Неудача в наследство (СИ) - Романюк Светлана - Страница 55

Пересказывать другу встречу с судьёй Михаил не стал, здраво рассудив, что эти знания оптимизма другу не добавят. Да и времени на разговоры им было отведено немного. Михаил давно поднялся со стула и стоял возле разделяющей решётки.

— Так что ты держись, мы тебя отсюда непременно вытащим! — пообещал он другу на прощание.

Вячеслав тоже поднялся и сделал шаг вперёд. Заглянул другу в глаза и, криво ухмыльнувшись, сказал:

— Я не сомневаюсь, что ты снова приложишь все силы, чтобы этого добиться. Но, возможно, в этот раз просто пришёл мой срок. Не вини себя, ежели что…

Михаил упрямо мотнул головой. Решётка была устроена так, что, приди беседующим в голову пожать друг другу руку, они не смогли бы дотронуться и кончиками пальцев. Меж приятелями было значительное расстояние, но глаза Славки, в которых плескалась безнадёжность, были видны хорошо.

— Время вышло, — бесцветным голосом сообщил надзиратель у двери. — Пожалуйте на выход, ваше благородие.

— Урок окончен, — сказала Аннушка и в тот же миг оказалась в гордом одиночестве.

Она никак не могла привыкнуть к скорости, с которой ученики исчезали из класса на перемене. Зимой и летом, в солнечный день и в дождливый стоило лишь объявить о завершении урока, и фр-р-р — ты уже смотришь на опустевшие парты. При этом после окончания учебного дня расходились чинно, неторопливо. Вежливо прощались и, нацепив на чумазые мордахи мину значительности, несли домой тот груз знаний, что смогли поднять.

Детские голоса звенели за окном, и это изрядно расцвечивало серый, сырой, душный день, царящий там. Аннушка улыбнулась и вернулась за свой стол. Стопка исписанных округлым ученическим почерком листов с укором выглядывала из-за чернильницы. Нужно было проверить диктант, но на это не было ни сил, ни желания.

Аннушка с завистью вспомнила Петра Орлова и Николеньку. С каким жаром они сегодня продолжили прерванную накануне дискуссию! С каким энтузиазмом скромный, нескладный сосед принялся за репетиторство! Аннушка даже в самом начале своей учительской карьеры такого подъёма не ощущала. А сейчас и вовсе — сосредоточиться и то сложно. В голову постоянно какие-то мысли посторонние лезут, тревоги, опасения.

Аннушка подтянула к себе чистый лист бумаги и стала бездумно черкать по нему карандашом. Раз черта, два, три… Кстати о чёрточках, Аннушка посмотрела на руку. Теперь на знаках было только по две чёрточки. Кто бы мог подумать, что простая консультация зачтётся как выполнение первого условия пари? Хотя не стоит лгать даже, вернее, тем более себе. Простой та консультация не была. Ни морально, ни физически.

В памяти настойчиво всплывали картинки: маленькая Настасья про подорожник рассказывает, уже взрослая у ручья благодарит, в храме лежит недвижимая… Глаза защипало от навернувшихся слёз. Аннушка тряхнула головой, прогоняя из мыслей образ вышивальщицы.

Нужно было срочно что-то хорошее вспомнить, счастливое. Ольгу, например. Вот уж кто счастлив сегодня был! Андрей Дмитриевич у Кречетовых с утра пораньше объявился. Ко второму завтраку. К первому и вовсе неприлично вышло бы. А так все домашние насладились приятным обществом и вкуснейшими ватрушками, а потом влюблённые в сад удалились. Ворковать.

— Где вы, Анна Ивановна, этот рисунок видели? — голос Архипа прозвучал прямо возле уха резко и внезапно.

Аннушка вздрогнула и одарила незаметно подошедшего ученика непонимающим взглядом.

— Крестики вот эти, чёрточки, — пояснил Архип и ткнул исцарапанным пальцем в тот лист, по которому Аннушка карандашом возюкала. — У вас тоже кошка пропала? Вернее, нашлась… кошкодавом убиенная.

То, что о кошкодаве она уже недавно что-то слышала, Аннушка вспомнила, но понимания ни во взгляде, ни в мыслях у неё от этого больше не стало. Архип заметил это и стушевался.

— Простите, Анна Ивановна, показалось мне просто, — буркнул он и поворотился к выходу из класса.

— Нет уж! Теперь договаривай!

