Кто убил Оливию Коллинз? - Спейн Джо - Страница 46

— Не знаю. Я бы с удовольствием, честное слово. Я только что получила емейл от подруги. Знаешь, что она завтра планирует? Идет рано утром на рейв. Ей тридцать три, и она встает в шесть утра и вместо завтрака идет танцевать. Элисон, приготовься, сейчас скажу самое страшное. Там не будет выпивки.

Элисон расширила глаза в притворном ужасе.

— Что у тебя за знакомые такие странные? — спросила она.

Лили пожала плечами.

— Мы всю жизнь знакомы. Как и с большинством моих подруг. Я только теперь поняла, как это связывает. Невозможно измениться, когда люди тебя знают всю жизнь. Любой нехарактерный поступок, и сразу же подумают — или нервный срыв, или вообразила о себе невесть что. Словно засадили в клетку, и вот сиди теперь в ней всю жизнь. И знаешь, в чем ужас? Клетку эту сам себе строишь, еще в подростковом возрасте. Даже не подозревая, что это клетка. Начинаю понимать, почему многие эмигрируют. Новая жизнь, можно начать с нуля.

Элисон шумно выдохнула.

— Ух ты! Это… глубоко. Ты это про себя?

— Да. Я это все о себе. — Лили подняла бокал. — Привет. Меня зовут Лили Соланке, и я совершенно чокнутая.

Элисон подняла свой бокал и чокнулась с Лили.

— Думаешь, у других иначе? — спросила она.

Они неловко улыбнулись друг другу.

— А еще я хочу распрямить волосы, — поведала Лили.

Элисон фыркнула и чуть не захлебнулась вином.

— Что?

— Волосы распрямить. — Она провела руками по своей «афро» и подергала за тугие спирали волос, смазанные для блеска маслом. — С африканскими волосами так делают. Как Бейонсе. Одни заплетают косички и вплетают в них нити, а другие распрямляют волосы шампунем. Что-то вроде антиперманента. Жутко вредно для кожи головы.

В смысле, мне нравятся мои волосы, но иногда хочется их выпрямить. Просто попробовать.

Элисон нахмурилась, в смущении.

— По-моему, ты и так красивая, Лили. С твоими волосами все хорошо, можно ничего не делать. С другой стороны, если тебе хочется, почему бы и нет?

— Потому что Дэвид решит, что я стыжусь их, что я хочу выглядеть как белая и что все это ради повышения в школе. — Лили всплеснула руками. — Штука в том, что он не понимает, как я всю жизнь горжусь цветом своей кожи, хотя, судя по всему, мне-то приходилось гораздо труднее, чем ему. Это ему хочется стать немного белым. С какой стати ему приспичило становиться вегетарианцем? Его братья чуть со стульев не попадали, когда услышали.

Элисон рассмеялась.

— Мне тоже всегда казалось это странным, хотя бы учитывая его габариты. Гораздо естественнее он выглядел бы с куском мяса на тарелке.

Лили фыркнула.

— Можешь мне поверить, он таким здоровым вырос не на семенах огбоно. Знаешь, что он сегодня сказал? Что он стал вегетарианцем из-за того, что на нашем первом свидании, когда он заказал стейк, я смотрела в сторону, пока он ел. Я действительно смотрела в сторону, но не из-за стейка, а потому что он мне чертовски нравился. Серьезно.

— О как. — Элисон о чем-то задумалась. — Заходи ко мне в магазин. В понедельник. Зайдешь, я подберу тебе что-нибудь без цветочков. С глубоким вырезом, если хочешь. И короткой юбкой. На свой вкус. А потом можешь заняться прической. Лили, да стоит ли оглядываться на мужиков, мало ли что кому из них нравится. Делай, что хочешь!

Лили улыбнулась. Может быть.

— Надо чем-то заесть, — ответила Элисон, достала печенье и чипсы и высыпала их на тарелку.

Лили огляделась вокруг. Кухня была выкрашена в теплый кремовый цвет. Самая настоящая деревенская кухня, но чистая и аккуратная, везде порядок. В отличие от их кухни, заставленной горшками с пряностями и банками травяных чаев, с детскими рисунками на холодильнике, музыкальными подвесками и разноцветными подушками.

У Элисон здесь уютно, но без особых изысков. Она не пыталась что-то заявить миру о себе и своем образе жизни, обставляя дом.

