Долины и взгорья (СИ) - Щепетнёв Василий - Страница 21

— И то, что играю сейчас, тоже моё.

— Андерсон. Стиг Андерсон, — представился он.

— Чижик. Михаил Чижик, — ответил я. — Вы, случаем, не родственник Ульфа Андерсона?

— Нет, не думаю, — он посмотрел на меня с удивлением, будто я сравнил несравнимое. — Какое у вас мнение об «Аббе»?

— Аббе? В смысле Abbey Road?

— Нет, о группе «АББА».

— У меня нет мнения о группе «АББА». Впрочем… — я наиграл несколько тактов «Мани-мани». — Это?

— Да.

— В Советском Союзе группа практически неизвестна. Дисков не выпускают, пресса о них не пишет. Я слышал несколько песен, больше на коротких волнах, но, сами знаете…

— Да, короткие волны — не лучшее место для музыки, — согласился Андерсон. — Но «АББА» — очень известная группа. Всемирно известная.

— Возможно. Если иметь в виду капиталистический мир. У советских собственная гордость. Какого вы мнения о «Веселых ребятах»? О «Самоцветах»? О «Добрых молодцах»?

— Не знаю таких, никогда не слышал, — признался Андерсон.

— Два мира — два Шапиро, — сказал я.

— Шапиро? А это кто?

— Непереводимая игра слов, — разговор наш шел на немецком. — Но суть вы, думаю, поняли.

— Пожалуй, да. Наша группа у вас не пользуется успехом, потому что о ней ничего не знают. Нет рекламы. Так?

— Так, — согласился я.

И стал играть дальше. Что ему от меня нужно? Чтобы я рекламировал «Аббу»? С чего бы вдруг? Меня ещё Фишер наставлял: ни слова, которое можно расценить, как рекламу, нельзя произносить без контракта.

Я и не произношу. И когда меня спрашивают на пресс-конференции после игры, сок какой фирмы я пью, в ответ отвечаю: не заметил, но думаю, советской! Хоть это и не так, конечно. Откуда здесь советские соки?

Я играл, Андерсон слушал, а потом вдруг сказал:

— Вы не хотите поиграть для «Аббы»?

— Я? — хотел добавить «а полы вам не помыть?», но удержался.

— Возможно… Возможно, мы бы могли использовать вашу музыку.

— Мы — это кто?

— Мы — это «АББА». Я — менеджер группы, — сказал он торжественно.

— Очень, очень приятно, — ответил я. — Что ж, завтра у меня день отдыха. Пусть приходят, поиграем, послушаем.

— Сюда? — удивился Андерсон.

— Пианино хорошее, атмосфера приятная, место уютное. И мне знакомое.

— Но АББА — это…

— Это имя, это афиша, это касса, я понимаю. Но вы же пришли.

— Ладно, если получится, мы придём, — сказал он.

Я ещё немного поиграл, и присоединился к команде.

— Это кто? — спросил Антон.

— Говорит — поклонник, — ответил я. — Но я осторожен, и на провокации не ведусь, — и приступил к ужину. Полезному и вкусному шведскому ужину.

Ближе к одиннадцати мы собрались в саду. Посмотрели — нет ли кого. Нет. Конечно, нас могут подслушивать, но с тем же успехом нас могут подслушивать и в номере. Да и разговоры наши слушать — только ресурсы расходовать.

— Ничего страшного не случилось. Если бы случилось — здесь была бы полиция. Значит, товарищ Миколчук жив и невредим, — начал я.

— Тогда где же он? — спросил Нордибек.

— Думаю, в посольстве. К нему возникли вопросы, на которые за пять минут не ответить. Сами понимаете…

Все кивнули, мол, да, понимаем. Наша служба и опасна, и трудна.

— Завтра в рабочее время созвонимся и с посольством, и со Спорткомитетом. А в остальном живем обычной жизнью. Подъём в семь ровно, и в семь пятнадцать направляемся в парк, в спортивной форме.

Миколчук занятия физкультурой не практиковал. Но я не Миколчук.

— А я… — начал Геллер.

— И вы, Ефим Петрович. Подберём подходящие упражнения. Вам понравится. В остальном же оснований беспокоиться нет. Швеция — капиталистическая страна. При капитализме все бытовые проблемы решают деньги. А деньги у нас есть.

— Но они, деньги, у Миколчука, — напомнил Антон.

