Самый лучший комсомолец. Том второй (СИ) - Смолин Павел - Страница 54

— Вся — не вся, а только те, кто повыше, — невольно поморщился я.

Преувеличивает, конечно, но не новость, потому что вещь самоочевидная.

— Народ — это, конечно, силища! — уважительно покивал он. — Но силища медленная и неповоротливая — пока ценители твоих многочисленных талантов будут штурмовать Кремль, тебя сто раз удавить успеют.

На этой позитивной ноте мы въехали в охраняемые взводом автоматчиков ворота и направились к административному зданию. Во дворе — пустота и тишина, если не считать деловито снующих тут и там силовиков. Работники надежно изолированы в кабинетах, телефонная связь отключена. Поднялись на крылечко, отдали верхнюю одежду сильно удивленной происходящим бабушке-гардеробщице и поднялись в директорский кабинет.

По пути я попросил:

— Был бы очень благодарен, если бы вы поделились со мной теорией управления Сверхдержавой.

— Ишь как завернул! — крякнул Никита Сергеевич. — Потом поговорим, — одернул продолжение уговоров.

Сам намекнул — как обычно, все уже решено за меня, но политесы надо соблюдать. Я только рад — где я еще такого вот специфического педагога найду? Да это настоящий подарок судьбы — как если бы приставленный к Николаю II в качестве наставника Победоносцев учил его чему-то дельному, а не богоизбранности и мракобесию.

Кабинет впечатлял, но не роскошью, а наполнением — двенадцать лежащих лицом в пол и закованных в наручники людей — дамы представлены в количестве трех.

— Который тут директор? — спросил Хрущев контролирующих задержанных «дядей» в балаклавах и с автоматами в количестве десяти человек.

Сотрудник слегка пнул второго в первом ряду.

— Поднять и вон туда! — сам направившись к директорскому креслу, Никита Сергеевич указал на ряд стульев у стены. — А ты сюда давай, — указал мне на стул по правую руку от себя.

Ишь как символично! Уселись.

— Как звать? — начал Хрущев допрашивать плешивого нервничающего (тут занервничаешь!) мужика «за сорок».

— Петр Снобков, — ответил тот.

— Пи*дец тебе, Петя! — жизнерадостно пообещал Хрущев.

— А в чем, собственно, дело? — попытался возмутиться он. — У нас здесь образцовое производство!

— Совсем охамели цеховики! — расстроенно откинулся в кресле Никита Сергеевич и риторически спросил меня. — Вот и как работать, если совести ни у кого не осталось? Придется запустить процесс исправления задержанного силой!

Дядя Герман пробил цеховику в «солнышко». Лежащие на полу товарищи синхронно сглотнули. Когда добрый дядя из КГБ за остатки волос поднял на нас лицо Снобкова, Хрущев попробовал снова:

— Сотрудничать будем?

— Замочу! — шикнул на директора дородный мужик из второго ряда.

— Ну-ка! — оживился Никита Сергеевич, выбрался из-за стола, подошел к «говоруну» и сопроводил вопрос пинком. — Как звать?

— На*уй пошел, Кукурузник!

— Жить насрать? — с любопытством спросил не обидевшийся Хрущев.

— Жить хочется, — признал лежащий. — Лев Дунаев.

Организатор и, так сказать, идейный вдохновитель всей схемы. В моей реальности к 73 году успел перебраться в Москву и купить там дачу певицы Лидии Русаковой — последняя, кстати, еще жива и вполне популярна.

— Что ж тогда на расстрельное дело пошел? — спросил Никита Сергеевич.

— Потому что надеялся, что скоро вернется капитализм, — поведал тот ковру. — Уже и началось — еще месяц-другой и бросил бы эти шубы к чертовой матери!

— Ой, вре-е-ешь! — укоризненно протянул Хрущев и полез за полу пиджака.

— Грязно будет, Никита Сергеевич, — поморщился дядя Герман.

— Зато назидательно! — рявкнул тот в ответ, явив на свет «Маузер».

— Давайте лучше ногти вырвем, — предложил я меньшее зло, поняв, что добрый толстый весельчак дедушка Никита нифига не шутит.

— Да не боись ты, — отмахнулся он, отошел подальше…

— Лежать! — рявкнул на начавших было оборачиваться задержанных автоматчик.

Вздохнув, заткнул уши — а что я сделаю?

Хрущев тщательно прицелился… и убрал пистолет, широко мне улыбнувшись. Я убрал ладони от ушей и услышал его удовлетворенный вердикт:

— И вправду крепок! Но сбледнул, как считаешь, Герман?

