Краски - Ковезин Павел - Страница 33

Мы сидели на кухне и выпивали. Без алкоголя тут было не обойтись. Йохан рассказал мне всё в подробностях, про встречу с так называемым Сиджи, про своё сумасшествие, приступы. Сказал, что боится за меня. Сказал, что опасен. Он говорил много всего, но я уже ничему не удивлялась. Я хотела помочь, но не имела ни малейшего понятия, как это сделать.

– И что ты предлагаешь? – спросила я, облокотившись на стол.

Йохан лишь пожал плечами.

– Как минимум, я не хочу, чтобы вы жили вместе со мной. Рут ты сможешь приютить у себя. А я как-нибудь справлюсь один.

– Ты не справишься один! – возразила я. – Ты болен. Приступы, розыск, шизофрения – один ты только дашь волю своему сумасшествию.

– Лей, – Йохан нагнулся и убрал прядь моих волос за ухо.

Это был один из тех немногочисленных моментов, когда он просто так дотронулся до меня. Более того – по его глазам я впервые увидела, что он действительно боится за меня, что… любит?

– Я всё понимаю, – сказал он, – не заставляй меня делать так, чтобы ты меня ненавидела. Как только я пойму, что всё в порядке, я вернусь. Обещаю.

– Тогда мне придётся забрать Рут, пошли за ней, – сказала я и встала из-за стола.

Я вызвала такси и оставила Йохана на кухне. Забежав в комнату, где в шкафу всё ещё сидела недовольная Рокси, я сказала ей, чтобы была тише и закрыла дверь после того, как мы ушли.

– Может, мы расскажем ему всё? – спросила она, не желая играть в мои шпионские игры.

– Нет! – я махнула рукой. – Не расскажем. У него и так сейчас в голове творится слишком много всего. Там нет места для лишней информации.

Рокси лишь тяжело вздохнула.

– Это платье, – она показала пальцем на синее платье с глубоким вырезом, висящее над ней, – я заберу с собой. Моральная компенсация.

– Хорошо, только тише.

Я нашла Йохану для минимальной маскировки первые попавшиеся солнцезащитные очки и кепку, забытую одним клиентом, и мы вышли на улицу.

***

Я проснулась от громкого голоса отца. Протерев глаза, поднялась на кровати и осмотрела комнату. Везде был идеальный порядок, на столе не было ни одной лишней бумажки, на полках ни пылинки, грамоты, как висели в рамках, так аккуратно и висят. Идиллию портил только отец, который ворвался в комнату и навис надо мной.

– Вставай! – крикнул он. – К тебе пришли!

Я приподнялась на локте и хотела что-то ответить, но он уже пошёл к двери и крикнул:

– Живо!

Кто ко мне мог прийти в такую рань? Родители мне запрещали водить гостей, да и сама я старалась не заводить лишних знакомств. Я невольно вспомнила вчерашний вечер, вспомнила Леона. Нет. Нет, нет, нет. Он же не заявился ко мне с утра? Только бы это был не он. Я надела белую глаженую футболку, шорты и спустилась.

У подоконника, облокотившись, стояла мама, скрестив руки на груди. За столом в своём чёрном деловом костюме сидел отец. А напротив него сидел человек в полицейской форме. Он пил чай и создавалось впечатление, что они с отцом хорошие друзья, которые просто болтают о пустяках.

«Лучше бы это был Леон», – было моей первой мыслью.

– Лейла Циммерманн? – спросил полицейский, подняв взгляд от кружки.

У него было доброе лицо, короткие светлые волосы и большие глаза. На вид ему было не больше двадцати пяти лет. Я не разбиралась в погонах, но, скорее всего, этот человек работал не так давно.

Я неуверенно кивнула и подошла к столу.

– У меня к вам есть несколько вопросов, – сказал гость, достав блокнот и ручку, – если позволите, я задам их в присутствии вашего отца.

Я посмотрела на отца, который готов был закипеть. Ему явно не доставлял удовольствия тот факт, что в его собственный дом, в дом богатого адвоката приходит полиция и расспрашивает дочь. Но, судя по поведению полицейского, всё это происходило в неформальной обстановке. Вряд ли бы наш разговор покинул эти стены.

– Дело в том, – начал полицейский, – что вчера на углу Кракауэр и Мётцоер произошла авария. Был сбит человек. Габриель Шмидт, девятнадцати лет. Он скончался по дороге в больницу. Вы видели что-нибудь?

