Темноводье (СИ) - Кленин Василий - Страница 8

— Земля дурна, — набычившись, подбирал даур неудобные русские слова. — Рожь плохой. Всё плохой. Не хочу урожай.

Звучало дико, но Кузнец не хотел разбираться.

— Богато живете, — хмыкнул он. — Так ты, можа, мне свой хлеб отдашь? Коли тебе он ни к чему?

Кокурей на миг задохнулся, когда слова русского «князя» дошли до него.

— Ой-ай! — заголосил он. — Берись! Натка, всё берись! Берись и уходи!

Старенький даур ткнул пальцем в крепкий берестяной балаган. И прикрыл почти безбородое лицо ладонями, покрытыми сетью вспухших жил.

— Айда, мужики! — махнул своим людям приказной.

Дощатые двери выбили, и казаки с жадностью кинулись к внушительным ямам. Конечно, ячменя, ржи, гречихи, гороха в амбаре совсем немного осталось — накануне нового урожая так всегда. Но ежели с умеренностью подойти, то запасов зерна войску хватит на три седмицы. А то и месяц.

— Ай, спасибо, Кокуреюшка! — потеплел голосом Кузнец. — Хороший ты даур! Не то, что иные. Непременно скажу об том Белому Царю! Чтоб, значит, и на Москве знали, какой есть на Амур-реке лучший из князей.

Кокурей натянуто улыбался, не понимая и половины из сказанного. Он ждал только одного: когда страшные лоча выйдут, наконец, за крепостные валы.

— Хорошо у тебя, князь, да нам в путь-дорогу пора, — увидал Онуфрий думы даурца. — На прощание дай нам провожатого. Кого молодшего из семьи своей.

Кокурей, усыпленный интонациями русского предводителя, поначалу не сообразил. Но, когда смысл сказанного дошел до него, вдруг резко скинулся, снова замахал руками и закричал:

— Нет! Мой дасть аманат! Курген дасть! Нет! Все гость уходить! И ты уходи, лоча!

— А я вот в дому твоем гомон да топот слышу, старик, — нахмурился Кузнец. — Надо проверить!

— Нет! — и Кокурей заверещал что-то на своем дикарском языке. Без толмачей и перевести было некому. Но казаки и так поняли, что ничего хорошего князек-поганец не сказал: дауры вокруг вдруг забегали, принялись хвататься за дреколье, а у кого-то в руках и оружие появилось. Блеснула сталь.

Еще больше бесплатных книг на https://www.litmir.club/

Глава 8

— К бою! — зычно крикнул Васька-есаул. Конечно, русское войско городок этот раскатает по бревну, но большая часть осталась у кораблей. Внутрь вошли чуть больше сотни, разве кокурееву роду больше потребно?

Оказалось, надо. Словно, в ловушку сами лапу сунули. И даже самопалы не снарядить, не говоря уж о пушчонке.

— Ничо, — с улыбкой протянул Васька Панфилов. — В сабли возьмем нехристей!

«Ох, не надобно драки» — покачал головой Онуфрий. Резко шагнул к Кокурею, схватил его за отворот халата и дернул на себя. Да так, что с евонной головы шапка слетела, разметав пегие волосья. Нож из-за поясницы сам впорхнул в ладонь, и черно-серое железо впилось в куриную шею старика.

— Вели своим палки-то положить, — процедил он даурскому князьцу. — Не доводи до греха, дед.

Кокурей скорчился, задергался нервно, дрожа от холода железного на шее своей. Взгляд его, полный ненависти, буровил приказного человека, но Кузнец с холодом в глазах ждал. Ждал с каменной твердостью в руке.

— Ган Дархан, — прошипел он, пряча страх за злобой, и отдал короткий приказ. Дауры нехотя сложили оружие.

— Пойдем к тебе домой, — усмехнулся Кузнец.

…Дощаники выходили на стремнину темных амурских вод. На головном корабле сидел перепуганный даурский мальчонка: то ли внук, то ли племянник Кокурея. Первый новый аманат, что обеспечит верность и покорность этого даурского рода. Как его провожали! Как оплакивали! Словно, на смерть провожали.

«Может, и правда, они мыслят, что мы полонянников едим?» — подумалось Кузнецу.

