Трава зелёная (СИ) - Решетников Александр Валерьевич - Страница 12

— Конечно, конечно, Леонид Иванович, — и пулей вылетает из комнаты.

— Ну, а вы, орлы, чего задумались? Запомнили, что я вам рассказывал?

— Да! — не задумываясь, выпалил младший.

— Хорошо. Тогда садись на моё место, и повтори, всё, чему я учил…

— Э-э, — мнётся.

— Не робей, Василий Иванович! Имя у тебя такое, что не пристало робеть. Ты главное начни, а мы со Степаном Ивановичем тебе подскажем. Подскажем, же? — гляжу на старшенького.

— Угу, — кивает головой.

Правильно, он старший, негоже его подставлять. А вот внимательности учить надо. Послушает братика, вспомнит, что не так, сделает замечания. Главное, чтобы не насмехался. Во время учёбы только дураки насмехаются. Тут не цирк, а тренировка памяти. Но шутить можно, если в тему.

Пока малец с важным видом принимал гордую осанку, с улицы прибежали Марфа с Прохором. Я велел Марфе дальше заниматься своими делами, а Прохору приготовить всё для моего бритья. А дальше четыре пары ушей слушали Васькины рассуждения. Конечно, ошибался. Я ненавязчиво поправлял, и одёргивал Степана, когда тот начинал чересчур эмоционально тыкать на ошибки. Мол, старший брат должен быть рассудительным и спокойным.

Настала очередь Степана садиться на моё место, но тут Прохор объявил, что всё готово и плотоядно продемонстрировал опасную бритву. Ну, и рожа… Вылитый Джек Потрошитель. Даже боязно к нему подходить. Вдруг захочет отомстить за вчерашнее? Но деваться некуда. Мысленно попросил у всех обиженных мною людей прощение, подмигнул детям и разрешил им отдохнуть, а сам шагнул навстречу неизвестности… Прохор намазал мне лицо какой-то фигнёй, после чего бритва замелькала в опасной близости от моих глаз. Жутко. А латентный убивец, скрывающийся под маской добродушного брадобрея, только подливает масло в огонь, загадочно заглядывая в мои глаза. Хрен тебе! В наших глазах крики: «Вперёд!»

Пока меня брили, успел пропеть песню Виктора Цоя три раза. Тут рядом объявилась Марфа. Принесла откуда-то малюсенькое зеркальце и протянула мне. Охватить взглядом всё лицо сразу проблематично, поэтому высматриваю изображение по кускам. Я не спешу. Желая отомстить за пережитый мною ужас, держу интригу. В ожидании вердикта, муж с женой затаили дыхание. Как бы не окочурились от недостатка кислорода…

— Отличная работа, Прохор! — возвращаю людям надежду к жизни. — Вижу, что на тебя можно рассчитывать.

— Всегда, пожалуйста, со всем уважением, Леонид Иванович, — расцвёл мужичок.

— Тогда не буду тебя больше задерживать, — даю понять, что может заниматься, чем угодно. А то начнёт расшаркиваться, осерчаю и нагрублю. Не люблю слащавости в разговорах, противно. Кстати, нужно сходить в свою комнату. Видел в сумке какую-то парфюмерию. Вроде, одеколон. Вот и освежим личико…

Благоухая цитрусовым ароматом, как порезанный на дольки апельсин, стою посередине обшей комнаты и размышляю, чем же заняться дальше? Во время этого занятия вдруг замечаю, что Стёпка, Васька и Марфа заинтересованно водят своими носами, словно волки. Ага, учуяли мой парфюм!

Спасибо тебе, неизвестный Лионель Фишер, хорошее наследство мне оставил. Во флаконе действительно находится одеколон, причём цитрусовый. Интересно, в России такой делают? Скорее всего, неизвестный мне философ привёз его из Европы. Кроме одеколона я обнаружил пару батончиков душистого мыла, зеркальце, помазок и бритву. Всё было аккуратно уложено в коробочку. Прямо, как аптечка у автолюбителя. Нужно будет бритву показать Прохору, пусть сравнит, оценит. Тем более не стоит бриться чужим станком, когда есть свой, не гигиенично это. А ещё мне в комнату требуется комод, чтобы разложить по полкам свои вещи. Постоянно ковыряться в баулах уже надоедает. В доме я комодов не заметил. Только сундуки по углам. Кстати, нужно зайти в комнату к Белкиным и поглядеть, как у них там всё устроено?

— Марфуша, — ласково обращаюсь к кормилице, которая занимается каким-то шитьём, — а где обычно спят дети?

