Японские писатели – предтечи Новейшего времени - Коллектив авторов - Страница 7

Нисида Китаро

(西田幾多郎)

НИСИДА Китаро (19.05.1870 — 07.06.1945) — выдающийся японский философ.

Окончил Токийский университет; 10 лет работай учителем в отдалённой префектуральной школе. Доцент Киотосского университета с 1910 по 1928 г.

Был очень душевно близок с супругой: жена (когда была здорова) охраняла спокойствие мужа, его научную работу, а когда болела, Нисида набирал книг, тихонько ложился рядом с забывшейся супругой и читал. В 1925 она умерла, а через год от перитонита умер его старший сын.

Нисида решил стать философом ещё в школе (хотя имел способности к математике; в дальнейшем он пользовался математическими приёмами в философских рассуждениях). В своих трудах он пытался совместить западные философские категории с элементами восточного мировоззрения, в частности — с буддизмом школы Дзэн, с которым был знаком не только теоретически. В промежутке с 1896 по 1902 г. он интенсивно занимался дзэнскими практиками и медитацией. Муга (букв. «не-я», аналог санскр. термина анатман) для Нисида было состоянием, результатом и необходимым условием медитативных практик, в котором подвижник как бы возвращается к исходному просветлённому состоянию всего сущего, единого в своей основе. Такому состоянию чужд любой дуализм, любые противопоставления типа «материальное — духовное», «я — все остальные».

Нисида был уверен, что «лишь состояние муга есть необходимое условие красоты; когда оно отсутствует, любое ощущаемое удовольствие не может вызвать чувства прекрасного».

Среди друзей был известный пропагандист дзэн-буддизма на Западе Судзуки Дайсэцу.

В 1920-х гг. Нисида вёл диалог с марксистами, что не повлияло на его мировоззрение. Его беспокоил рост милитаризма; он пытался построить философское осмысление роли нации-государства, объяснить «исторический мир» идеей «абсолютного Ничто». «Мотивом философских исследований, — считал Нисида, — должно быть не любопытство, а глубокое человеческое страдание».

С конца 1950-х взгляды Нисида были представлены на Западе и стали известны как «Киотосская школа».

ТОЛКОВАНИЕ КРАСОТЫ^[32]

Что есть красота? С эмоциональной точки зрения ощущение красоты есть не что иное, как род удовольствия. И вот, начиная в основном с Бёрка,^[33] британские психологи особо подчёркивали, что красота есть нечто, вызывающее чувство удовольствия, и что ощущение прекрасного идентично эгоистичному удовольствию. И хотя нельзя сказать, что в этом объяснении нет известной доли истины, его нельзя рассматривать, как адекватное определению красоты. Ощущение прекрасного есть удовольствие, однако удовольствие далеко не всегда сопровождается чувством прекрасного. Всякий согласится, что, независимо от того, как много удовольствия такие вещи, как слава, богатство, пища и питьё нам дают, мы совсем не обязательно рассматриваем их, как эстетическое удовольствие. Недавно человек по имени Маршалл^[34] написал книгу, озаглавленную «Боль, удовольствие и эстетика» где в деталях объяснено чувство прекрасного, как разновидность удовольствия. В соответствии с доводами автора, эстетическое удовольствие не ограничено лишь тем моментом, когда его ощущают, но радостно ощущается точно так же, когда воссоздаётся позже [в памяти]. Это, если можно так выразиться, неизменное удовольствие. Хотя я могу согласиться, что объяснение автора в достаточной степени соответствует фактам, в основе своей оно ничем не отличается от предыдущих положений. Я всё же не могу принять в виде полного объяснения теорию, гласящую, что специальные характеристики красоты обнаружимы просто в постоянном [чувстве] удовольствия, либо — что эта теория в состоянии полно объяснить природу красоты.

Тогда каковы же характеристики этого типа удовольствия, из которого образуется прекрасное; в чём особое отличие чувства прекрасного? В соответствии с объяснениями немецких идеалистов начиная с Канта, ощущение прекрасного есть удовольствие, обособленное от «эго».^[35] Это — удовольствие, ощущаемое в тот момент, когда забываются собственные интересы, такие, как преимущество и уязвимость, обретение и потеря. Лишь это состояние муга^[36] есть необходимое условие красоты; когда оно отсутствует, любое ощущаемое удовольствие не может вызвать чувства прекрасного. Давным давно некто выразил желание «в изгнании глядеть на луну, хотя и не был виновен ни в каком преступлении,^[37]» — это замечание очень хорошо иллюстрирует предмет. Даже если человек — художник выдающихся способностей, с древнейших времён ещё никто из обладавших злым сердцем не становился великим мастером. В противоположность этому, когда нас ни в чём не стесняют мысли о нас самих, удовольствие не только вызывает ощущение прекрасного, но всё, что было сначала неприятным, претерпевает полное изменение и располагает к эстетическому удовольствию. То, что мы глубоко ощущаем всё большее и большее эстетическое удовольствие, читая грустную поэму, испытываем всё большую и большую ненависть или печаль в отношении ненавистного или грустного, происходит в основном благодаря вышеуказанной причине. Великий человек, талант не просто далёкий от внешних дел, но также чуждый любому помышлению о собственной выгоде, достигает уровня, на котором всё в жизни — и большое, и малое — вызывает ощущение прекрасного. Как говорится, «место, куда следует добродетельный человек, всегда радостно.» Таким образом, если кто-либо желает обрести подлинное ощущение прекрасного, ему следует противостоять всем вещам в состоянии чистого муга. Ощущение прекрасного возникает из этого необходимого условия, известного в искусстве, как «божественное Inspiration.^[38]»

* * *

Если ощущение прекрасного таково, как я описал выше, что именно его производит? Другими словами, какого рода явления мы называем прекрасными? Все согласятся, что красота есть истина, что это нечто, возникающее в идеальной Reality.^[39] Однако, как было предложено Баумгартеном^[40] из школы Лейбница, истина и идеалы, формирующие основу прекрасного, не должны быть рассматриваемы, как идентичные логической истине и идеалам. Если сказать, что они идентичны, тогда высшую степень искусства займёт анатомическая карта, а это достаточно нелепо, чтобы насмешить весь мир. Истина, заложенная в красоте, не обретаема силой мысли, это — интуитивная истина. Как я заметил выше относительно мира муга, это — вид истины, возникающий из глубин сердца, как внезапное побудительное воздействие. Причина того, что, по мере чтения монолога Гамлета, мы каким-то образом ощущаем истинность и симпатизируем [герою] всё больше и больше, заключается не в том, что слова Гамлета совпадают с психологическими теориями. Происходит это потому, что что-то непосредственно трогает струны наших сердец. Истина такого рода не может быть выражена человеческими словами. Это на самом деле так называемая «явленная тайна» — offenes Geheimnis — Гёте.^[41] Иногда люди тщеславно превозносят логическую истину, отрицая интуитивную, как не более, чем выдумку поэтов. Однако, по моему мнению, эта интуитивная истина обретается, когда мы отстраняемся от собственного «я» и становимся едиными со всеми вещами; это, иными словами, истина, видимая глазами Бога. Поскольку такой вид интуитивной истины проникает в глубочайшие тайны вселенной, он гораздо глубже и величественнее, чем логическая истина, обретаемая посредством обыденного мышления и проницательности. Даже если однажды придёт время, когда учёные не станут обращать никакого внимания на великую философию Канта и Гегеля, разве не будут произведения Гёте и Шекспира продолжать передаваться на протяжении сотен поколений, как зеркало человеческого сердца?