Тайна Кристин Фоллс - Бэнвилл Джон - Страница 36

Почему-то Квирку казалось, что говорить нельзя, что это даст бандитам преимущество, хотя какое, объяснить не мог. Его довели до угла. Мимо промчалось несколько автомобилей, шурша шинами по мокрому асфальту. Один притормозил, и Квирк заметил горящий оранжевым светом поворотник. Почему он не закричал, почему не замахал руками? Если бы уцепился и заскочил на подножку, через минуту был бы в безопасности… Квирк не сделал абсолютно ничего, и машина поехала мимо, оставив за собой лишь змеящийся шлейф выхлопных газов.

Через дорогу перешли тоже втроем. Квирк чувствовал, что попал в абсурдный спектакль, они же как грио клоунов — двое съежившихся в серых клеенчатых дождевиках, третий — здоровяк в старомодном твидовом пальто и черной шляпе. Что запомнят студенты, спешащие по другой стороне улицы, смогут ли «своими словами» описать троицу на суде, ведь скоро их, возможно, попросят… Вопреки ночному холоду, лоб Квирка покрылся испариной. Он боялся, но словно не за себя, словно страх в качестве убежища выбрал его альтер эго, о котором ему, Квирку, надлежало заботиться, как о брате-двойнике или о взрослом сыне. А вдруг… вдруг он уже умер? Вдруг умер от страха там, на углу? Вдруг плененный бандитами здоровяк — пустая телесная оболочка, а он, то есть дух, со стороны наблюдает последние минуты ее существования, содрогаясь от стыда и жалости? Вообще-то смерть — область его компетенции, но, положа руку на сердце, что он о ней знает? Ничего страшного, в ближайшее время пробел восполнится.

В подвале было темно, пахло мочой, жухлой травой и сыростью. Квирк смутно различал зарешеченное окно и узкую дверь, которую наверняка не открывали десятилетиями. На миг он ощутил умиротворение: ноги вывернуты, как у надоевшей куклы, но разве не здорово лежать в тишине и смотреть на перила, очерченные светом ближайшего фонаря? Чуть дальше темнело хмурое небо, озаренное неяркой городской иллюминацией. В таком ракурсе бандиты, спускающиеся по лестнице, выглядели чуть ли не смешными — колени и локти двигались, как у роботов, клеенчатые дождевики шуршали. Джуди и Панч не стали терять времени на разговоры и тут же начали его пинать. В узком подвале нападающим не развернуться, а жертве не спрятаться, но Квирк старался не подставлять печень, почки, инстинктивно съежившиеся половые органы: он хорошо представлял, что увидит Синклер, когда его вскроет. В ударах бандитов чувствовались умение и опыт — Джуди делал тяжелую и грязную работу, а виртуозный Панч наносил последние штрихи. Впрочем, Квирк понимал: бандиты злятся, но себя сдерживают — ноги и плечи они пинали нещадно, а голову старались не трогать. Очевидно, убивать его им не велели. Квирка эта догадка не обрадовала, а, наоборот, разочаровала. Боль казалась страшнее смерти, как же ее вытерпеть, как же — на ум пришло странное слово — приспособиться? В итоге сознание выбрало простейший вариант — отключилось. Последним, что он видел, было лицо, круглое и холодное, как луна. Лицо возникло над перилами и взирало на него с полным равнодушием. Знакомое лицо, но чье именно? Вспомнить так и не удалось.

Когда Квирк пришел в себя, лицо по-прежнему на него взирало. Тьма стала другой — мягче, прозрачнее, дождь кончился. В Принципе все стало другим. «Где я? — недоумевал Квирк и узнал бледное лицо — Мэл. — Как он меня нашел?» Кто-то держал его за руку, но едва он приподнялся, чтобы посмотреть, подкатила тошнота, и Квирк поспешно зажмурился. Глаза он открыл буквально через минуту, но Мэла уже не было, а тьма обернулась сероватым туманом, в сердце которого что-то пульсировало. Это он, он пульсирует в центре бесконечной, огромной, не постижимой уму боли. На сей раз глаза он открыл с большой осторожностью. Фиби… Она сидела рядом и держала его за руку, но на миг полусонный, одурманенный наркозом Квирк принял ее за покойную жену. Делия сидит на ведущих в подвал ступеньках? Их разделял туман или облако, но такое плотное, что их руки сквозь него не проваливались. Квирк едва не разрыдался. Это не туман! Их разделяет одеяло в пододеяльнике.

Спать, ему нужно спать!

