Рекомбинатор. Том 1. 7Я (СИ) - Савин Ким - Страница 2

[Ярила. Некто резкий]

Довольно ехидный «я», который заявил о своем цирковом прошлом, закономерно был обозван Циркачом.

[Циркач. Некто ехидный]

Осторожный голос, вспомнивший, что «делал дела» по торговой части, поименовали Менялой. Наверное, еще и потому, что Меняла был склонен менять свое начальное мнение на преобладающее общее.

[Меняла. Некто по торговой части]

Вежливый «цаца», отметившийся осторожной «защитой» русалки и деликатными манерами, занимался в свое время изящной словесностью и работал стряпчим. На юриспруденцию «цацы» плюнули и назвали Рифмой. Потому как «за цацу — можно и зубов не досчитаться».

[Рифма. Некто словесно "стряпающий"]

Умником нарекли рассудительный голос, упоминавший про научные методы. Применялись им оные, по горделивому заявлению Умника, в благородном деле рождения и преобразования веществ всяческих. О, алхимик! Еще б вспомнил чего полезного, пригодится!

[Умник. Некто умный]

Прошлый «я», который и выдал версию про «память души», назвался толкователем снов (и будто сам сомневался в правильности версии). Ха, а у меня было весьма разностороннее «прошлое»! Может от этой развесистой шизофрении еще и польза какая-нибудь выйдет, кроме рубашки с длинными рукавами и комнаты с мягкими стенами?

— Это ты чужие сны толковал или свои? А то, хороша была работа — придавил подушку и монеты потекли! — язвительно заявил Ярила толкователю, на что тот не откликнулся и был обозван Подушкой (типа, за мягкость проявленную или за сонность?).

[Подушка. Некто сонный и мягкий]

Забавно, что по мере самопредставления «голосов» у меня в голове «рисовались» их образы — этакие лубочные картинки нагловатого воина-наемника Ярилы, дерзкого арлекина Умника, утонченного поэта Рифмы в мантии стряпчего, хитромудрого купца Менялы, алхимика Умника с артефакторными очками, задвинутыми на лоб. Только образ онейроманта Подушки получался не очень четким, как размытая фигура в сновидении. Мужик какой-то в балахоне, сотканном из тумана. Главное, туман — непрозрачный, а так — пусть носит, если не поддувает ничего.

Бац, и теперь у меня в голове не голоса, а говорящие человечки! Интересно, это лучше или хуже — с точки зрения психиатра?

На мой рассказ о нашем Северном царстве (оно же Нордик, оно же Кузей Иль — на иных имперских языках) и о Его Величестве Достославе 3-ем, о моем месте рождения — столичном Светлограде и моем нынешнем доме, Солиямске — человечки-«прошлые жизни» реагировали сильным удивлением.

Те названия земель и городов, которые худо-бедно припоминали сами склеротики, у меня отзывались лишь смутными созвучиями с уроков истории. Очень древней истории — многие-многие века назад. Хотя родное для Рифмы княжество было относительно «свежим» (и название не изменилось почти — был Сувар, стал Суваш) — лет двести назад оно присоединилось через династический брак к Северу.

По времени — самыми «ископаемыми» оказались предварительно Подушка и Меняла. На звание самого свежего перерождения претендовал Рифма. Зато Умник, Ярила и Циркач жили, как получилось примерно идентифицировать, вообще на других материках. Кстати, а как мы на одном языке вот говорим — на современном сиверко, «Голосе северных ветров»?

— Ты, когда сознание терять начал, похоже, частично доступ к памяти и к управлению телом нам открыл. А самый резкий, Ярила, первее других среагировал, судороги унял и на берег выгреб. Но открылась только малая часть памяти — по верхам сознания. А так, душа светлая — дело тонкое и темное, — важно изрек Умник. — Звать тебя, кстати, как, последыш юный?

— И как живешь, чем дышишь? – хохотнул Циркач.

— Сколько жен, наложниц имеется? – решил выяснить главное для себя «самый резкий».

— Неженат пока, — буркнул я. — Смород Калинов, 18 лет стукнуло, из служилого сословия, по магии — нуллус или неодаренный. Вот, окончил гимназию или школу… — заученно отбил я свою анкетную биографию.

— Прости, а Смород — родовое имя? – с вежеством уточнил Рифма.