– Я… – я не знала, что ответить. Если бы здесь не было отца, я бы сказала всё как есть, но с его присутствием этот разговор превращался в настоящую пытку.

– На перекрёстке установлены камеры. На записях видно вас с молодым человеком, – как можно более дружелюбно сказал полицейский.

При слове «молодой человек» мой отец сжал губы.

– Мы лишь хотим узнать, не видели ли вы лица водителя? Номер машины нам ничего не дал, скорее всего, он перебитый. Поэтому мы обращаемся к вам.

– Нет, – тихо ответила я, – я не видела лица водителя.

Полицейский и отец выжидательно смотрели на меня.

– Было темно, и стёкла машины были затонированы.

– Что ж, ясно, – сказал полицейский после короткой паузы и записал что-то в своём блокноте, – вы выпивали вчера?

Я покачала головой.

– А ваш друг?

Отец заинтересованно слушал, сам желая узнать, что за друг был со мной вчера.

– Что? – спросила я.

– Ваш друг что-нибудь видел?

– Нет, – неуверенно ответила я, – я же сказала… было темно и…

– Насколько мы знаем, он пытался спасти пострадавшего, – полицейский черкнул ручкой в блокноте и сделал глоток чая.

– Да, но… но он всё равно погиб.

– А как его звали?

– Пострадавшего? – спросила я, чуть не улыбнувшись от абсурдности собственных вопросов. Я готова была косить под дурочку, лишь бы отец не услышал, с кем и почему я была вчера.

– Вашего друга, – серьёзно ответил человек в форме.

Я опустила взгляд.

– Леон.

– Лео-о-он, – протянув имя, он записал его в блокнот.

– Давно его знаете? Он ваш знакомый? Друг? Парень?

Я тяжело вздохнула. Терять мне было уже нечего.

– Нет, познакомилась с ним вчера вечером. Перед аварией.

– На выпускном?

– Да. Он… он брат Отто – моего одноклассника.

– Отлично, – полицейский встал из-за стола, – большое вам спасибо. Герр Циммерманн, – он протянул отцу руку, – спасибо.

Отец, чувствуя превосходство над этим пареньком, снизошёл и ответил на рукопожатие.

– Надеюсь, это не уйдёт дальше этих стен, верно? – сказал он. – Вы же понимаете…

– Да, конечно, это всё между нами. Фрау Циммерман, – он слегка наклонился в сторону матери, – большое спасибо за чай. Он великолепен.

– Не за что, – улыбнулась мама.

Полицейский удалился, и вместе с дверью, захлопнулись мои надежды на спокойную жизнь.

– Ко мне в кабинет! – сказал отец, как только полицейский ушёл.

Я бросила взгляд на мать, стоящую со строгим выражением лица. Она всегда была на стороне отца. Как же они меня оба уже достали. Молча я поднялась за папой по лестнице. Войдя в кабинет, он сел за свой стол, а я в кресло напротив. На столе лежала кипа аккуратно сложенных бумаг, стояла золотая статуэтка. На стенах висели благодарности и грамоты. Пододвинув своё высокое чёрное кресло поближе, он облокотился на стол и поправил свои очки.

– Итак, кто был этот парень?

– Я уже всё сказала, – ответила я.

– Фамилия, адрес?

– Зачем тебе? – громче, чем следовало, спросила я.

– Я хочу знать, с кем шляется моя дочь по ночам, спасая всяких пьяниц от смерти.

– То есть, по-твоему, мы должны были оставить его умирать?

– По-моему, ты должна была быть дома в десять, а не вляпываться в неприятности!

– Неприятности? Смерть человека – это неприятность? Да как ты…

Меня прервал громкий удар ладонью по столу.

– Прекрати! – выкрикнул отец. – Через два года тебе уже поступать в вуз, ты помнишь об этом?

Я неуверенно кивнула.

– Ты должна всё своё время тратить на учёбу и подготовку к экзаменам, а не на вечеринки и спасение подростков.

Я промолчала.

– Значит так, ещё раз я узнаю, что ты гуляешь с какими-то проходимцами, я…

Наш разговор прервал звонок в дверь.

– Агнет! – позвал отец маму. – Открой, пожалуйста! Кого там ещё черти принесли?