Когда Квирк очнулся в следующии раз, было светло, у кровати стоял Мэлэки, а на месте Фиби сидела Сара. За ее спиной расхаживали, переговаривались и даже смеялись какие-то люди. Под потолком натянули цветную бумажную гирлянду.

— Квирк, ты проснулся! — воскликнула Сара и улыбнулась явно через силу, словно превозмогая боль.

Мэл, с мрачным видом стоявший рядом, шумно втянул воздух.

— Ты в университетской клинике, — объявил он.

Квирк шевельнулся, и левое колено загудело, как улей.

— Дело серьезное? — спросил он, удивляясь, что голос не пропал.

— Жить будешь, — пожал плечами Мэл.

— Я имел в виду ншу, точнее, колено.

— Ничего страшного, тебе спицу поставили.

— Кто это сделал?

— Полиция не в курсе, — спрятав глаза, ответил Мэл. — Пока говорят о вооруженном ограблении.

Если бы не боль в ребрах, Квирк бы захохотал.

— Я о спице, Мэл! Кто спицу поставил?

— А-а, — смущенно протянул Мэл, — Билли Клинч.

— Мясник Билли?

— Он отдыхал на лыжном курорте, — смущение Мэла исчезло без следа. — Мы очень попросили его вернуться.

— Спасибо.

К кровати приблизилась крупная рыжеволосая медсестра.

— Ну, слава богу! — выдохнула она. — Простите, как вас, Корк, Кэрри? Мы боялись, что вы не проснетесь! — Медсестра измерила пульс и ушла, а Квирку, Мэлу и Саре стало еще тяжелее: напряженность заметно усилилась. Мэл поджал губы, запустил руки в карманы плотно застегнутого пиджака и, выпростав большие пальцы, уставился на носки туфель. На Сару он ни разу не взглянул, она на него — тоже. Голубой костюм с желтым галстуком-бабочкой должен смотреться свежо и оптимистично, а на Мэле казался нелепым.

— Ты ведь придешь к нам в гости? Ну, после выписки? — спросила Сара, но и она сама, и Квирк понимали: это несерьезно.

На следующий день, едва Квирка перевели из реанимации в отдельную палату, его навестил судья. Рыжеволосая медсестра, потрясенная и взволнованная появлением высокого гостя, почтительно открыла дверь, забрала у Гаррета пальто и шляпу и предложила чай. От чая судья отказался, и медсестра пообещала оставить их в покое, напоследок добавив, что если пациент начнет буйствовать, Гаррету нужно только в колокольчик позвонить, и она «мигом явится».

— Спасибо, сестра! — Гаррет растянул морщинистый рот в улыбке, медсестра просияла и, наконец, впрямь ушла.

Старик взглянул на Квирка и вскинул брови.

— Значит, это правда? Правда, что докторам болеть нельзя? — Он опустился на стул у кровати, спиной к окну, за которым виднелись крыши, печные трубы и небо, облепленное мелкими снеговыми облакам. — Боже милостивый, Квирк, что с тобой случилось?

Квирк прижался спиной к баррикаде подушек и горестно улыбнулся.

— С лестницы упал.

Из-под одеяла проступала загипсованная левая нога, толстая, как бревно.

— Крутая же лестница попалась! — покачал головой судья. За его спиной к залатанному облаками небу взмыла стая черных птиц. Они покружили над крышами и по одной стали исчезать из виду — наверное, улетали восвояси. — Как себя чувствуешь? — Старик ерзал на стуле, нервно потирая крупные, усыпанные веснушками руки. — Может… может, нужно что-то особенное?

Квирк покачал головой, сказав, что очень рад его видеть. Веки и переносица подрагивали — в любую секунду могла начаться истерика. «Наверное, это отсроченный шок. Организм никак в норму не придет», — думал Квирк. Другого объяснения слезливому настроению он не находил.

— Мэл с Сарой заглядывали, — объявил он. — И Фиби тоже, я тогда еще в коме был.

Судья кинул.

Фиби — хорошая девочка! — категорично проговорил он, словно ждал возражений, и снова потер руки. — Она говорила, что летит в Америку?

У Квирка аж сердце екнуло. Он промолчал, и Гаррет пояснил:

— Ну да, Фиби летит в Бостон, к дедушке Кроуфорду. На каникулы. Отдохнет, обстановку сменит. — Судья вытащил из кармана кисет, трубку и бледной подушечкой большого пальца набил темный табак в чашу. Квирк внимательно за ним наблюдал. Короткий зимний день догорал, в палате быстро темнело. Гаррет чиркнул спичкой и поднес ее к трубке. Табак занялся, к потолку полетели искры.