Красные ворота - Кондратьев Вячеслав Леонидович - Страница 26

~~~

Поздно вечером неожиданно позвонила Надюха.

— Выручай, Володя. Гошку забрали! В двадцать втором сидит. Приходи скорей!

Володька, как по тревоге, влез в свои «кирзяшки», схватил ремень и бегом, буркнул что-то на вопрос матери «Куда ты?».

У отделения милиции его ждала взволнованная, растерянная Надюха.

— Поговори с начальником. Подрался Гошка в пивной. И забежал-то на минутку, ждала я его… Смотрю, с милиционером выходит. Финка при нем, понимаешь?

Володька бросился в кабинет к начальнику. Вытянулся, щелкнул каблуками.

— Разрешите обратиться, товарищ майор? Старший лейтенант Канаев, бывший командир взвода разведки, где служил Георгий Селюков, которого вы задержали. Вот мои документы, — протянул Володька.

Майор мельком взглянул на документы, поднял глаза на Володьку.

— Плохо вы воспитывали своих солдат… Что же это получается? Трех человек изувечил. Мало того, холодное оружие при нем оказалось. Да и меня матом обложил… Судить завтра будут вашего разведчика: за хулиганство по семьдесят четвертой и за ношение холодного оружия.

— Товарищ майор, ведь вы, наверное, тоже фронтовик. Гошка, то есть Селюков, лучшим разведчиком был. У него наград полно.

— Знаю. Бахвалился он. Может, суд учтет. Но зачем финку, дурак, таскает?

— Память же фронтовая… Он с ней в разведку ходил.

— Сейчас-то он не в разведку с ней направился, а в пивную. Вот такое дело, старшой… Кстати, у самого-то оружия дома нет?

— Нет.

— А то навезли, черти, трофеев. У кого вальтер, у кого браунинг, у кого ТТ, а у кого и парабеллум. Разбирайся тут с вами. Вызывали одного, сигнал получили, что пистолет у него. Говорю, сдай добровольно, ничего не будет. Ан нет, отрицал. Пришлось с обыском, ну и что? Лежит пистолетик, заржавелый весь, хоть бы в тряпочку масленую завернул. На кой ляд он ему нужен? Оформили, сидит. А инженер, вроде с понятием человек, не бандюга, дался ему этот пистолет.

— Товарищ майор, — просительно начал Володька. — Может, без суда обойдется? Ну, навешайте Гошке пилюль, заберите финку и штраф там влепите. А, товарищ майор?

— Не могу. Оформлено дело. Идите завтра в суд к десяти ноль-ноль. Может, выслушают как бывшего командира, учтут боевые заслуги вашего Гоши… Вот и все, что могу.

— Товарищ майор… — заскулил опять Володька.

— Все, старшой. А если пистолетик имеется, советую немедля в свое отделение сдать.

— Да нет у меня…

— Что-то не очень уверенно говорите. Смотрите, два года — не малина.

Володька вышел к заплаканной Надюхе:

— Ничего не вышло. Завтра в суд пойдем.

— Засудят его, засудят… Финка еще эта, — запричитала она.

— Не реви. Мне с другом посоветоваться надо. Иди домой, я сейчас ему позвоню, а завтра в суде встретимся. В десять утра.

Надюха пошла домой, а Володька бросился искать телефон-автомат. Позвонил Сергею, рассказал про Гошку.

— Мда… Значит, так. Райку из нашего класса помнишь? Она юрист. Кое-что мне советовала в свое время. Иди сразу к ней. Адрес дать?

— Давай, — и Володька записал адрес. — Спасибо, Сергей. Сейчас побегу к ней.

Было уже около двенадцати ночи… Неудобно, конечно, в такой час врываться к Рае, но что поделаешь — фронтовой друг в беде.

— Володька! — воскликнула Рая, одетая в какой-то замызганный фланелевый халатик. — Очень рада, но почему так поздно? Мама уже спит.

— Всего на два слова, Рая. Нужен твой совет. Юридический.

— Пошли на кухню, — сказала она и повела в тесную коммунальную кухню, заставленную столами и керосинками.

Володька торопливо рассказал о Гоше.

— Контузия у него была? — спросила Рая.

— При мне вроде нет, но вообще-то вполне могла быть.

— Ты должен увидеть его перед судом и сказать, чтобы напирал на контузию. Дело отложат, пошлют на судебно-медицинскую экспертизу на определение вменяемости. Пройдет какое-то время. В Дзержинском суде будет слушаться?