Новым утром амурское войско шло уже мимо владений Толги — сильного даурского князя, коему служили ажно несколько родов. Толгин городок стоял высоко и виден был издаля. А вокруг его — широкие богатые поля… Которые теперь зияли мрачными черными пятнами. Кое-где обгорелые колосья еще слегка дымились. С берега несло — сытно и прогоркло.

— Это чево, Кузнец? — опешив, спросил Петриловский. — Напал кто на них?

— Непохоже, — покачал головой приказной. — Это, кажись, на нас напали.

— Как это?

— Сам еще не ведаю… Покричи взад: у Толги к берегу не пристаем. Дальше идем… Неча тут нам делать.

Дощаники гусиной стаей пошли дальше на низ. Темная река утягивала их в горы Малого Хингана. Здесь Амур совсем скукоживался, ужимался, зажатый скалами. То тут, то там каменные стены вырастали прямо из воды, пологие берега встречались всё реже. Какая все-таки упорная река Амур. Не остановилась, не пошла в обход, а проточила себе русло прямо сквозь эти невысокие, поросшие лесом горы.

Ну, а после дощаники выкатились на широкую равнину. Самое райское место в этой стране. Желто-бурый Шунгал вливался в темный Амур, две реки распадались на десятки проток, которые петляли невероятными узорами по плоской, как сковорода стране. Сентябрь близился к завершению, а здесь будто лето еще не закончилось.

И здесь жили дючеры. Не такой свирепый народ, как дауры, но здесь Кузнец приказал быть осторожнее вдвое больше прежнего. Дощаники не спешили, часто таились в заросших протоках, а вперед высылали сторожу. Потому в землях дючеров можно было нарваться на богдойцев, кои себя манджурами именуют. Казаки с ними уже бились. Одолевали, конечно, но богдойцы — такой враг, что лучше его обойти. У них и конное латное войско есть, а, по слухам, и большие корабли имеются. Пищалей мало встречается, зато есть пушки: большие и малые. А к ним ядер и порохового зелья в избытке.

Несколько поятых языков порознь подтвердили, что богдойцев в их землях сейчас нет. Тут-то русское войско и развернулось. Просторные дючерские селища захватывались одно за другим. Где-то местные лезли в драку, где-то укрывались в топких зарослях. Но главное — хлеба здесь вызревали скорее, чем выше по реке — и казакам достался новый урожай. Сжали еще не всё, но русским хватило с избытком. Да что там — на всю зиму хватит!

— Не рубите сильно людишек! — увещевал своих Кузнец. — По весне за остальным урожаем придем. Кто его соберет, коли не они?

Казаки смеялись и прятали сабли в ножны. Далее решили идти на самый низ Амура, на рубеж с землями ачанскими и гиляцкими. Народишко там поспокойнее и посмирнее будет. Река рыбой весьма богата, есть местные осетры ростом более человека. А по берегам много леса древнего: будет из чего и зимовья собрать и строевого леса на новые дощаники запасти.

Удача гналась за Кузнецом: зима удалась тихой и мирной. От болезней и холоду померло совсем немного народу. Дючеры и натки с верхов на рожон не лезли, просто по лесам разбегались. Слава Богу, богдойцы-манджуры тоже не пришли, как то случилось пару годов назад. Охочие промысловики ходили в леса и били пушного зверя. Даже в казну десятину щедро отдавали, пополняя ее рухлядью. Памятуя, что зерна на Амуре становится совсем мало, Онуфрий настрого запретил курить вина. Конечно, по-тихому хлеб в хмельное перегоняли, но до голода не дошло, Господь оборонил.

У кочевых тунгусов забрали сани в олешками и ходили по льду Амура чуть не до восточного моря. Там встретили новы роды гиляцкие, которых еще к шерти не подводили. Пытались объясачить их, но береговые гиляки оказались больно легкими на подъем. Кого-то вынудили поделиться соболями (правда, старыми), но аманатов брать не стали. Те гиляки жили в полнейшей дикости, понимания лучших людей не имели. Обзавелись толмачом, коему обещали подарить самопал — да и всё.

Петриловский изо всех сил пытался восстановить ясачную книгу. По весне-то надо племена обходить. Зимняя охота закончится — и у всех в избытке станет хорошего меха.

Едва дело на весну повернуло, Онуфрий велел из подсохшего леса новые дощаники ладить. Казаки изо дня в день смотрели на бесконечную шугу и ждали, когда уже Амур очистится. Запасы хлеба иссякали, следовало их пополнить. Да и государеву службу нести.