Грех и шоколад - Брин К. Ф. - Страница 7

Мордекай – редкий случай среди оборотней. В нем достаточно магии для превращения, но его человеческая часть воспринимает ее как вирус. Выброс магии, требующейся для метаморфоза, переключил бы его организм в режим защиты, повергнув парня в шок. Вот почему он никогда не трансформировался.

К счастью, у него достаточно сил, чтобы не оборачиваться даже в полнолуние, но внутри него постоянно бушует война, истощая его энергию и провоцируя другие болезни. Оборотни способны исцеляться поразительно быстро в своей звериной форме – и отчасти в человеческой, но это свойство сейчас разве что поддерживало в мальчике жизнь. И ничуть не смягчало боли.

Вот тут и вступала в дело сыворотка.

Не столь сильные оборотни применяли ее, чтобы контролировать желание измениться в неподходящее время, особенно при полной луне. А в случае Мордекая сыворотка притупляла реакцию организма на магию, унимая внутреннюю борьбу и снимая боль. Не всю, но значительную ее часть.

К несчастью, лекарство было немыслимо дорогим, и, не имеющие магической страховки, мы частенько сидели без инъекций неделями, прежде чем мне удавалось заполучить новую дозу.

Раз я обратилась к стае оборотней, из которой он был родом, умоляя о помощи. С тем же успехом я могла бы просить умирающего от голода поделиться стейком. Нынешний альфа стаи просто не стал меня слушать. Он захватил власть после смерти отца и матери Мордекая, и, естественно, не хотел рисковать: а вдруг их ребенок вознесется и украдет его мантию.

Я объяснила, что прошу не о довольно опасной медицинской процедуре, которая полностью излечила бы Мордекая (это уж слишком), но лишь о непрерывных поставках антиметаморфозной сыворотки, которая поддерживала бы его здоровье (мечтай о малом). Бесполезно. Оказывается, непосредственное убийство ребенка не одобрялось, а вот позволить природе идти своим путем считалось вполне приемлемым.

Гребаные оборотни.

Потом я обратилась в офис местного Полубога.

Мне сказали, что это проблема оборотней и посоветовали пойти к ним. Я объяснила, что уже ходила, и мне ответили: «Что ж, похоже, его судьба предрешена».

Гребаные Полубоги.

И вот мы здесь. Забились в щель между двумя сообществами, просто пытаясь оставаться в живых.

Я натянуто улыбнулась, пытаясь спрятать страх и печаль, переполняющие меня.

– Значит, посредством грибков, да? Круть-жуть.

Он уселся за круглый столик, пристроившийся на границе между гостиной и кухней:

– Говоришь, как твоя матушка.

Я нахмурилась:

– Не зарывайся, чувак.

Его беззаботный смех согрел мою душу.

– Как прошел день? – спросил он.

– Нормально. – Ни к чему его волновать. Едва ли у него столь же регрессивный взгляд на преследования, как у Фрэнка, и он будет винить себя за то, что я опоздала на работу, когда я покажу ему одеяло, а это испортит сюрприз. – А у тебя?

– Отлично. Прибрался немного в перерывах между уроками.

– Да. – Я окинула взглядом крошки, усеивающие желтоватую столешницу, а также груду грязных тарелок и прочих столовых приборов в раковине. – Я видела обувь.

– На большее меня не хватило.

Я кивнула. Острая боль пронзила сердце. Наверное, мне следовало просто отдать ему свое одеяло. В конце концов, в Сан-Франциско не так уж и холодно. Это не убило бы меня, зато тридцатку можно было бы отложить на лекарство.

Тридцать баксов – из четырехсот пятидесяти. Именно столько стоит сыворотка.

– Как тебе эта онлайн-школа? Лучше, чем прошлая? – спросила я, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.

– Немного. Но все равно они малость тормозят.

– Или просто ты слишком сообразительный.

Он ухмыльнулся и пожал плечами.

– Значит, теперь вы изучаете деревья? – Я пошарила в холодильнике, выбирая то из еды, что вот-вот испортится. Не такой уж я великий кулинар – зато человек творческий. Дайте мне несколько продуктов и, какими бы странными они ни были, я сварганю из них ужин. Я училась у лучших и у меня была куча практики.

– Да. Сперва деревья, потом океан.

– А ты продолжаешь заниматься историей?

