Долины и взгорья (СИ) - Щепетнёв Василий - Страница 25

Разменяли ферзей. В шахматах размен ведет к упрощению позиции, она становится понятнее, яснее. Чем меньше на доске фигур, тем легче считать. При равенстве на доске размены это равенство цементируют. И потому размен ферзей, как правило, на пользу обороняющейся стороне. То есть мне.

В зале настороженное молчание. Люди ждут, что Ларсен сейчас проведет какую-нибудь головоломную комбинацию, получит решающий перевес или что-то вроде, мне ведь больше не помогает Великий Парапсихолог Фролов.

Но пока нет перевеса. Есть примерное равенство. Черные, то есть я, уравняли позицию, и стоят перед выбором: либо остаться в обороне, за надежной стеной, либо решиться на вылазку.

Я решился.

Но это не авантюра в духе кино, «аля-улю, гони врага», а вылазка подготовленная, вылазка обеспеченная силами, имеющимися на доске.

Удар, ещё удар!

Но Ларсен не дремлет, и принял контрмеры. Разменял своего неплохого слона на моего атакующего коня. Потом коня на коня. Позиция упростилась ещё больше. Итог: моя атака отбита, но зато у меня преимущество двух слонов. Правда, в сложившейся позиции это преимущество декларативное, воплотить его во что-нибудь существенное при грамотной игре Ларсена трудно.

А Ларсен играет очень грамотно. Хорошо играет. Понял, что сегодня ему не выиграть, и решил, что главное сегодня — не проиграть.

Что может получиться — не в партии, нет, а с «АББОЙ»?

Может, и ничего. Ну, хоть развлекусь.

«АББА» отличается от «Веселых ребят» или «Самоцветов» тем, что раскована. Не боится. Чего не боится? Ничего не боится. Инструменты, костюмы — это само собой, но и «АББЕ» они не с неба свалились. Главное — они делают то, что им нравится. Без оглядки на Росконцерт. Но Под присмотром Стига.

Но вот если завтра Росконцерт вдруг исчезнет, или, что проще представить, «Поющие ребята» в полном составе переберутся в Швецию (Данию, Францию, Италию) — станут ли они всемирно известной группой?

Ой вряд ли.

Ещё на первом курсе на лекции по анатомии нам рассказали о существовавшем некогда в Китае обычае бинтовать ноги, точнее, стопы, знатным девочкам. В результате ломались и деформировались кости, стопы получались крохотными, почти кукольными. Ходить на таких ногах было невозможно, но считалось, что богатым женщинам ходить и не нужно. Слуги принесут, слуги отнесут.

Процесс этот, бинтование — мучительный. Дети плачут, кричат, но родители лучше знают, что нужно детям.

А если бинтовать не ноги, а мозги? Того не делай, сюда не ходи, будь скромным, исполнительным, слушай старших, и не вздумай выделяться. Самый умный, что ли?

И потом, уже вне ментальных ограничений, человек способен думать столь же, сколько знатные китайские дамы — ходить и бегать.

Наш человек — в целом — всю жизнь стесняется. Стесняется петь, играть, говорить на чужом языке, спрашивать, отвечать. В раннем детстве нет, а чем старше — тем стеснительнее. И потому многие качества остаются неразвитыми. Чтобы запеть, ему нужно выпить, «в пьяном виде пел песни и критиковал игру советских футболистов». А пению можно и нужно учиться. Мастерами станут единицы, а вот третий разряд доступен для всех. Ну, почти. Нет, «Поющие ребята» не третий разряд. Твердый второй.

Чем хороша пара слонов? Тем, что одного слона можно разменять на коня противника. Я и разменял, в результате чего у меня остался живой белопольный слон, а у Ларсена — чернопольный. Разноцвет.

Знатоки в зале вздохнули: разноцвет есть верный признак ничейного исхода. Как параллельным прямым в евклидовом пространстве, разноцветным слонам лицом к лицу не сойтись. Два неуязвимчика.

Утром я звонил в Чернозёмск, девочкам.

В Сосновке всё спокойно. Солнышко сияет, птички поют. Вчера был дождик, но небольшой, освежающий. Война с колорадскими жуками ведется без применения химического оружия, враг в беспорядке отступает. Ми и Фа вечерами поют «спят усталые игрушки», пока без слов. Нет, телевизор не смотрят, только слушают. В меру.

