Солнечный луч. Чего хотят боги - Григорьева Юлия - Страница 7

Осознал тогда Хайнудар, что готов был новым убийством вырвать самому себе сердце. Поглядел он в звериные глаза, после на выживших кийрамов, смотревших на него с надеждой и любовью, и заплакал от жалости к первым и от горя по другим. А когда слезы закончились, дух прогнал йартанов из поселения, навеки разделив их.

Умные и коварные хищники с тех пор перестали сбиваться в стаи. Они живут поодиночке и охотятся так же, пока не встретят свою пару. А когда их детеныши подрастают, то уходят от логова родителей, чтобы вновь одиноко бродить по лесам, пока не приходит их черед оставить потомство. Они больше не испытывают прежней жажды крови и убивают, только когда голодны, чтобы насытиться.

А людей Хайнудар научил охотиться. Кийрамы в Белом мире считались лучшими охотниками, потому что больше остальных народов знали повадки зверья, этому обучил их Покровитель, чтобы они могли защитить себя от хищников и не умереть с голоду. Но в этом племени никогда не били зверье ради забавы. Они брали от леса ровно столько, сколько им было нужно, чтобы прокормиться и согреться в теплых шкурах.

Впрочем, и тагайни, и пагчи, и другие дети Белого Духа соблюдали эти правила, потому что Хайнудар в своей ярости становился слеп и жесток. За зверя, убитого без надобности и не ради защиты, он мог натравить своих клыкастых подопечных на охотников, а то и на всё поселение. Так что люди никогда не охотились ради развлечения, как в моем родном мире, о чем я вспомнила, слушая рассказ о появлении кийрамов из уст моей названой матери.

Однако норов Хайнудара передался и его подопечным. И если разум хищников больше не мутился от слепой кровожадной злобы, то кийрамы, напротив, окрепнув, переняли от духа его коварство и жестокость. Хотя тут точнее было бы сказать – жесткость. А еще мстительность. Затаивший злобу кийрам мог годами выжидать момента, когда нанесет своему обидчику решающий удар и сможет насладиться его мучениями. Впрочем, умели они и дружить с тем же жаром, что и ненавидеть.

Я понимала, почему Танияр отказал мне в моем желании ехать к племени вместе с ним в первый раз. До этой встречи тагайни и кийрамы пусть и не враждовали, как Налык и пагчи, но схватывались не на жизнь, а на смерть, потому поводов для обиды у лесных охотников было немало, и мстить они умели изощренно. А так как ягиров водил нынешний каан, то и удар могли нанести не по нему, а по мне, и уже после того, как увидят его горе, убили бы и Танияра.

Но после того как переговорил с Улбахом, супруг позволил и мне ехать с ним, на что я, разумеется, согласилась без всяких раздумий. Во-первых, так мне было спокойнее, а во-вторых, меня снедало любопытство. Мне было безумно интересно посмотреть на это племя, жившее у наших границ. Пагчи я полюбила всей душой, хотелось подружиться и с кийрамами, но сначала надо было понять этих людей, почувствовать. К тому же во мне не было предубеждения любимых детей Белого Духа, и в этом я видела повышение наших шансов на сближение, как хотел Танияр.

Впрочем, подружиться мне хотелось не только с соседями, но и с теми, кто жил в Зеленых землях. И если иртэгенцы знали меня уже хорошо, а в поселении Агыль, где я помогала матери принимать роды, со мной хотя бы успели познакомиться не по слухам, то больше я пока нигде не была. Это следовало исправить. Тем более наши обязанности с мужем разделились, как вы уже поняли сами. Если говорить более цивилизованным языком, пока мой супруг вел внешнюю политику, я занималась внутренними делами государства.

В общем, еще до встречи с Керчуном я успела побывать в одном из ближайших поселений, где люди встретили меня настороженно, но с живым любопытством. Мне уже не пришлось доказывать, что я не пагчи, и напоминать о том, что Отец любит всех своих детей одинаково. Теперь я стала женой каана, и этим было всё сказано. А мое дружелюбие и приветливость сгладили напряжение, царившее в начале встречи. Расставались мы с моими новыми знакомцами с искренними улыбками.