Он уперся локтями в стол, и улыбка его погасла:

– Я не отстаю, но…

– Ты должен продолжать.

– Почему? Она в основном касается чеширов.

– Не следует употреблять данное слово. Это невежливо.

– Ладно, неважно, но вся эта чушь в книгах – о них. Маги вышли на свет лишь сто лет назад, хотя существуем мы столько же, сколько и люди. Почему же я не могу почитать нашу историю?

– Можешь. И должен. Но тебе нужно знать и ту и другую, помнишь?

– В магических школах не преподают людскую историю…

– Еще как преподают.

– Только в старших классах, да и то самое необходимое.

– Потому что они – спесивые ушлепки. Тебе нужно досконально разбираться в нашем мире, Мордекай. А его понимание включает в себя и человеческую историю.

Он разочарованно вздохнул:

– Лааадно.

Возможно, он и самый милый ребенок на планете, но все-таки он подросток. Я лично уже не помню, как долго длится пубертат, но, очевидно, пятнадцать – еще не предел. Жаль.

– Что у нас на ужин? – спросил он, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула.

– Понятия не имею. Просто рассматриваю все эти вкуснейшие ингредиенты.

– Твоя гримаса говорит о том, что ты лжешь.

А то я не знаю. Я вообще не большой поклонник овощей, но половину из того, что лежало передо мной, я просто ненавидела. Того, кто вывел брюссельскую капусту, следовало бы расстрелять.

Но нищим выбирать не приходится. Уна из магазина «Все от природы», не-магическая обитательница нашей «щели», обустроившая себе вполне пристойную жизнь, любезно снабжает меня некоторыми продуктами и другими предметами первой необходимости. Это куда лучше, чем голодать.

– Нарезать что-нибудь? – Мордекай выпростал руки из-под одеяла, которым обмотал плечи.

– Да, – я вытащила из нижнего ящика несколько картошек. – Займись этим, ладно?

Передняя дверь хлопнула так, что задребезжали стекла.

– Этой скотине лучше вернуть мои деньги!

– Дейзи дома, – пробормотал Мордекай, потянувшись за овощечисткой.

– Господи. Что это с ней?

Я принесла разделочную доску, овощечистку и нож, и в этот момент мимо пронеслась крошка-Дейзи со сжатыми кулаками.

– Скотина, очевидно, должна ей денег, и она хочет их получить, – «объяснил» Мордекай.

Я сурово зыркнула на него:

– А ну-ка без брани.

– Ты сама все время бранишься.

– Это потому, что я взрослая грубиянка – и владелица крыши над твоей головой. Делай, как я говорю, не делай, как я. – Я выглянула из кухни в короткий коридор, ведущий к двум спальням. – Дейзи?

Дейзи вновь появилась в дверях их общей с Мордекаем комнаты – и шагнула ко мне с блокнотом в руках. Красные пятна покрывали ее фарфоровое кукольное личико. На вид она была милейшим ребенком – но являлась при этом весьма яркой личностью.

– Мне нужен твой телефон, Лекси. У меня все разряжено.

Она остановилась передо мной, требовательно протянув руку.

Я не шевельнулась, пристально глядя на нее.

Она театрально вздохнула:

– Что?

– Что ты хочешь сказать этим своим «что»?

Развивать тему я не стала. Она, как и Мордекай, пребывает в гормональном аду. В самом пекле. Четырнадцать конфликтовали в ней с пятьюдесятью, а те – с девятью. Она воевала с собственным телом и собственной женственностью. Не-маг, она оказалась втянута в систему еще малышкой, когда ее мать умерла от передозировки героина. Перескакивая из одной приемной семьи в другую с остановками в детских домах, она подвергалась унижениям и избиениям, ее игнорировали и о ней забывали – пока в десять лет она не сбежала.

Я наткнулась на нее, когда она предлагала себя бездомному парню, обитающему в коробке, в обмен на еду и место для ночлега. Ей было десять. Голод толкает человека на крайности.

Благодаря мне она все еще девственница. Так же благодаря мне в не-магической зоне она считается пропавшей без вести и, предположительно, погибшей. Она живет в щели между сообществами вместе с нами, потому что ей некуда больше податься. Если только она не хочет, чтобы ее вернули в систему до того, как ей исполнится восемнадцать.