История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием ч. 2 (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 17

- Я нашла убийцу твоего дяди, - сказала ему королева после скомканных приветствий.

- Да? – раскрыл рот Софроний. Он ожидал всего, что угодно, но только не этого. – И кто же он?

- Его сейчас приведут сюда, подожди! – королева сделала приглашающий жест слуге у двери.

Вскоре лейды привели избитого в кровь бедолагу, одетого в рваное рубище. Он смотрел на всех тоскливым взглядом загнанного в ловушку зверя.

- Ты убил моего дядю? – спросил потрясенный Софроний.

- Я, - ответил бедняга.

- Но за что?

- Мне заплатили за это, - опустил тот голову. – Сто солидов дала королева, пятьдесят – епископ Мелантий, и еще пятьдесят – руанский архидьякон. И мне с женой была обещана свобода, ведь мы с ней рабы.

- Но… Да… Да что тут происходит? – племянник епископа удивился до такой степени, что даже не заметил, как пленника увели. – Вы зачем все это мне рассказываете? Что все это значит?

- Это значит, что я готова по обычаю заплатить за кровь. Ты получишь вергельд, как последний в роду. И я выдам тебе убийцу, - спокойно сказала королева. Ее лицо было неподвижно, как маска. И она пугала племянника епископа, просто безумно пугала.

- Да? – Софроний моментально понял, что ему предлагается. И даже страх немного отступил. Вергельд за кровь королевского дружинника равнялся шестиста солидам. А за епископа?... У него даже захватило дух от открывающихся перед ним перспектив.

Королева прочитала невысказанный вопрос в его глазах, и стоявший рядом Хуппа поставил на стол четыре увесистых кошеля, которые глухо звякнули, породив в сердце Софрония неиллюзорную надежду на безбедную старость.

- Тут тысяча солидов (1), - сказала Фредегонда, глядя ему в глаза тяжелым взглядом. – Но у меня будет одно условие.

- Я все понял, и я согласен, - сказал Софроний. – Никто ничего не узнает, а убийцу я прикончу собственной рукой. Я в своем праве(2).

- Умный мальчик, - сказала Фредегонда, глядя ему прямо в глаза. - Тогда иди на двор, он там и ждет смерти. Мои люди проводят тебя до дома. Опасно везти столько золота в одиночку.

Софроний вышел на двор, где старый воин без лишних слов подал ему меч, вложив рукоять в ладонь. Тот подошел к бедняге, который стоял с обреченным видом. Он уже понимал, что его ждет и смирился со своей участью. Софроний поднял меч и неумело ударил убийцу наотмашь. А потом еще раз и еще. Через несколько минут на пыльном дворе лежали обрубки тела, на которые насмешливо смотрели лейды Фредегонды. Впрочем, она тоже вышла на крыльцо, чтобы полюбоваться на свою победу. Племянник епископа принял деньги за кровь, а значит, с его головы теперь даже волос не упадет. Он нужен ей. Он теперь – живое свидетельство ее торжества. Ведь теперь она только что снова стала полновластной королевой в своих землях.

- Мелантий! – крикнула королева. – Собирайся и поезжай в Руан. Ты снова там епископом станешь.

***

В то же время. Мец. Австразия.

- Давай! Давай! Рвите его! Рвите! – король Хильдеберт, которому уже стукнуло шестнадцать, азартно орал, глядя, как рослые псы аланской породы наскакивают на медведя. Лесной зверь грозно рычал и отбивался, но силы были не равны. Мишка уже покалечил пару собак, и они отползли в стороны, жалобно скуля и зализывая раны. Псари потом позаботятся о них. Алаунты – слишком ценные экземпляры, чтобы после каждой травли терять их. Эта порода пришла в Европу с Кавказа, их привели сюда отважные всадники – аланы, которые использовали их как боевых псов. И впрямь, крупные короткомордые собаки не боялись никого и ничего, а потому знать разводила их, чтобы травить на охоте крупного зверя. Нескладный мальчишка с длинными рыжеватыми волосами недавно и сам стал отцом. Безымянная наложница родила ему сына, словно осознавая свой долг перед династией. Младенца назвали Теодебертом, а его крестным отцом стал сам епископ Трира Магнерих. Будущее Меровингов, что висело на тонком волоске, стало принимать более отчетливые очертания. Мальчик рос крепким и здоровым, и сама Брунгильда, словно наседка, окутала внука своей заботой, опасаясь покушений.