— Там, — кивает головой на дверь, глядя на меня с любопытством.

— А поглядеть можно?

— А чё там глядеть-то? — любопытство сменяется недоумением.

— Марфа, ты еврейка, что ли?

— Э-э… — сначала зависает, а потом энергично мотает головой и спрашивает обиженно, — чего это вдруг я — еврейка?

— Потому, что только евреи отвечают на вопрос — вопросом. Я же тебя спросил, можно ли поглядеть, в каких условиях живут дети? Да или нет?

— Конечно, можно. Нет там ничего тайного, — продолжает дуться.

— Тогда будь так любезна, покажи мне их комнату.

— Ну, пойдёмте, — нехотя оставляет шитье и поднимается с лавки.

— А вы куда? — грозно смотрю на детей, которые решили увязаться следом. — Садитесь за стол и вспоминайте всё, чему учил вас во время завтрака, — пацаны разочаровано вздыхают и идут к столу.

Что можно сказать про комнату Белкиных? Здесь есть окно, которое очень похоже на двух своих товарок из общей залы. Так же, как и там, на полу разложены цветные половички. Из красного угла на всех вошедших строго глядит неизвестный мне святой. Святого из общей комнаты я тоже не знаю. А ещё помещение разделено на две части шторкой. За шторкой находятся детские кроватки. Блин, а когда пацаны подрастут, где им спать?! Тесновато тут. Если только предложить Ивану Даниловичу двухъярусную кровать… Одну такую я даже сам проектировал для Даньки. Друган был счастливым отцом девочек-близняшек. Правда, в этом времени с матрасами запарки. Ортопедических нет. У меня вообще набит соломой. Сами же хозяева спят на здоровенной перине.

— Лебяжий пух, — с гордостью заявляет Марфа, после того, как я пощупал постельные аксессуары Белкиных.

Наволочки подушек украшены затейливой вышивкой. Сами подушки сложены аккуратной горочкой. И вообще, в комнате царят уют и чистота. Даже мочой не пахнет. Видать Марфа все ночные горшки опорожнила. Надо будет сказать, чтобы из моей комнаты тоже вынесла. Ходить на двор пока лень, если только по большому приспичит… Так… Шкафов и комодов не видно. Всё те же сундуки и полочки на стенах. Ага, наконец-то обнаружил вещи, связанные с типографией, то есть книги. Похоже что-то религиозное. В руки брать не стал. Так же замечаю принадлежности для письма и маленькие кисточки. Неужели детишки чего-то малюют?..

Продолжая осматривать комнату, пропустил момент, когда в доме появились новые действующие лица. А вот Марфа среагировала оперативно. Оказывается, из церкви возвратилась хозяйка, которая ходила туда с Прасковьей. С ними пришёл какой-то мужик. Мария Васильевна разговаривает с ним почтительно, а Марфа помогает ему снять шубу… Вот те на! Батюшка припёрся. Интересно, зачем? Проводить уроки с детьми, или моя персона вызвала интерес? Скорее всего, и то, и другое. Но моя роль главная. Будут оценивать, способен ли немец научить детей чему-нибудь хорошему. То-то вы научили, да так, что страна во всех науках от Европы отстала.

— Bonjour, messieurs, — здороваюсь одновременно со всеми, выйдя в общую комнату.

— И вам доброго дня, Леонид Иванович, — приветливо улыбается Мария Васильевна.

«Это чё, она знает французский? — искренне удивляюсь. — Нее, скорее всего, просто угадала. Я вчера здоровался похожим образом, наверное, запомнила».

— А я вот батюшку привела, — продолжает Белкина. — Знакомьтесь, Леонид Иванович, это отец Лазарь.

«Угу, — усмехаюсь про себя, — он же лазер, он же лузер… А ничего так себе батюшка мамон отъел. Даже если захочет с девкой согрешить, пузо не даст. Хотя, может быть у него член, как у коня Александра Македонского», — вспомнил я анекдот и чуть не заржал во всё горло. Сдерживаемый мною смех приняли за радушную улыбку.

— Рад, весьма рад, — батюшка пытается сделать движение, означающее поклон. Руку для пожатия не протягивает, видать не принято ещё. — Мне тут Мария Васильевна поведала, что вы желаете перейти в православную веру…

«Ох, ничего себе! Без меня, меня женили!..» Пока я мысленно метался в поисках выхода, благодаря которому смогу избежать вербовки в адепты любителей православия, подбежали мальчишки.