Цикл романов "Новый Михаил". Компиляцияю Книги 1-7 (СИ) - Бабкин Владимир Викторович - Страница 2

Проблема сейчас в другом – я решительно не представляю себе, что делать. Абсолютно не представляю. Всяким попаданцам в книгах хорошо было, у них либо впереди долгие годы на то, чтобы что-то затеять и изменить, либо они попадали в тело какого-то второстепенного персонажа, который мог чудить, как угодно. А у меня, блин, даже на учудить времени совсем нет!

Словно в подтверждение этого факта, в дверь кабинета постучали. Вот к тебе и пожаловал внешний мир, гражданин великий князь.

– Войдите!

Входит невысокий человек с усиками и беспокойством на лице.

– Ваше императорское высочество! Мне только что сообщили. С вами все в порядке? Вы крайне бледны!

Пожимаю плечами.

– Насколько это возможно в нашем лучшем из миров. Что у вас, Николай Николаевич?

Хорошо хоть, мне не приходится мучительно думать над вопросами типа «А кто это такой?» и память великого князя снабжает меня всей полнотой информации, которой владел он сам. Так что, кто это, я знал, а мой личный секретарь господин Джонсон сразу же изобразил деловой вид и доложил официальным тоном:

– Ваше императорское высочество, председатель Государственной думы господин Родзянко испрашивает дозволения переговорить с вами по телефону. Говорит, что дело срочное и государственной важности.

Ну вот, началось. Куда бежать и где мои вещи?

– Да, благоволите.

Вот откуда у меня вот это старорежимное «благоволите»? Не иначе как вместе с оперативной памятью и данными жесткого диска прадед передал мне «в наследство» еще и привычки с лексиконом! А впрочем, почему я беру «в наследство» в кавычки? Оно так и есть, как ни крути.

Джонсон крутит ручку и протягивает мне трубку. Его, кстати сказать, тоже в том лесочке пристрелят. Прямо рядом со мной. Так что протягивая мне сейчас эту трубку, он протягивает руку и к собственной гибели.

Глубоко вздохнув, говорю в старинный микрофон:

– Слушаю!

– У аппарата председатель Государственной думы Родзянко. – Слышимость была плохая, но не настолько, чтобы не понимать собеседника. – Я имею честь говорить с великим князем Михаилом Александровичем?

Ну что, Миша? Добро пожаловать в кровавый мир потрясений и кошмаров эпохи Февральской революции?

– У аппарата великий князь Михаил Александрович.

– Ваше императорское высочество! – бодро заговорил человек в телефонной трубке. – Как вы знаете, Петроград охвачен волнениями. Четвертый день на улицах толпы народу, общественная жизнь в смятении. Отмечены первые случаи отказа войск выполнять приказы. Столица погружается в анархию. Государственные институты бездействуют, правительство князя Голицына самоустранилось, военные в растерянности. Никто не хочет взять на себя ответственность за ситуацию. Ваше императорское высочество, Россия ждет от вас участия в деле восстановления общественного спокойствия и проведения реформ. Только отставка правительства князя Голицына и созыв ответственного министерства смогут успокоить умы в этот нелегкий час, когда Отечество наше в опасности!

Хорошо поет. Чувствуется профессиональный политик-интриган. Ладно, послушаем предлагаемые расклады.

– Что вы предлагаете?

– Ваше императорское высочество! Как член императорской фамилии и как брат государя, вы можете спасти Россию. Повлияйте на императора в вопросе дарования ответственного министерства. И мы все, вся прогрессивная общественность, ждем вас в этот непростой час в Петрограде. России нужен державный вождь и решительный человек, который поведет общество в эту тяжелую годину. Приезжайте в столицу и примите диктаторские полномочия, возглавив переходное правительство и гарнизон Петрограда до момента, когда реформы смогут успокоить общество и вернуть рабочих с улиц на фабрики и заводы, а солдат в казармы!

