Где найти Гинденбургов...(СИ) - Тарханов Влад - Страница 23

Через десять минут бывший генерал-лейтенант царской армии был уже при полном штатском параде. С сожалением посмотрел на коробку с сигарами – почти десять лет как бросил курить. Сорок минут… Ипатьевы собирались снова вернуться в Чикаго. При приезде в страну Владимир Николаевич устроился преподавать в Северо-Западном университете города Чикаго. Но его бурная натура требовала научной деятельности, учитывая неплохую университетскую лабораторию, энтузиазм преподавателя и его студентов, стали появляться интересные работы в области нефтехимии. Две недели назад профессор Ипатьев получил двухсотый патент на свои изобретения в США, еще 14 патентов ждали своего одобрения, а семь только оформлялись патентными поверенными. Тогда же он начал сотрудничать с Universal Oil Products Company, а в 1936 году сделал открытие каталитического крекинга нефти. Сейчас, после того, как при его участии были созданы предприятия по производству высокооктанового бензина, Ипатьев собирался вернуться в Чикаго и продолжать преподавательскую и научную деятельность. Он уже был достаточно обеспеченным человеком, чтобы позволить себе купить приличное жилье в городе, а не мыкаться по гостиницам, даже самым комфортабельным: не так давно они с женой Варварой удочерили двух русских девочек-сирот, Анну и Софи, и уже успели к ним привязаться всей душой. На покупке дома настаивала жена Варвара, сам профессор все еще склонялся к тому, чтобы вернуться в привычную ему гостиницу за чертой города. И тут Владимир Николаевич вспомнил последнюю встречу с сыном Николаем в Брюсселе. Они встретились, как враги. Сын, который воевал с белыми против большевиков не без основания считал, что работа отца помогла большевикам одержать победу в Гражданской войне: слишком уж была показательной разница в снабжении боеприпасами Белой армии, вынужденной закупать патроны и снаряды у заклятых друзей из Антанты и большевистской Красной армии, которая даже в самые тяжелые моменты боев недостатка в снабжении не имела. На самом деле было не так, но именно это высказал отцу сын, так и не подавший при встрече руки. Потом было письмо сына с покаянием. Он принял позицию отца в том, что тот делал все на благо страны, Родины. Но… но встретится больше им не судилось. На свою беду Николай изобрел средство борьбы с малярией, которое испытывал в Конго, где и умер от желтой лихорадки в тридцать пятом году. Его старший сын, Дмитрий, сложил голову в Мировую войну на Германском фронте под Вильно, в том проклятом пятнадцатом году, когда люди на фронте гибли из-за снарядного голода…

Раздался звонок. Владимир Николаевич вздрогнул. Маклер должен был приехать позже, с чего бы это ему так спешить? Странно, но в дверях номера оказался не хорошо известный профессору маклер, а неизвестный молодой человек с довольно приятными чертами лица, одетый дорого и со вкусом.

– Владимир Николаевич Ипатьев? – спросил молодой человек на хорошем русском языке, разве что с каким-то неуловимым акцентом…

– Чем обязан? – голос ученого прозвучал более чем недовольно.

– Исаак Либерман, – представился молодой человек, – я сотрудник представительства British Petroleum в США. И у меня к Вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Позвольте пройти? Вы посмотрите мои рекомендательные письма?

– Ну что же… проходите…

Владимир Николаевич посторонился, пропуская нежданного гостя в номер. Он был заинтригован. Вроде бы британские нефтяники уже закончили переговоры о покупке технологии получения высокооктанового бензина, так что вряд ли предложение их представителя может его заинтересовать, да и возвращаться в Европу Ипатьев не хотел. Слишком много неприятных воспоминаний. Слишком много обвинений в сотрудничестве с большевиками, чуть ли не обвинения в соучастии в убийстве царской семьи… Цистерны помоев на его бедную голову… Нет, просвещенная Европа обойдется без него. Тем более Европа британская… Но вот слова о рекомендательных письмах его заинтересовали. Может быть, подал весточку кто-то из учеников Августа фон Байера или Поля Вьеля, у которых Ипатьев проходил стажировку в конце прошлого века? Но действительность превзошла все его ожидания.

