Косвенный ущерб - Уоттс Питер - Страница 2

Военный юрист – Эйсбах, так ее звали – покачала головой:

– У них в шлюпках были снасти, капрал. Крючки, ведра с наживкой. Никакого оружия.

Генерал, стоявший позади, – приехал прямиком из штаб-квартиры в Оттаве, решила Беккет, хотя формально их не представили – уткнулся в тачпад и пока ничего не говорил.

Капрал помотала головой:

– Там нет рыбы. В Полинезии каждый риф окислился еще двадцать лет назад.

– И мы сделаем на это акцент, – продолжила Эйсбах. – Нельзя винить систему за то, что она не распознает профили, которых в зоне просто не должно существовать.

– Но как они…

– Традиция, наверное, – пожал плечами пиарщик. – Что-нибудь культурное. Мы проверяем местные общественные организации, но пока никто из них ответственности на себя не взял. Чтобы они там ни делали, санкции ООН явно не получали.

– Мы не зафиксировали их приближение, – вспомнила Беккер. – Ни визуального сигнала, ни звуков… В смысле, как вообще пара лодок смогла подкрасться к нам так незаметно? Они должны были пользоваться какой-то стелс-техникой, вот почему Ведомый среагировал… В смысле, они появились будто из ниоткуда.

Почему так сложно? Ведь аугменты обычно не давали ей пойти вразнос, смешивали правильный коктейль, чтобы она сохраняла спокойствие и хладнокровие даже в самых смертельных ситуациях.

Правда, они же по идее должны были отличить невооруженных гражданских от военных…

Юрист кивнула:

– Ваш механик. Специалист э-э-э…

– Бланш, – послышался голос единственного гражданского в комнате, который незаметно притулился^[12] рядом с растениями в горшках. Беккер взглянула на него; он улыбнулся ей – еле заметно, но профессионально.

– Специалист Бланш, да. Он подозревает, что во всем виноват какой-то сбой системы.

– Я бы никогда не выстрелила, если…

Конечно, она имела в виду, что в принципе никогда бы не выстрелила.

«Ну что ты сразу в штаны наложила, Беккер? Месяц назад ты разобралась с Куан Чжаном без прикрытия и поддержки, даже не вспотела. А теперь тебе надо всего-то постоять рядом с этим треклятым филодендроном и не разрыдаться».

– В такого рода ситуациях… несчастные случаи естественны, – с грустью признал пиарщик. – Дроны неправильно распознают цели. Автодоты^[13] принимают гражданских за солдат неприятеля. Технология несовершенна. Иногда сбоит. Все просто.

– Так точно, сэр.

Размазанные радуги, кровоточащие в ночи.

– Пока логи подтверждают версию Бланша. Через пару дней будем знать наверняка.

– У нас нет пары дней. К сожалению.

Генерал провел пальцем по тачпаду. На боевой стене за ним расцвела новостная трансляция без звука: Палата общин, прямая трансляция. Члены оппозиции встают, произносят речи, садятся. Члены администрации из правящей партии на другой стороне прохода также встают и садятся. Двухъярусный аттракцион кротов, лениво выскакивающих из норок.

Генерал спросил, так и не отрывая взгляда от тачпада:

– Вы знаете, о чем они говорят, капрал?

– Нет, сэр.

– Они говорят о вас. С инцидента прошло меньше полутора дней, а они уже обсуждают его во время правительственного часа.

– Это мы…

– Нет, не мы. Была утечка.

Он замолк. Позади него политики с бегающими глазками, контуженные от напора оппозиции, верной Ее Величеству, заикались и блеяли. Кресло министра обороны, как заметила Беккер, пустовало.

– Мы знаем, кто слил информацию, сэр?

Тот покачал головой:

– Многие могли перехватить одно или даже несколько наших сообщений. А вот тех, кто мог бы их расшифровать, гораздо меньше. Я бы не хотел предполагать, что это кто-то из наших, но мы не можем отмести такую возможность. В любом случае… – Он глубоко вздохнул, – мечтам разобраться в инциденте исключительно нашими средствами пришел конец.

– Так точно, сэр.

Генерал поднял глаза и посмотрел на Беккер:

– Я хочу заверить вас, капрал, что никто здесь не вынес никакого суждения относительно потенциальной… виновности. Мы изучили телеметрию, расшифровки, протоколы; дефектологи все еще проверяют результаты, но пока у нас нет свидетельств сознательного причинения ущерба с вашей стороны.