Ха-ха. «Прогрессивная общественность». Серпентарий в чистом виде. Сколько в данную минуту осуществляется разных мятежей? Эта самая «прогрессивная общественность», думцы, генералитет, промышленники, англичане, французы, немцы опять же. И это далеко не весь список, и у каждого свои цели и интересы, часто противоречащие друг другу. Сейчас у них только одна общая цель – свалить с трона Николая, а затем уж они перегрызутся, как стая голодных собак вокруг куска мяса, погрузив страну в хаос революционной анархии и грядущей Гражданской войны. Заговорщик на заговорщике сидит и заговорщиком же погоняет. И с лидером одного из заговоров я как раз и имею, прости господи, честь разговаривать!

Отвечаю предельно официально:

– Хорошо. Я желаю встретиться в Петрограде с князем Голицыным, генералами Хабаловым и Беляевым, а также со здоровыми силами общества.

– Ваше императорское высочество! – обрадованно запричитал человек с той стороны. – Мы счастливы будем увидеть вас в Петрограде! Я лично встречу вас на вокзале и гарантирую самую радушную встречу!

Это да. И прямая дорога мне от вас прямо на расстрел.

– Договорились, – буркнул я и повесил трубку на рычаг.

И, повернувшись, взглянул в зеркало на стене. Оттуда на меня по-прежнему смотрел великий князь Михаил Александрович Романов. М-да. Шлепнут они тебя, Миша, вот что.

– Прикажете подавать машину?

– Готовьте авто, но пока не подавайте. Мне надо подумать.

Джонсон склонил голову и вышел. Вероятно, отправился, по своему обыкновению, стучать на меня английской разведке.

Я повернулся к окну. Да, надо думать, и думать быстро. Потому как выхода из западни пока не видно, а рок вот-вот сомкнет свои ледяные пальцы на моем горле.

Петроград.

27 февраля (12 марта) 1917 года

По Высочайшему повелению город Петроград с 27 сего февраля объявляется на осадном положении.

Командующий войсками генерал-лейтенант Хабалов, 27 февраля 1917 года

Гатчина.

27 февраля (12 марта) 1917 года

Возможно, кто-то мечтает попасть в прошлое, да еще и в тело великого князя. Как же, брат самого царя, боевой генерал, лихой наездник, командир знаменитой Дикой дивизии, любимец женщин и прочей светской публики. Подвиги всякие, балы, интрижки, высокое общество, ах-ах, такой душка и романтик! Или другие скажут: что ж ты, гад, стоишь, беги – спасай Россию, твори историю! Во-первых, подвигами всякими я сыт по горло на войне в своем времени, во-вторых, никаких балов и прочих светских удовольствий меня тут вовсе не ожидает, а ждут меня охваченный волнениями Петроград, Февральская революция и скорая пуля в голову в конце очень короткого здесь жизненного пути. Но, главное, что касается спасения России, то я очень даже «за» ее спасти, но пока я не вижу способа спасти даже себя самого. А вот насчет истории все верно, в историю я попал. Конкретно так попал.

Так что гляжу я на этот мир предельно неприязненно, испытывая к нему теплых чувств меньше, чем к запыленному и валяющемуся в гараже школьному учебнику истории. Впрочем, уверен, что окружающий меня мир относится ко мне со взаимным отвращением.

Что мы, в моем лице, имеем? Если отбросить все контрпродуктивные надежды на то, что все само собой переиграется, что временной глюк рассосётся сам собой, а я весь такой в белом окажусь вдруг в своем московском начальственном кабинете, оставив тут всех по уши в дерьме, то… Нет, не подумайте обо мне плохо, разумеется, я так бы и поступил, будь у меня подобная возможность. В конце концов, кто я тут такой? Случайным образом оказавшаяся в механизме песчинка, не имеющая к нему ни малейшего отношения. Невзирая на тело и память прадеда, я не чувствовал ничего общего с тем, что происходит сейчас за окнами этого кабинета. Это не мой мир, не моя империя, не моя революция. Зато погибнуть у меня шанс чрезвычайно велик, и это при том, что я как бы и не при делах вовсе. Так что спроси у меня сейчас кто-нибудь, готов ли я вернуться в свое время к своей привычной жизни, я бы не колебался ни минуты, уж поверьте. Но такой возможности у меня нет и не предвидится. Посему, мечты и надежды в сторону. Займемся прозой бытия.