давай-ка помогу, — сказала Ольга, откидывая плед и спуская ступни на пол.
На то, чтобы привести себя в порядок и съесть лёгкий завтрак, сёстрам потребовалось больше часа. Теперь они сидели на любимой скамье в парке. Молчали. Ольга беспокоилась из-за состояния сестры и тосковала по жениху. Андрей Дмитриевич предупредил, что сегодня отправляется в Крыльск и навестить невесту не сможет. Аннушка же настолько утомилась за этот час, что ни о чём не думала и не беспокоилась. Просто сидела, привалившись к Ольгиному плечу, и пыталась набраться сил. Где-то на краю сознания вяло трепыхалась мысль, что следует отправить кого-то в школу, отменить уроки. Учительствовать сегодня она явно не в состоянии.
— Доброго вам здравия…
Робкое приветствие застало обеих сестёр врасплох. Петенька Орлов стоял в паре шагов, мял в руках тёмно-серый картуз и то и дело поправлял широкую лямку, на которой висел кузовок.
— Матушка утром с Поликарпом Андреевичем виделась… — начал объяснять алеющий щеками юноша, но осёкся, потупился.
— Здравствуйте, Петр Ростиславович, — нарушила неловкую паузу Ольга. — Рады вас видеть. Присядете?
— Я? Да, благодарю… Непременно…
Петенька окончательно скомкал головной убор, лишив его последних шансов на восстановление формы, суетливо, за несколько приёмов передвинул кузовок вперёд и плюхнулся на край скамьи.
— Как вы себя чувствуете, Анна Ивановна? — наконец выдавил он из себя, выдержав значительную паузу. — Матушка всполошилась… Да и я обеспокоен.
— Благодарю, мне уже лучше, — бледно улыбнулась Аннушка. — Поликарп Андреевич зря взволновал Марию Гавриловну вестями о моём состоянии.
Петенька насупился и забормотал:
- Предыдущая
- 38/93
- Следующая