— Питание и проживание оплачены вперёд, а с остальным разберемся. Не волнуйтесь.

И в самом деле, зачем волноваться? Суточные Миколчук выдавал буквально по суткам, двадцать крон в сутки, что соответствовало примерно трем рублям. Обычные суммы, с учетом того, что за питание уплачено. Никто их не тратит, копят, чтобы в последний день купить что-нибудь посерьезнее. Может быть, даже магнитолу.

Купят. Если победим — выдам всем премию. Есть у меня такой обычай. Из призовых. На магнитолу хватит. Каждому. Нордибеку, как я понимаю, это не так и важно, а вот для Антона и Геллера — значимо.

— И всем спокойной ночи, — пожелал я.

Расходились нехотя. Остатки лета, обаяние места, ужин, всё настраивало на философский лад.

Но слово начальника — закон для подчинённых.

Авторское отступление

Возможна ли ситуация, когда гроссмейстеры игратю до голых королей? Неужели они не видят, что игра закончится вничью?

Видят, конечно, видят. Но хотят, чтобы и публика убедилась в этом. Спустя несколько дней после того, как я разместил девятую главу, подобная ситуация приключилась в матче за шахматную корону между Дином Лиженем (Китай) и Яном Непомнящим (Россия). Десятая партия от 23.04.2023 завершилась на сорок пятом ходу в такой вот позиции, хотя ничья была очевидной задолго до этого:

Я не утверждаю, что оба гроссмейстера читают «Переигровку», но как знать, как знать…

Глава 10

16 августа 1977 года, вторник

Утренние беседы при дожде

— Нас утро встречает прохладой, — звучало в голове, пока мы занимались зарядкой в садике.

Да уж. Середина августа, а утром плюс семь. Стокгольм — город хладный. И опять туман, в перспективе дождь.

Никто ночью ни Фролова нам не вернул, ни Миколчука. Ну и что? На сон это никак не повлияло. Как другие, не знаю, а я лёг сразу после часу. В час — в три по Чернозёмскому, — получил порцию тягостных видений, а потом и уснул.

А сегодня мы взяли первый из двух разрешенных тайм-аутов. Я-де болен. Бюллютеню. Нету сил. Обдумать ситуацию.

Подумаешь, Фролов. Ну, остался и остался, невелик убыток. У нас на курсе я троих Фроловых знаю, предложи каждому загранкомандировку, в которой всего и нужно только нацепить зеркальные очки, и смотреть на игроков — каждый согласится. В капстрану-то!

С Миколчуком сложнее, но и тут особого беспокойства нет. Так что ноги на ширине плеч, руки за голову и — вправо-влево, вправо-влево.

Нет, зарядку провожу не я. Антон. Но по моему распоряжению. Сам я не отлыниваю, а вместе со всеми: влево-вправо, влево-вправо.

Наклоны, ладонями достать до земли. Снова, снова и снова, развивая гибкость позвоночника. В жизни пригодится.

Наконец, занятия окончились. Переходим к водным процедурам, затем завтрак.

И только мы вошли в холл отеля, как ко мне подошел неприметный соотечественник.

— Я из посольства. Вам нужно срочно приехать.

— Хорошо, приеду, — и двинулся к своему номеру.

— Я сказал — срочно, — повысил голос посольский.

— Вы в самом деле думаете, что я поеду в посольство в этом? — я показал на свой костюм. Хороший костюм, тренировочный, динамовский, но для посещения посольства не самый подходящий.

— Только быстро, — сказал соотечественник.

Я отвечать не стал. Прошел к себе, принял душ, побрился, причесался, надел соответствующий костюм, светло-серый, итальянский, повязал одноцветную бабочку посмотрелся в зеркало. Шляпа у меня одна, тёмно-серая, но еще есть два берета.

Я выбрал шляпу.

Удовлетворительно.

— Ну, что вы так долго?

— Сначала завтрак.

— Какой завтрак?

— Шведский, вестимо.

— Вы что себе позволяете? — и даже попытался взять меня за рукав.

— Послушайте, а вы, собственно, кто? Почему не представились? Может, вы совсем не из посольства? Может, вы провокатор? Готовите похищение? Я звоню в полицию, — и я прошел к стойке портье.

— Я Андрей Белов, атташе посольства по культуре и спорту — сказал в спину посольский.

— Я в посольстве был и вас в посольстве не видел, — сказал я, поднимая телефонную трубку.