Краски - Ковезин Павел - Страница 17

– Стой! Подожди!

Я едва не рванул прочь, но вовремя понял, что детский женский голос не может принадлежать копам или отцу девчонки. Обернулся и увидел оранжевое пятно, силуэт которого напоминал человека.

Подбежав ближе, пятно приняло чёткие очертания. Очертания этой девочки, держащей в ладонях грызуна.

– Я передумала, – словно стесняясь, сказала она, – можно у тебя переночевать?

Я улыбнулся и понимающе кивнул. И мы пошли дальше, ещё не зная, что нас ждёт впереди. Но теперь мы были не одни: мы могли хотя бы попытаться что-то изменить в наших жизнях.

***

– Проходи, располагайся, чувствуй себя как дома, – сказал я, когда мы пришли в квартиру.

Как оказалось, до того, как Рут сбежала из дома, она жила всего в паре улиц отсюда. Мир даже более тесен, чем я мог подумать. Сиджи всё ещё не было, и я уже начал волноваться о том, где он мог пропадать столько времени.

– Спасибо, – сказала девушка, сев на диван.

Я вышел в коридор и через минуту вернулся с небольшой коробкой.

– Сюда можешь положить Кубика, – я бросил коробку на пол, – клетки у меня всё равно нет.

– Спасибо, – повторила она и запустила крысу в новый дом.

– Чай будешь? – спросил я, хотя не был уверен, что в доме остался чай. Зато в холодильнике наверняка нашлась бы пара бутылок пива.

Она покачала головой.

– Пива? – я подошёл к холодильнику и увидел, что Сиджи действительно затарился пивом. – Тебе же… есть восемнадцать?

– Есть, – ответила она и нехотя согласилась выпить.

Как забавно, что пиво должна была принести она мне, ещё в баре. Но теперь я угощаю её. Бесплатно.

Мы сели в гостиной, и я включил старый, знававший лучшие времена телевизор. В новостях говорили про сбежавшего психа: телеведущая звонким голоском сказала моё имя, а в правом углу телевизора была моя не самая удачная фотография. Я невольно ухмыльнулся и заметил на себе взгляд Рут. Переключил канал и попал на мультфильм про Тома и Джерри.

– Там тебя показывали? – Рут повернулась и удивленно посмотрела на меня.

– Вероятней всего, – ответил я, откинувшись на спинку дивана. – А что, похож?

– Ты… сбежал из клиники? – аккуратно, словно желая не испугать меня, спросила Рут.

– Да, – и на удивление моё «да» даже получилось с нотками гордости.

Мне не было ни страшно, ни стыдно перед этой девочкой. Наоборот, узнав, что я такой же беглец, Рут поймёт, что не одна.

Она отвела взгляд, уставившись в телевизор, где бешеный кот бегал с битой за мышью, и замолчала на пару минут. Видимо, ей было либо неловко, либо страшно спрашивать о причинах моего пребывания в психушке.

– А что ты делал в клинике? – наконец, спросила Рут после пары глотков пива.

– А что обычно там делают? – посмотрел я на неё. – Пытаются не сойти с ума ещё больше, чем уже сошли.

– Так ты и правда псих? – она посмотрела на меня так, будто узнала, что я известный голливудский актёр.

– А что, не похоже? – я поднял руку, на костяшках пальцев которой виднелись свежие следы крови.

Рут проглотила слюну и, чтобы не показать испуга, отпила из бутылки ещё.

На экране бедного кота уже несколько раз ударили сковородкой. Чувствовал я себя сейчас примерно также.

– Ещё у меня не всё в порядке… – я описал указательным пальцем круг в воздухе, – с мировосприятием. Иногда я вижу людей как… расплывающиеся цветные силуэты. Знаешь, это как когда через тепловизор смотришь… только цветов в этом внутреннем тепловизоре в моей голове побольше.

Я словно снова находился на приеме у психиатра. Только этот психиатр не мог позвать охранников, напичкать меня таблетками или закрыть в пыточной. Рут стала моим психиатром, священником и просто другом, которому я мог излить душу. А если я в ней ошибся, и она побежит сдавать меня полиции, то и сама окажется дома с разъярённым отцом. Мы оказались в ловушке. Словно эта крыса, мы были в коробке, из которой не могли выбраться.

– Правда? – удивилась она. – А меня ты тоже видишь как силуэт?