«Сознательного, – отрешенно заметила Беккер. – Не намеренного. Сознательного». Было время, когда такое различие даже не пришло бы ей в голову.

– Так или иначе, теперь нам придется поменять стратегию. Из-за утечки было решено, что мы привлечем общественность. Решительные действия и призвания к национальной безопасности только еще больше выставят нас в дурном свете, а после заварухи на Филиппинах мы не можем себе позволить даже намека на выгораживание и утаивание реального положения дел. – Генерал вздохнул. – Такова, по крайней мере, позиция министра.

– Понятно, сэр.

– Следовательно, было решено – и я приношу извинения, что мы вовлекаем вас в это дело, так как вы на такое не подписывались, – было решено сделать первый шаг, захватить инициативу. Взять освещение инцидента под свой контроль. То есть сделать вас доступной для интервью, показав таким образом, что нам нечего скрывать.

– Интервью, сэр?

– Вы будете сотрудничать по этому поводу с мистером Монаханом. – Гражданский тут же вышел на передний план. – Его фирма доказала свою полезность в вопросах… контакта с общественностью.

– Бен. Просто Бен. – Монахан правой рукой поздоровался с Беккер, а левой протянул ей карточку: надпись «Оптический нерв» мерцала над ползущей лентой благожелательных отзывов от клиентов. – Я понимаю, насколько хреново все выглядит, капрал. Полагаю, вам сейчас в последнюю очередь хочется выслушивать мнение какого-то высокооплачиваемого консультанта по имиджу. Я прав?

Беккер сглотнула, кивнула и убрала руку. На ее плечах бились фантомные крылья.

– Есть и хорошие новости. Прикрывать ничего не надо. Я здесь не для того, чтобы сделать из говна конфетку, – что приятно, хоть какое-то разнообразие, – я здесь для того, чтобы наружу вышла именно правда. Как вы сами понимаете, существует немало лиц, которые заинтересованы исключительно в реализации своих целей, а то, что реально произошло, их не волнует.

– Это я понимаю, – тихо сказала Беккер.

– Вот эта личность, например. – «Просто Бен» постучал по своим часам, стерев парламент со стены; вместо политиков появилась женщина, рост примерно метр семьдесят, чернокожая, волосы настолько короткие, что стрижка похожа на армейскую. На картинке она словно падает; несомненно, к этому причастен офицер конной полиции, лица которого не видно из-за шлема. Он схватил ее за левую руку. Оба танцуют на фоне хоровой линии протестующих и дронов-умиротворителей. – Амаль Сабри, – начал рассказ Монахан. – Журналист-фрилансер, на хорошем счету у левых благодаря своей работе по защите прав человека. Уроженка Сомали, но еще ребенком иммигрировала в Канаду. Родной город – Беледуэйне. Никаких ассоциаций, капрал?

– Вот эта личность, например. – «Просто Бен» постучал по своим часам, стерев парламент со стены; вместо политиков появилась женщина, рост примерно метр семьдесят, чернокожая, волосы настолько короткие, что стрижка похожа на армейскую. На картинке она словно падает; несомненно, к этому причастен офицер конной полиции, лица которого не видно из-за шлема. Он схватил ее за левую руку. Оба танцуют на фоне хоровой линии протестующих и дронов-умиротворителей. – Амаль Сабри, – начал рассказ Монахан. – Журналист-фрилансер, на хорошем счету у левых благодаря своей работе по защите прав человека. Уроженка Сомали, но еще ребенком иммигрировала в Канаду. Родной город – Беледуэйне. Никаких ассоциаций, капрал?

Беккер покачала головой.

– Воздушно-десантный полк? 1992?

– Извините. Нет.

– Ладно. Тогда скажем так: у нее есть еще одна причина не доверять канадским военным.

– Она последня, кто стал бы нас защищать, – заметила Эйсбах.

– Именно, – кивнул Монахан. – Вот почему я дал ей эксклюзив.

* * *

Они вступили в бой на нейтральной территории по предложению Сабри, что с неохотой одобрило военное командование: в кафе на террасе, где-то посередине Лэйтон-тауэр в Торонто, с видом на Лэйкшор. Терраса выступала из здания, как трутовик, паря над беспилотниками, летающими внизу.