Я им каждый день звоню, боюсь, уже и надоел. Но мне из Стокгольма дозвониться до Чернозёмска, вернее, до Сосновки, несравненно легче, нежели оттуда — сюда. Извечное «между понедельником и субботой четыре дня, а между субботой и понедельником — один». Такая вот математика.

Ларсен вывел на открытую вертикаль ладью. Я тоже. Размены неизбежны: уступать вертикаль никто не хочет, значит, будет ни вашим, ни нашим.

Вот годик исполнится девочкам, можно будет поехать на юг, к морю. Или в сентябре? В Айн-Зара спадет зной, море теплое, опять же южные фрукты-овощи и морское изобилие. Устрою выездной сбор перед Лас-Вегасом, недельки на две. А потом улечу в Штаты, а девочки вернутся в Сосновку.

И очень может быть. Девочкам нужно на море, чтобы не было рахита. Да и мне не помешает зарядить батарейки солнечной энергией.

После размена ладей на доске остались разноцветные слоны и по шесть пешек. И короли, конечно. Короли всегда остаются. Остальные фигуры гибнут, а они нет. Король королю глаз не выклюет. Возьмет в плен, получит выкуп, да и отпустит. Ни один русский царь в бою не погиб.

Время партии подходит к концу. Откладывать? Битая ничья, любой третьеразрядник скажет.

И Ларсен предложил мир. Я тут же согласился. Два дня отдыха — это вдохновляет. Мне двадцать два, Ларсену сорок два. У каждого возраста свои плюсы.

На послематчевой пресс-конференции журналистов было втрое против обычного. Би-Би-Си, VoA, DW, и, конечно, шведские.

Поначалу шло как обычно: краткие комментарии к партии, комплименты сопернику, организаторам, публике.

— Леонид Шамкович, «Радио Свобода». Михаил, как вы прокомментируете заявление Николая Фролова, что именно он кузнец ваших побед, а без него вы обыкновенный шахматист?

Говорил Шамкович по-английски, чтобы все слышали, как он поддел советского гроссмейстера.

Если «BBC» «VoA» и «DW» — станции государственные, то «Свобода» — лавочка мутная и якобы независимая. Однако финансируется из бюджета США, такая вот независимость. Но отвечать-то нужно. Как там сказал Миколчук? «Осторожно»? А как это — отвечать осторожно?

— С вами, Леонид Александрович, мы играли в мае семьдесят третьего года в Омске, на первенстве России. Я тогда был кандидатом в мастера спорта, мелкой сошкой. А вы — гроссмейстер. И вы сдались на двадцать шестом ходу ввиду неизбежного мата. Помните?

— Ну… Что-то такое было…

— А был ли тогда со мной Фролов?

— Не… Не помню.

— Ну да, ну да. Фролов так затуманил мозги, что и спустя четыре года вы не помните. Ага, конечно.

Раздались смешки.

— Вальтер Дойль, «Би-Би-Си». Но всё же чем вы объясняете, что до сих пор не смогли выиграть ни одной партии у своего соперника?

— Игрой соперника, разумеется. Бент Ларсен сегодня, пожалуй, самый сильный шахматист Западной Европы. И ничейный счет на данном этапе — неплохой результат для любого гроссмейстера.

— Вы сказали — на данном этапе. А дальше?

— А дальше будет дальше. Что же касается Фролова — это плагиат.

— Плагиат?

— У Дюморье-отца есть роман «Трильби». Там таинственный экстрасенс Свенгали гипнотизирует милую девушку Трильби, и та становится великой оперной певицей. А потом он прекращает свой гипноз, и девушка превращается в тыкву… то есть в самую обыкновенную девушку. Драматический сюжет, не так ли? Хоть оперу пиши, да. Но Фролов не оперу написал, а придумал рассказ для охочих до сенсации простаков с собою в роли Свенгали. Но я-то не Трильби. Впрочем, главным критерием истины является практика. Будущее покажет, что может Фролов, а что я.

Закрыл тему. Время пресс-конференции вышло, флажок упал.

Уже традиционный пеший поход в отель.

Ужин — без музицирования. Для меня — очень легкий ужин.

А народу — выше крыши. Популярное место. Надеются снова услышать своих кумиров?

— Устали, Михаил Владленович? — спросил Миколчук.

— Нет. Вы кушайте, кушайте. А я пойду.

— Отдыхать?

— Работать. В студию звукозаписи. Мы там с ребятами думаем записать песню — другую.