«Папа, здравствуй! Мне выпала возможность передать тебе письмо с надежным человеком. Мое здоровье хорошо. Может быть, к тебе доходили слухи о моем аресте. Сообщаю: я на свободе. У меня все хорошо. У девочек тоже все в порядке. У нас в стране серьезные перемены. Проходит реабилитация многих ученых, в том числе твоих учеников. Анна говорила, что писала тебе в Нью Йорк. Папа, прислушайся к том, что тебе скажет человек, вручивший письмо».

Ипатьев присел в кресло у окна, жестом пригласив молодого человека занять место в кресле напротив. Он внимательно дочитал письмо, потом перечитал его снова. Спутать почерк сына он не мог, это несомненно был почерк Николеньки. Посмотрел на посетителя и произнес:

– Следовательно, вы из дома на…

– Извините, Владимир Николаевич. Это еще не все.

На журнальный столик перед профессором легло несколько фотографий. Володенька выглядел похудевшим и немного осунувшимся, но настроение имел хорошее. На одном снимке он был с нынешней женой, а на руках держал девочку, которой не было и года. На втором они были вдвоем – их дети, Аннечка и Володенька. Двое, оставшиеся в живых из четырех.

– Итак…

Тон профессора был сух и более чем настороженный. Он ожидал от посетителя всего: шантажа, требований передать СССР результаты разработок, но предложение молодого человека ошарашило его.

– Владимир Николаевич, вам предлагают вернуться на Родину. Эти два документа пока что не будут опубликованы в целях безопасности вас и вашей семьи. Прочитайте их внимательно.

На стол легли два листка. В одном из них указ о восстановлении гражданства СССР, во втором – восстановление в АН СССР. Ипатьев немного нервно дернул головой, что это? Провокация? Проверка? Вербовка? Что? Но тут оказалось, что удивлению ученого предела еще не наступило. Потому что посетитель тонким лезвием вскрыл подкладку пиджака и вытащил оттуда небольшой листок шелка, на котором хорошо известным Ипатьеву почерком было написано: «Товарищ Ипатьев, Вы нужны Родине. И. Сталин».

– Что это? – совершенно удивленно спросил великий химик.

– Это ваша главная гарантия. Слово товарища Сталина. Разрешите?

Через несколько мгновений Владимир Николаевич наблюдал за тем, как сгорает слово товарища Сталина в металлической пепельнице на журнальном столике. Шелк легонько дымил, оставляя чуть заметный, но весьма неприятный запах.

– Владимир Николаевич, вы понимаете, что такими гарантиями не разбрасываются. Тем не менее, заставлять вас возвращаться в СССР никто не собирается. Это должен быть только ваш добровольный выбор.

– Простите… э…

– Исаак…

– Исаак, но у меня жена и две приемных дочери, я не могу оставить их тут. И должен поставить их в известность. И мы собирались купить дом тут, в Чикаго, я жду маклера с минуты на минуту…

– Владимир Николаевич, вы, конечно же, должны с ними поговорить. Маклеру скажите, что передумали и будете жить в той же гостинице, что и раньше. Переговорите с женой, решите все. Мы готовы доставить вас и вашу семью в СССР самым быстрым и безопасным путем.

– Вот как…

– Да… Через час вам доставят письма ваших хороших знакомых. Чтобы вы не сомневались. Прошу вас перед отъездом их сжечь. Фотографии и письмо сына покажите жене. Так ваши аргументы окажутся убедительными.

– Вот как, вот как…

Молодой человек, которого на самом деле звали Исхак Ахмеров, и который начинал свою карьеру нелегала в США, хотел уходить, но почувствовал, что профессор хочет задать какой-то вопрос, но никак не решается.

– Владимир Николаевич, у вас есть ко мне вопросы? – тон был максимально располагающим к себе.

– Да… один вопрос: зачем ВАМ это надо? – этот вопрос профессор задал твердо, резко, внезапно отметая какие-то другие вопросы, не столь существенные.

– Меня уполномочили ответить на этот вопрос, товарищ Ипатьев. – Ахмеров выдержал небольшую, совсем небольшую паузу, но которая показалась профессору вечностью.