— Сердце у ребенка доброе, — с доброй улыбкой подмигнул мне он.

— Занимайся, — скомандовал Никита Сергеевич дяде Вите, кивнув на лежащих на полу и махнул мне на проход. — Пошли горкома снимать, скучно тут.

Страшненькие у старших товарищей проверки.

По пути к машине Хрущев вернулся к прошлой теме:

— Теорией управления Сверхдержавой, говоришь, поделиться?

— Да, — подтвердил я.

— Симулякр о том же просил, — покосился он на меня.

— Потому что напрашивается, — развел я руками. — Такого репетитора больше нигде не найти. Я могу вас поуговаривать, Никита Сергеевич, но лучше когда к власти приду вам памятник поставлю — в одной руке будете борщевик держать, в другой — кукурузу.

— Борщевика у нас как переходящее знамя передают, — гоготнул бывший Генеральный. — И то ли у тебя еще будет, господин цесаревич! — похлопал меня по плечу.

Неделю спустя появилась возможность «подбить» первые итоги рейда: арестовали полторы сотни работников МВД (включая начальника управления БХСС Казахстана и замминистра внутренних дел Казахстана). Министра Щелоков отстоял — ну не снимать же вообще всех, очень плохо это политически выглядит. А вот главу Казахстанского КГБ сняли без всякой жалости — арестов по его ведомству меньше, но «бурильщиков» и в целом меньше, чем милиционеров.

Обыски принесли немало плодов — у одного только Снобкова изъяли двадцать четыре килограмма золота в украшениях, слитках и «червонцах». Сверху — три с хвостиком миллиона рублей наличными и около сотни сберкнижек на предъявителя. Вот последние законодательно запретят в ближайшее время — это что вообще за механизм такой, «на предъявителя»? Деньги цеховик аккуратно «консервировал», закатывая в трехлитровки и закапывая в саду — «дяди» почти целый день промерзшую землю отбойными молотками долбили.

Лев Дунаев даровал Советской экономике — «Союзмультфильм» больше не освоит, здание готово, жилые дома — тоже, зарплатный фонд цветет и пахнет — два с половиной миллиона рублей.

Милицейское прикрытие меховой мафии осуществлял начальник кафедры Карагандинской высшей школы МВД СССР Иосиф Эпельбейм, что Щелокова прямо расстроило. Еще расстроила тотальная нищета данного кадра — у гражданина Эпильбейма, помимо автомобиля «Москвич», нашли несколько жалких золотых монет, шестнадцать тысяч рублей на сберкнижках и облигации на тысячу восемьсот рублей. Бедолага так-то — по велению «сверху» цеховикам помогал, за чисто символическую долю. Жена его плакала и напирала на вполне разумный в целом-то аргумент: если муж и вправду «оборотень» и коррупционер, то где деньги, цацки и меха для любимой жены?

На данный момент готовится показательный судебный процесс с неминуемой «вышкой» зарвавшейся милицейской верхушке и цеховикам. Помимо того, что «деяний» там хватает с лихвой, нужно показать, что либерализация экономической жизни в СССР имеет свои пределы.

А вот удивительный человек Рудольф Жатон к меховой мафии в эти времени никакого отношения не имеет — не успел ему товарищ Дунаев продать долю в бизнесе. «Удивительный» — потому что все заработанные чернорыночными методами деньги в моей реальности вкладывал в развитие совершенно «белого» производства. Тот вид цеховика, которому важен процесс, а не результат, в общем. Кооператив открыл, полагаю, и подполье ему теперь нафиг не нужно.

Динмухамед Ахмедович Кунаев, понятное дело, усидел, и мы с ним, Никитой Сергеевичем и товарищами Щелоковым и Цвигуном даже попили чаю, усердно принимая расстроенный вид — ишь какая неприятность в республике случилась, но каждую фабрику глава республики ведь проверить физически не может, верно?

По пути в аэропорт Хрущев выдал товарищу Кунаеву характеристику:

— Змеюка! Непотопляемый, сволочь — вся республика в его родственниках да друзьях. Настоящий клан, Сережка! я пытался порядок наводить одно время, поставили на Казахстан Исмаила Абдурасуловича Юсупова, так на него сразу доносы и жалобы потоком — и вор, и алкоголик, и чуть ли не баб насилует! Лëнька потом снял, Кунаева на место вернул — не сошелся, мол, товарищ Юсупов с подчиненными в характерах, работу наладить не может, — Никита Сергеевич мечтательно вздохнул. — Мне бы товарища Кунаева в подвал на пару часиков, — одернул себя, демонстративно отмахнувшись. — Не моя теперь проблема, Симулякрова.