– Сейчас нет, – ухмыльнулся я, – но вообще, ты в моей палитре – оранжевый. Приступы на самом деле случаются не так часто, но… случаются. Когда я испытываю какие-то яркие эмоции, например. Ну, злость там… или радость. А так – я совершенно нормален. Почти, – я дружелюбно улыбнулся, как мог улыбнуться педофил ребёнку, которого хочет похитить. Словно говоря: «не бойся, всё будет в порядке. Только доверься мне».

– И давно это у тебя?

– Два года, – на автомате выпалил я. Мне не хотелось снова вспоминать подробности аварии. Куда больше меня интересовали другие части головоломки моей прошлой жизни.

Мультфильм закончился, и я бездумно начал щёлкать каналы, снова попав на новости. «Йохан Мориц, задержанный несколько месяцев назад за убийство…» – затараторила ведущая и не успела договорить, как черная вспышка прервала её речи.

Рут снова уставилась на меня. Я лишь развёл руками и сделал ещё пару глотков пива.

– Не верь им, – сказал я, – я ещё не знаю, кто совершил это убийство.

Но эти новости пробудили некоторые воспоминания в моём сознании, которые мой мозг успешно пытался спрятать. И как только кадры один за одним начали проигрываться в моей памяти, я зажмурился и схватился за голову. Лучше бы я этого не вспоминал.

***

Ночью после того убийства в переходе я зашел в душ, тщательно смыл с себя кровь и сжёг всю одежду в ближайшей мусорке. В Нойкёльне никого не удивишь сгоревшими мусорными баками, их я наблюдаю из своего окна каждую ночь. Словно каждый в этом районе убивает кого-то, а после сжигает улики. Боюсь представить, сколько приходится мёртвых людей на то число преступников, которые живут в этом районе. Наутро после случившегося я решил сходить в тот переход. Преступников ведь всегда тянет на место преступления, и я был не исключением. Подходя туда, я увидел полицейские машины и оградительные ленты. Судя по разговорам, бродягу нашли только утром – вид изуродованного бомжа наверняка подпортил день какому-нибудь трудоголику. Я молча встал у ограждения, изо всех сил пытаясь вспомнить, что произошло ночью. Кто из нас двоих был убийцей? Если Сиджи, то он ни за что в этом не признается. Но что, если это действительно был я? Я смотрел на лужи крови и на полицейских, ходивших туда-сюда, говоривших что-то про отпечатки на одежде убитого. Повсюду бегали собаки, ища следы. Одна из специально обученных овчарок подбежала ко мне и начала лаять. Через секунду появился полицейский, схватив собаку за поводок.

– Сэр, что вы здесь делаете? – спросил он меня.

– Я… что здесь случилось? – вопросом на вопрос ответил я.

– Убийство. Вам лучше уйти отсюда, – сказал полицейский и попытался увести собаку, которая не переставала лаять и хотела на меня наброситься.

Лай овчарки, бесконечные разговоры людей вокруг, полицейская мигалка, бомж, в убийстве которого были замешаны мы с Сиджи – всё это смешалось у меня в голове и создало сильнейший приступ, которого раньше ещё не было. Голова словно разрывалась на части, мир снова превратился в цветной хаос. Я схватился за голову и закричал, падая на колени. Никогда прежде я ещё не испытывал такого сильного приступа. Полицейский, который превратился в плавящуюся субстанцию, вместе со своей овчаркой обернулся, спросив:

– Герр, вы в порядке? – он быстро достал рацию и что-то сказал коллегам.

Я не смог ответить. Голова раскалывалась надвое. Цвета плыли перед глазами. Я не переставал кричать. Через минуту ко мне подбежали полицейские и врачи. Крик сменился на неконтролируемую речь: «Он мертв… мертв… он мертв!» Всё это привлекло ко мне внимание. Полицейские решили отправить меня в отделение и допросить, после того как я приду в норму. Я понимал, что рано или поздно меня поймают. Понимал, что они сверят отпечатки, которые я там оставил, даже если являлся просто соучастником. Я признался в убийстве. Хотя не был окончательно в этом уверен. После тщательного допроса на знание деталей преступления, снятия отпечатков с разбитой бутылки, полицейские обрадовались, что дело закрыто. Суд был назначен через пару месяцев. Прямо на заседании у меня снова случился приступ. Я сидел, вжавшись в лавочку, меня мелко трясло. В зале я увидел обеспокоенное лицо Сиджи. Я звал его, просил дать нам две минуты. Все вокруг были просто пульсирующими пятнами разных цветов и оттенков. Меня увели из зала, и, признав Йохана Морица невменяемым, отправили на принудительное лечение в психиатрическую клинику.