На стене висели фотографии. Элисон и Холли, в основном недавние. За исключением фото эмбриона с УЗИ-обследования.

— У Дэвида целый альбом таких, с нашими близнецами, — сказала Лили, указывая на рамку. — Фото УЗИ. Браслеты из роддома. Локоны первых волос. Знаешь, я одно время чувствовала себя дико виноватой: когда они родились, мне все это было совершенно безразлично, но потом поняла, что это послеродовая депрессия. Самая настоящая депрессия, в полный рост. Сначала сложная беременность, преэклампсия, потом все планы родов и кормления полетели к чертям. Я просто не выдерживала, в этом все дело.

— У тебя была депрессия, а Дэвид альбомчики клеил?

Лили покраснела.

— Пожалуй, я даже благодарна ему за это. По крайней мере останется на память. А ты делала альбом для Холли?

Элисон посмотрела на фото в рамке. На ее лице проступила скорбь.

— Нет, — сказала она.

— Ну, что ж. Зато УЗИ ее на видном месте.

— Это не Холли, — ответила Элисон. Ее голос звучал странно, словно вдруг запершило в горле.

Лили не знала, что сказать.

— Это Роза.

Элисон взяла бокал и отпила. На груди и на лице появились яркие красные пятна.

— Извини, — сказала Лили. — Не знала, что у тебя был еще ребенок. Она… с ней что-то случилось?

Элисон внимательно разглядывала стойку между ними.

— Она не мой ребенок. Это Холли.

Лили изумленно молчала.

— Холли забеременела в четырнадцать лет. С каким-то мальчишкой. Она даже не понимала еще, что такое секс. Или понимала, но не думала, что возможны последствия. Скорее всего, ей просто хотелось быть как все. Потому что на самом деле Холли лесбиянка. Когда она объявила, что ей нравятся девочки, я, как ни смешно, заволновалась только об одном: а как же дети? Волновалась, что ей будет по жизни трудно. Пожалуй, сейчас времена другие, наверное, проще, чем раньше, но я все равно переживаю. В общем, надо мне было быть с ней внимательнее. А я… Господи! Как она тогда перепугалась. Вот мне урок на всю жизнь. Никогда больше такого не допущу. Никогда! Чего бы это ни стоило.

В ее голосе звучало столько боли, что Лили затаила дыхание.

— Она оставила ее в роддоме? — спросила она.

Элисон покачала головой.

— Мы держали все в тайне, сколько могли. Это УЗИ на двадцать четвертой неделе. Ей хотелось узнать, мальчик будет или девочка. Уже имена выбрала. Но…

— Выкидыш, — сказала Лили. — Бедный, несчастный ребенок. В таком возрасте все это пережить.

Элисон тихо заплакала.

— Нет, не выкидыш.

Лили прижала руку к груди. У нее сильно забилось сердце. Она потянулась через стойку и взяла Элисон за руку.

— У меня столько… так это наболело, — сказала Элисон. — Хочется выговориться. Даже нужно. Но Холли не хочет. Прости, Лили. Это вовсе не потому, что мне хочется держать интригу.

Лили покачала головой.

— Господи, да конечно. Не извиняйся. Мы же едва знакомы, Элисон, ты не обязана мне ничего рассказывать. Но если захочешь, я всегда готова поговорить. Если ты сама решишь. Боже мой, как верно ты заметила сегодня. У нас у всех проблемы. Иногда полезно напоминать себе об этом, что мы не одни такие.

Элисон кивнула. Она вытерла слезы и смотрела на свой бокал.

— Я пойду, — сказала Лили. — Ты звони. Днем или ночью, я всегда найду время, хорошо? Обещай, что не постесняешься!

Элисон сжала руку Лили.

— Я уже пыталась раньше кое-кому довериться. Оливии. Ничего хорошего из этого не вышло, но с тобой, думаю, может быть иначе.

— Только не сравнивай меня с Оливией.

Женщины посмотрели друг на друга.

Обе неуверенно улыбнулись.

Как знать, может, этот кризис в итоге разрешится?

Они обнаружили Кэма под одеялом, где он смотрел на планшете фильм ужасов.

— Кэм, дружище. Разве тебе разрешали? — Мэтт забрал у сына планшет. — Господи боже, что это такое? «Очищенные»! Слышала о таком, Крисси?

Крисси покачала головой: на 7-дюймовом экране мужчина зверски кромсал ножом женщину.