— В таз с вареньем смородиновом в детстве нырнул, — покраснел я. Типичный вопрос в мой адрес и такой же ответ. — К родам Черной Калины или Золотой Калины мы не относимся. Но я еще создам свой род! Тогда и второй «корень» в фамилию добавится. Так у дворянских семей принято. Отец может еще дворянство выслужит, только я — приемыш, а младший брат — родной его сын. Не знаю, как оно потом сложится.

— До восемнадцати годков дожил и ни одной жены нет! Куда мир катится! Мой… будущий «я» из рода Усохшего Куста! Ладно, помогу тебе не пропасть еще раз! Еще много раз! — облагодетельствовал меня Ярила.

— От тебя даже русалка убежала, помощник! — огрызнулся я в ответ. Гостья-то и вправду пропала, как по Яриле (в моем, кстати, лице!) ударила. Спугнул кто? Или далеко от воды не могла отойти, на мое счастье?

— И каким делом ты, юнош Смород, хочешь на шашлык из ягненка зарабатывать, а тем более — на достоинство дворянское? — с предвкушением полюбопытствовал Меняла, потирая свои «образные» ладошки.

Я за время «допроса» вернул на себя одежду и, прыгая на одной ноге, натягивал на другую сапог:

— Батюшка хочет, чтоб я к нему в Управу городскую писарем пошел, — обозначил я самый ужасный для себя сценарий жизненного пути. — Но я хочу…

[Смород Калинов. И образы будущего…]

Плюмб! Бульк! Вмешалась в наш внутренний диалог речка. А из воды опять показались сисьски… тьфу, пропасть, русалка! И ее многообещающая злобная улыбочка мне категорически не нравилась, в отличие от ее… тьфу!

Вот совсем не ждал, что она опять припрется… Плюмб! Да еще не одна придет, а с утопцем! Здоровой синюшной тушей с когтистыми граблями вместо рук, и которая вполне себе по суше может передвигаться. И людей жрать! Ну, Ярило, ну погоди! Навыделывался на Гостью, а мне с этой большой и светлой любовью разбираться?! Валим!

— Меча нет, ни … у тебя нет! Очень быстро валим! — очень полезно подсказал виновник моей «дружбы» со злопамятной Гостьей и ее прихлебателем!

Только я рванулся из речной низины к дороге, как мир вокруг резко утратил цвета и приобрел туманную дымку! Что за морок, а-а-а!

А в воздухе, недалеко от меня, сплелись словно из дыма, пять смутно узнаваемых фигур. Только уже не лубочных персонажей, а взрослых мужиков, но в одеждах, примерно соответствующих моим образам в голове.

— Что это, как оно это?! — взвизгнул призрачно-реалистичный Меняла.

— Продолжаем бежать! — деловито посоветовал Циркач.

— Где Подушка? — бросил Умник, похоже, разобравшись мгновенно с ситуацией и всех пересчитав.

— Не знаю, что осталось от магических знаний в ваших временах, да и в этом! Но «это» — Грань. А я ее открыл для нас. Еще мне бегать от жалкой твари не хватало! — со всех сторон прозвучал голос Подушки. — Вспоминайте, каким оружием вы владели в своих жизнях! Вспомните ощущения от рукояти меча или древка посоха! Представьте его в ладонях! Нас здесь целый отряд против жалкого упыря!

Целый отряд обалдевших от неожиданности склеротиков, которым на бегу что-то нужно срочно вспомнить, вместо экстренного отступления… И я, не склеротик, но тоже в легоньком таком шоке от внезапного предложения!

А вот подводный упырь уже выбрался из реки и, часто переставляя нижние конечности, зачапал прямо ко мне! В окружающей серой мари утопец выглядел полупрозрачным, а внутри его тела будто извивалась черная тонкая змея!

Чего ко мне-то сразу! Других ты не видишь, что ли!? Сам бы я уже летел в направлении ближайшего отделения стражи (Надзор-то аж в центре города, далеко), но было непонятно, сможет ли Подушка свое «окошко» в Грань за мной перетащить… Вот ведь, блин!

Была бы у меня, и правда, хоть шпага с собой! Да не тренировочная — деревянная, а настоящая, как у мастера нашего, Арслана! Вот такая… ха! И в моей ладони «выросла» «тень» оружия моего учителя! Причем, ощущалась шпага очень даже настоящей!