Аннушка придержала мальчишку за рукав. Архип вернулся и, шмыгая носом, коротко поведал учительнице душераздирающую историю о кошкодаве, в конце добавив:

— И у каждой кошки на левом боку кровью такие же полоски намазюканы были.

— Такие же? — встрепенулась Аннушка, с ужасом вглядываясь в рисунок, на котором её рукой был изображён тот знак, что чёрным на щеке Настасьи светился.

Архип взял бумагу, повертел и признал:

— Ну, не совсем… На кошаках полосок поменьше было. Но похоже очень… Да ведь рисунки от кошки к кошке тоже рознились. Но вот эдакая галочка и вот эта стрелка — завсегда были.

Аннушка вручила Архипу карандаш и велела изобразить все знаки, что он на кошках видел, и, если вспомнит, подписать, на какой кошке какой знак был. Архип проникся, расположился на последней парте и стал рисовать, морща лоб и высовывая кончик языка от усердия.

Аннушка тронула колокольчик, подавая ученикам сигнал, что время перемены вышло. Затем что-то говорила, объясняла, показывала. Дети слушали, открыв рты, а когда урок закончился, расходились, сбившись в стайки, и живо обсуждали услышанное на уроке. Но ежели бы кто саму Аннушку спросил, о чём на уроке речь шла, она бы ответить не смогла. Потому что как в тумане была, за дымкою. Мысли её полностью кошкодавом заняты были, несчастными животными и Настасьиной долей. Неужто тот, кто кошек давил, за людей принялся? И ежели это так, то значит, этот кто-то давно здесь обитает. На мимо проходящего, рядом проезжающего уже не кивнёшь. Кошек он, со слов Архипа, уж год как мучает. За это время наверняка ей, Аннушке, на глаза не раз попадался. Может, даже здоровья желал. Аннушку передёрнуло.

— Простите, Анна Ивановна! Не могу я всех вспомнить, — едва не плача, признался Архип и протянул изрисованный лист. — Вот за эти три — ручаюсь, а остальное — мутно. На первых кошаках мы и не вглядывались особо-то.

Аннушка на это «мы» только головой покачала. Рисунок взяла, сложила аккуратно.

— Ты молодец! Ты в большом деле помощь оказал, — задумчиво протянула она, затем, встряхнувшись, добавила: — Вот что, Архипушка, мне сейчас очень нужно до одного человека дойти. Я Лизоньку с собой возьму? Управишься здесь один? Со школой, с Дуняшкою?

Архип встрепенулся:

— Управиться-то управлюсь, только Лизка-то вам на что? Охранник из неё аховый! Давайте я сам с вами пойду!

Аннушка улыбнулась, погладила его по соломенным вихрам.

— Мне не охранник нужен, а дуэнья. Компаньонка, иначе сказать. У нас в Славии не принято, чтобы незамужние барышни средь бела дня в одиночестве неженатого молодого человека навещали. Даже по делу. Компания нужна. Или родственник, или подружка. Ещё один неженатый молодой человек для компании не годится.

— А ночами можно? — спросил Архип.

— Что?

— Ну вы сказали, что не принято, чтоб среди бела дня… А ночами можно? Без компаньонки?

Аннушка закашлялась и, заалев щеками, признала:

— Ночью тем более не принято… Ну, разве что в исключительных случаях по жизненно важному делу… и тайно!

Архип кивнул, принимая пояснения, и, к счастью для Аннушки, далее в эту тему углубляться не стал.

— Я сейчас, сестру кликну, — сказал он.

Лиза прибежала спустя пару минут, сияя свежеумытым личиком. Аннушка тепло улыбнулась девчушке, и они отправились в путь, провожаемые завистливым взглядом Архипа, который хоть внешне и признал необходимость остаться на месте, но в душе был крайне возмущён очередной жизненной несправедливостью.

Ленивый ветер заглядывал в окно столовой. В комнату не залетал, оставался где-то на подоконнике, вяло поигрывая занавеской.

Михаил, морщась от духоты, ритмично шкрябал ложкой по тарелке, не замечая ни вкуса, ни цвета, ни запаха того, что попадало ему в рот. В голове набатом бился один вопрос: «Что ещё можно сделать, чтобы Славку освободили?»

Лакей заменил блюда на столе, и Михаил зашкрябал уже вилкой. Из Крыльска он вернулся за полночь, проснулся после полудня. Голова была тяжёлая.