Хильдеберт полюбил кровь, и травля зверя привлекала того, кто еще ни разу не взял зверя на копье, как подобает мужчине и воину. Он смотрел на кровь издалека, из окна на втором этаже своего дворца. Король приговорил к смерти одного из своих лейдов, Магновальда. Тот забил до смерти свою жену, а потом сошелся с женой покойного брата. Убийство плюс кровосмешение... Епископы были в ярости. Магновальд прямо сейчас стоял в толпе таких же королевских дружинников, как и он сам, и азартно орал, болея в этой схватке за медведя. Король медлил, наслаждаясь властью. Он, словно сам господь, был сейчас повелителем чужой жизни, и оттягивал неизбежное, упиваясь моментом. Магновальд здесь, и он не знает, что ему грозит. А он, Хильдеберт, знает. И знает воин, который стоит сзади, и ждет сигнала. Он не понимает, почему король медлит. А король просто посматривал с любопытством на человека, который через минуту должен был умереть. Ведь это так забавно, оказывается! Человечишко радуется, строит планы на жизнь, предвкушает, как задерет юбку той, ради которой убил законную жену. Ан, нет! Смерть стоит у него за спиной, и только Хильдеберт видит ее, и только он может отдать ей приказ. Разве это не пьянит больше, чем вино? Король отвлекся от травли зверя и повернулся назад. Воин, стоявший в десяти шагах, поймал его взгляд, и король кивнул. Франк достал из-за пояса топор-франциску, и метнул его в голову Магновальда, который упал на пол, удивленно глядя на небо стекленеющими глазами.

- Выбросить его в окно(3)! – скомандовал король, и снова вернулся к своей забаве.

Воин, убивший Магновальда, знал, что ему нужно делать дальше. К смерти был приговорен и Гунтрамн Бозон, а его уже нашли. Скоро за его головой выйдет отряд королевских лейдов. И это не последний герцог, который должен умереть. Брунгильда ничего не забыла. Она отомстит за свои былые унижения.

Неделю спустя тот же самый воин скакал на коне во главе полусотни королевских дружинников. Они уже были в окрестностях Вердена, где правил епископ Агерик, крестный отец юного короля. Лейды гнали предателя уже не первый день, но Гунтрамн Бозон с отрядом своих «верных» уходил от погони. Он был готов к тому, что за ним придут, и свежих коней держал под седлом день и ночь. Несколько месяцев он прятался на дальней вилле со своей семьей, но его нашли и там. Как в таких случаях бывало не раз, герцог бросил жену с дочерьми, а сам с преданными людьми ушел. У него был один шанс, всего один. Епископ спасет его, а потому кони хрипели, выплевывая тягучую пену, но упрямо мчали вперед, подгоняемые своими всадниками. Показались предместья, и вот уже минут через десять Гунтрамн Бозон и его люди мешками свалились с коней внутри церковной ограды. Здесь они недоступны, что мятежный герцог и показал королевским воинам, догнавшим их. Гутрамн Бозон согнул в локте левую руку и рубанул по ней правой. Этот жест во все времена и во всех странах означал одно и то же(4).

***

Через три месяца. Суассон.

Три здоровенных мрачных мужика возрастом от сорока до пятидесяти лет сдвинули кубки, после чего в их луженые глотки водопадом потекли вина, меды и настойки. Напоить герцогов Раухинга, Урсиона и Бертефреда было нелегко, у них была хорошая практика и отменное здоровье. Двое последних, чьи владения располагались далеко отсюда, за Угольным лесом (так его назовут позже), приехали в Суассон для серьезного разговора. Магновальда прилюдно убили, словно дикого зверя, а Гунтрамн Бозон опять сидит в церкви, и ждет суда. Его имущество конфисковано, а семью выгнали на все четыре стороны. Тучи сгущались над головами тех, кто привык сам править этой землей.

- Много власти эта баба взяла, - начал разговор Бертефред, когда приятное тепло, наконец, окутало его тело и голову. Все молчали. Пояснений, о какой именно бабе идет речь, здесь никому не требовалось.

- А король наш слабак, - поддержал друга Урсион. Их земли были на севере, между Маасом и Мозелем, и они дружили уже много лет, вместе отбиваясь от нападений саксов и фризов. – Если бы не был так похож на отца, подумал бы, что эта стерва его от конюха нагуляла. Но тот воин настоящий был, а этот… - и герцог в расстроенных чувствах махнул рукой.