Место Силы 4. Андромеда (СИ) - Криптонов Василий - Страница 21

Я влетела в пустующий по случаю позднего часа спортзал, остановилась и, услышав шипение герметично закрывшейся за мной двери, издала оглушительный визг. Я визжала так долго, что сама удивилась краешком сознания: неужели мои лёгкие вмещают столько воздуха?

А потом рухнула на гравитационную скамью и, закрыв пальцами лицо, заплакала.

Я слишком громко рыдала, не слыша ничего вокруг. И не думала, что вселенная позволит кому-то нарушить моё уединение в столь важный для меня миг.

Вселенная позволила.

— Ты не должна этого стыдиться.

Я дёрнулась, вскинула голову и увидела стоящего напротив Виллара. Он дышал тяжело — видно, бежал вслед за мной.

— Зачем?! — крикнула я.

А он шагнул ближе, и рука его дрогнула, будто он хотел коснуться меня. Но пока не смел, знал, что я взорвусь окончательно, и взрыв уничтожит и меня, и его, и, возможно, всю станцию, заодно с Безграничьем.

— В каждом из наших миров разумные существа составляют пары, — сказал он. — Таков естественный путь.

Я молча смотрела на него и мечтала испепелить взглядом. Откуда он узнал, как понял, что именно меня мучает?

Все знали, что я — дочь еретиков. Кто-то любопытствовал, кто-то сочувствовал, кто-то аккуратно обходил молчанием эту жалкую тему. Но все, включая меня, знали, что я явилась на свет в боли, крови, грязи.

Не было кувшинов. Не было купели. Не было яркого очищающего света. Я была — животным среди них, высших существ. И если все остальные, лицезрея таинство, в конце ощутили себя чистыми и просветлёнными, то я осталась нос к носу со своей грязью.

И Виллар это понял.

— Прошу, уйди, — сказала я.

— Не раньше, чем ты хотя бы на словах признаешь, что твоё рождение — тоже было таинством. Ничуть не менее прекрасным, чем то, что мы видели…

— Виллар, ты обезумел?

Насмешливая ментома в ответ.

— Слишком часто слышу подобные вопросы. Думаю уже взять себе второе имя, чтобы облегчить жизнь окружающим.

— Зачем ты вообще за мной пошёл?

— Я видел, что ты хотела выступить на суде. Тайо опередил тебя.

Я молча смотрела на него. Виллар кивнул:

— Я ценю твёрдое намерение ничуть не меньше совершённого поступка. Тем более — от тебя. Я преклоняюсь перед тобой, Алеф.

— Что? — Я не верила услышанному.

— У меня нет и сотой доли твоих сил, твоей воли к победе. Я — карлик по сравнению с тобой. Но пока ты будешь видеть меня впереди, пока будешь пытаться меня догнать — ты и будешь лишь догонять. Твоя ментома каждый день наполняет мой дух необходимой силой. Быть может, лишь благодаря тебе я до сих пор не сдался. И я не позволю тебе сломаться, Алеф. Ты — моя. Войдёшь в мою пятёрку. Если ты пока ещё этого не чувствуешь — скоро этот час настанет.

— Так. — Я встала со скамьи и едва ли не впервые в жизни позволила себе ментому открытой ненависти. — На суде я хотела спасти тебя, потому что ты — глупый мальчишка, который не заслужил распыления, но заслужил хорошую порку, вот и всё! Моё рождение — это отвратительная и запрещённая для обсуждения тема. Те миры, на которые ты вечно ссылаешься, это лишь проекции нашего подсознания, огранённые сознательными усилиями, и тот факт, что их обитатели не способны достичь наших высот развития, лишь подтверждает центральный тезис Общего Дела: миры эти не существуют. Убирайся прочь из моей жизни, ты мне отвратителен!

Я быстро зашагала к двери.

— Не надорвёшься? — послышался за спиной насмешливый голос.

Остановилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Такая сильная ментома, не подкреплённая истинным чувством — это должно быть тяжело. Как выпячивать живот и надувать щёки, притворяясь толстяком.

— О, мои чувства истинные!

В спину прилетел смешок, но я больше не остановилась. Выскользнула за дверь и, прислонившись спиной к стене, с облегчением выдохнула.

Ментома ненависти исчезла, оставив по себе лишь слабость, дрожь в ногах и головокружение.