— Да.

— Чего-нибудь придумаем.

— Спасибо, Рая… Ну, как живешь?

— Как сейчас живут? — улыбнулась она. — Зарплата маленькая. Я юрисконсультом работаю, мама на моем иждивении. Трудновато… Замуж никто не берет… и не возьмет, наверное…

— Ты знаешь, что Вовка Деев в тебя влюблен был?

— Неужели? Я и не догадывалась… Господи, как это было давно… Школа, вечера… Детство, юность… — она вздохнула. — А я почему-то чувствую себя уже старой… Старая дева… — печально досказала она и вздохнула еще раз.

— Брось, Райка, мы еще молодые, — утешил ее Володька, но, поглядев на нее, увидел, как поблекла она за эти годы. — И все еще впереди.

— Это у вас, мальчишек, все впереди, а у нас, увы… Сколько вас осталось-то?

— Маловато, наверно.

— В том-то и дело… Ладно, Володька, ты заходи как-нибудь просто так, без дел. Посидим, вспомним школу… Хорошо?

— Обязательно, Рая, — пообещал он и попрощался.

Вечерняя Сретенка, точнее уже ночная, была почти безлюдна, и Володька, успокоенный обещанием Раи, шел не спеша, покуривая… Главное — выиграть время, а там Гошка и сам что-нибудь придумает. Не такой он, чтобы за мелочь в тюрягу попасть. Но простят ли финку? Холодное оружие, как сказал майор. Есть статья определенная. Но по-человечески-то должны понять, что для них, фронтовиков, не холодное оружие это, а память о войне, о том, что свершили они на ней… Володька свой вальтер сдавать не собирался. Он уже давно завернул его в промасленную тряпку, обернул газетой и зарыл на чердаке, где жильцы дома сушили стиранное белье. Найти пистолет можно только с миноискателем, ну и доказать, что это его пистолет, вообще невозможно. Конечно, доля мальчишества была в странном желании сохранить пистолет во что бы то ни стало, но было и какое-то ощущение права владеть оружием, да и привычка — как же без него?

По дороге он думал, что скажет на суде в защиту Гошки, если не сработает контузия. Вспомнил, сколько «языков» приволок Гоша, как бесстрашно и спокойно собирался в поиск, с улыбочкой колдуя над пятаком — орел — решка, — как не раз, легко раненный, отказывался идти в санроту, отлеживался несколько деньков в землянке, а потом сам предлагал: «В порядке я, командир. Можно меня в дело». Да что там, ордена и медали сами за себя говорят. Должен учесть это суд.

На другой день в половине десятого Володька был у здания нарсуда на Сретенке. Вскоре подошла Надюха, подурневшая, с припухшими глазами, но подмазанная, поздоровалась молча за руку. Гошу привели два милиционера — на скуле ссадина, в зубах папироска, вид бодрый. Не верит, видать, что за такую малость, за обыкновенную драчку в пивнухе могут его, орденоносца и лихого разведчика, засудить.

— Чего ты? Порядок будет, — буркнул он Надюхе. — И тебя взбаламутила? — спросил Володьку.

— Ты, Гошка, про контузию не забудь. Ведь не помнишь ничего, что вышло? — сказал Володька четко, чтобы Гошка усек значение этих слов.

— Конечно, не помню, убей меня бог, — сразу же сообразил тот.

— Так и говори. Понял? — с напором произнес Володька.

— Как было, так и скажу, — подмигнул он, таясь от милицейских взглядов, но те на разговор ноль внимания — не уголовщина тут, а простое хулиганство.

Дав Гоше докурить папироску, они повели его в здание суда. Надюха и Володька за ним. Подошли к залу номер четыре, а там на двери уже бумажка, какие дела будут разбираться. Пробежал Володька глазами: «Селюков Георгий Иванович по обвинению по статье 74, ч. 1», — и ойкнул обрадованно — статьи за ношение холодного оружия не было! Значит, майор в протокол про финку не записал! Хорошим мужиком оказался. Отлегло от души, хотя 74-я, часть 1 грозила годом с лишением московской прописки после отбытия.

Но вот вызвали в зал. Гошку милиционеры провели за барьер — на скамью подсудимых, а Надюха с Володькой в зале уселись, поближе к суду. Там и свидетели обвинения, помятые, с подбитыми физиономиями, которым, на Володькин взгляд, только одного хотелось до смерти — опохмелиться. Володька подсел к ним.

— Как же он вас троих один? — спросил он.