Стоит заметить, что мой визит был еще одним новшеством в устоявшемся укладе жизни в тагане. Жены каанов подворья не покидали, их жизнь протекала на женской половине. Они занимались рукоделием, рожали, растили детей и блюли честь мужа. Нет, каанши не являлись узницами, им не запрещалось ходить на тот же курзым, навещать родных, даже если они жили в другом поселении, но в дела управления не лезли. А я вела себя иначе.

Однако это не вызывало ни народного недоумения, ни недовольства. И всё потому, что жены в обычных семьях были наравне с мужьями. Могли и на охоту вместе пойти, и за ягодами. Для мужчин ползать с корзинкой не считалось зазорным, как и не порицалось умение женщины обращаться с луком или ножом. Напротив, хоть умение владеть оружием для женщин и не было законом, как у пагчи, но если жена или дочь желала научиться, ей не отказывали. Когда муж не может защитить свой дом, это сделает жена.

Впрочем, я желания обучаться военному ремеслу не выказывала, а Танияр не настаивал. У меня были иные таланты, которые почитались теми, кто меня уже хорошо знал, а для защиты оставались Юглус и Берик. Хотя дальше Иртэгена я выезжала с более многочисленной охраной. После моего похищения каан не желал быть легкомысленным, потому мое сопровождение вырастало до семи человек. Они не лезли под руку, не запугивали земляков, но бдительно следили, чтобы мне не был причинен вред, особенно в дороге. Но это к слову. А сейчас вернемся к кийрамам.

Они жили большой ничем не огороженной общиной. Считалось, что при настоящей угрозе хищники выйдут на защиту племени, а потому огораживаться стенами кийрамы считали ниже своего достоинства. Лес – вот их крепостные стены. Мне такой довод показался несколько спорным, потому что покровитель лесов Дурпак защищал пагчи, однако они стены вокруг своего поселения возвели.

Мне думалось, что дело скорее в том, что кийрамам достались в соседи Зеленые земли. Люди там хоть и задирали носы, но относились к племенам все-таки более лояльно. На племя Хайнудара никогда по-настоящему не нападали, потому и опасаться им особо было нечего. Потому имелось немало домов, стоявших обособленно от общины, вроде хижины того охотника, который когда-то спас мать Танияра.

– Они похожи на пагчи? – спросила я мужа, пока мы ехали к границе.

– И похожи, и нет, – уклончиво ответил каан. – У пагчи душа открыта. Они готовы дружить уже после знакомства, а кийрамы еще долго будут присматриваться. Заслужить их доверие непросто, одних даров мало.

– Удивительно, – сказала я, и Танияр ответил мне внимательным взглядом: – Налык так упорно пытается истребить пагчи, но они всё равно готовы помочь тагайни, если они попадают в беду, принимают и открыты для дружбы. А кийрамы, не столкнувшись и с сотой долей тех испытаний, какие выпали подопечным Дурпака, не спешат доверять протянутой им руке.

– Всё просто, Ашити, – улыбнулся каан. – Пагчи – это лес. Он принимает каждого, кто войдет в него. Люди рубят деревья, охотятся на зверье, могут устроить пожар, но лес всё равно делится с человеком своими дарами. И пагчи такие. Они быстро забывают обиды и готовы принять каждого, кто станет им другом. А кийрамы – это звери. Зверь недоверчив, он не подойдет к человеку, пока тот не заслужит его доверия. Съест кусок мяса, который ему оставят, но не позволит к себе приблизиться. Зато, если подружится, станет верным спутником, защитником и охранником.

– То есть нужно взглянуть на кийрамов как на хищников? – задумчиво спросила я больше саму себя, чем мужа.

– Может быть, и так, – усмехнулся он.

Кивнув ему, я устремила взгляд вперед. Еще один любопытный народ, и как же интересно сплетается характер племени со своим Покровителем. Признаться, мне понравилось определение Танияра: пагчи – лес, кийрамы – хищники. И чем же можно привлечь хищника? Мучительно поморщившись, я попыталась вспомнить, что знаю о приручении диких зверей, но память не отозвалась. Возможно, я попросту этим никогда не интересовалась.

– Что тебя терзает? – спросил каан, заметив мое сражение с памятью.