Проклятый Виллар!

Проклинала Виллара не я одна.

Приговор судьи исполнялся беспрекословно, и теперь за каждую выходку Виллара страдали все. Но, как и предсказывал судья, благодаря этому Виллар стал выступать гораздо меньше.

Но в нём будто бы копилось это, как энергия, которой время от времени нужно было давать выход.

Ближе к завершению второго оборота, например, на лекции мигнул свет.

Лектор замолчал, глядя на матовый потолок в задумчивости. Потом опустил взгляд, скользнул им по аудитории.

— А где Виллар? — спросил он обречённым тоном.

Сама я, как и все, тогда видела лишь внешнюю сторону. Виллара вытолкали в общий зал двое охранников под руководством Ликрама. Ликрам сказал:

— Виллар внёс незаконные модификации в энергосистему станции, чем поставил под угрозу её существование. Просто чтобы вы знали, из-за чего сейчас будете страдать.

Виллар хотел что-то ответить, но не успел — началось Наказание.

Сначала — словно бы судорога, сводящая каждую мышцу. И мой крик смешивается с криками всех остальных.

Мгновение, похожее на вечность, и в кости заливается расплавленный свинец.

Я падаю на пол. Рядом со мной бьются, корчатся тела. Мозг полыхает болью. Кожа горит огнём. Я теряю контроль над своим телом, но мне к этому моменту уже плевать, а даже если немножко и не плевать, то осознание, что то же самое происходит со всеми остальными, убивает робкие росточки стыдливости.

— Суть Общего Дела — единение, — разносится над всем этим голос Ликрама. — Вы должны научиться единству и открытости как в своей пятёрке, так и во всём мире. Между нами не может быть ненависти. Между нами не может быть примитивных конфликтов. Мы сознаём, что каждое наше действие влечёт последствия для Общего Дела.

Да, да, тысячу раз да, только, пожалуйста, пусть это прекратится, я больше не могу, позволь мне хотя бы умереть вот так, в собственных испражнениях, в боли и грязи, дай мне уйти так же, как я родилась.

— Каждый, кто считает себя невиновным, должен вспомнить несовершённые грехи, ибо намерение не многим отличается от поступка. Зависть. Ненависть. Высокомерие. Все те чувства, которые разлагают и оскорбляют в первую очередь вас самих, а следом — и Общее Дело. Примите боль.

Нет, прошу…

— Возлюбите боль.

Это невозможно!

— Лишь боль делает вас теми, кто вы есть. Через боль вы становитесь сильнее и мудрее. Перешагнув через боль и не отступившись, вы поднимаетесь над зверьми, для которых боль — это сигнал к отступлению.

Я — зверь. Я — жалкое животное. Бросьте меня на землю, чтобы я могла ходить на четырёх конечностях и жевать траву, заберите мой разум, дух и душу, всё, что угодно, прошу…

— Того, что испытываете сейчас вы, не переживёт ни одно животное. Вам дано несоизмеримо больше, и этим вы обязаны гордиться.

Горжусь, горжусь, горжусь, миллиард раз горжусь, если вам так нужна моя гордость — вот она, берите всю, без остатка!

И, будто эту мольбу наконец услышала вселенная, Наказание обрывается.

Я лежу на полу, уткнувшись лицом в пол и рыдаю. Со всех сторон доносятся рыдания и стоны других.

Мы шевелимся еле-еле. Мы не смотрим друг на друга, потому что мы все в этот миг одинаковы, видим других в себе самих.

Будет большая очередь в душ. И те, кто хорошо тренировался, кто научился быстро восстанавливаться, будут в ней первыми.

Прошло время, прежде чем я смогла осознать себя — собой, а не осколком астероида, чудом вылетевшим из галактики Боли. Прошло ощущение невесомости и равнодушия.

Я окончательно пришла в себя в капсуле, которая интенсивно чистила мою энергетику, а сквозь прозрачную крышку на меня внимательно смотрела Нилли.

Мысленно я просканировала своё тело, свою душу. Не нашла там ничего, что могло бы сломаться в ближайшие минуты, и, прервав программу, подняла крышку.

— Ты что, разделяешь с Вилларом его приговор? — спросила Нилли.

— Лучше бы его распылили, — вздохнула я.