Ты меня поймал (СИ) - Вольная Риша - Страница 27

— У тебя чудесный парфюм, — хрипло признаюсь, но даже не пытаюсь выровнять голос.

Пусть знает, как она на меня действует. К черту всё!

— Спасибо. У вас, Лев, тоже изумительный и необычный. Кардамон, — искренне возвращает мне комплимент, старательно отводя лазурный взгляд на прохожих, машины и, кажется, даже на небо.

Я слегка наклоняюсь к ней, чтобы ухватить выпавший из пучка пепельный волос. Медленно накручиваю его на пальцы, наслаждаясь шелковистостью, при этом намеренно задеваю розовую щёчку.

— И потрясающие волосы. Как жидкое серебро. Это натуральный?

Клара просто кивает, едва дыша, а точнее, судорожно выдыхая.

— Очень необычный цвет.

— Это аномалия развития. Патология, — шепчет мне, словно пытаясь разубедить в своей привлекательности.

Всё тщетно и точно не со мной.

— Нам сигналят, — снова говорит девушка, и я бросаю короткий взгляд в лобое стекло.

Пробки нет, нам действительно пора ехать. Трогаюсь, с сожалением расставаясь с прядью волос. Только с водителем. Тогда могу хоть сколько трогать и гладить.

— Я бы хотела вас попросить, Лев Николаевич, больше не прикасаться ко мне. Никогда и ни под каким предлогом. Это всё неправильно.

Я ухмыляюсь, так как это я должен был сказать нечто такое. Ибо это меня порочит связь с простой девушкой, тем более обременённой тайной прошлого.

Надо отдать должное силе выдержки и смелости Мотылька.

— А если я против?! — решаю немного поиграть и разведать все пути — дорожки.

— Нет. Вы не против. Вы же умный человек и прекрасно понимаете, что перспективы любой связи между нами, кроме сотрудничества, крайне неприятны для нас обоих. Для вас, граф, особенно неприятны.

Вот! Все правильные слова сказаны малышкой, а мне остаётся только принять и переварить. Вас, Леонардо Лабарр де Бомарше, только что попросили «умыться» и прекратить распускать грязные ручонки.

— Как скажете, Клара Вениаминовна! Значит, только сотрудничество, — холодно отзываюсь, чувствуя болезненный укол, а то и пинок в районе печени.

— Очень приятно. Спасибо, — вежливость, наверное, чёрт, её второе имя.

А мне хочется громко и смачно послать всех, сломать чего-нибудь, а в конце заткнуть рот этой нравственной барышни таким поцелуем, чтобы она имя своё позабыла, а не только моё отчество.

— До свидания, граф де Бомарше. Приятно было познакомиться, — шепчет Лара, быстро отстегивая ремень безопасности, едва я торможу перед запасным выходом клиники. — Дальше я сама.

Мотылёк практически вылетает из машины, запахивая на ходу полы пальто, которое по дороге успела расстегнуть. Передо мной в лобовом стекле мелькнула голая полоска живота, что видна в укороченной кофте, прежде чем хозяйка прелестей справилась с порывами ветра и завязала пояс.

Ладони мгновенно загорелись воспоминанием тепла женского тела. Да чтобы …. Со всей силы ударил ими по рулю, заменяя желание прикосновения болью.

Тема закрыта.

Меня хватило на два дня. Наверное, это у меня теперь лимит на отсутствие в моей жизни Илларионовой Клары.

А сегодня обострение спровоцировал Полуэктов, захлёбываясь французским прононсом в описании всей прелести работы Мотылька и скоростью выполнения таких объемных работ.

Хотя чудес там не было. Лара практически жила у меня в клинике, выезжая домой только ночевать.

Я всё знал. Если я не появлялся рядом с ней, это не значит, что мне не докладывали распорядок её дня. Тем более по моему графскому велению девушку отвозили и привозили домой мои люди, а ещё я организовал кормление художницы обедом. Её вес и так ничтожный, а если, дорисовывая мои стены в краткий срок, она и есть перестанет, то её точно унесёт первым же порывом ветра, как Дюймовочку.

Архитектор уверял, что сегодня девушка закончит работу, а это значит, что наши пути расходятся — всё, что нас связывало, а именно Вознесенская и стены моей клиники, канет в прошлое.

— Леонардо, думаю, надо, чтобы вы прежде сами посмотрели, — просит Виктор Иванович, сам того не понимая, на какой грех меня толкает. — Вдруг вам что-то не понравится. Лара тогда сразу переделает.

Я иду. Проклиная себя, Полуэктова и всю Вселенную, но не могу развернуться с выбранного пути, потому что должен. Я всегда контролирую личные объекты, и если сейчас откажусь, то архитектора как минимум удар хватит, а ещё он глубоко задумается о причинах смены моих привычек в работе.

Каждый шаг добавляет адреналина в кровь и сумятицу в мыслях, но на деле я только задаю уточняющие вопросы по ходу увиденного: срок сдачи, уборка мусора, наём клиринговой компании.

До палат остаётся буквально метров пять, когда мой архитектор тормозит с отчаянным воплем.

— О, Леонардо! Я же забыл распечатки, — изумлённо шепчет он. — Я сейчас сбегаю за ними и вернусь.

— Какие? — хмурюсь я, не понимая, о чём толкует мой мэтро архитектуры и дизайна. — Виктор Иванович?!

Но на мой оклик он лишь машет рукой и быстро семенит обратно.

Я же стою как баран перед новыми воротами. Когда Полуэктов вернётся и застанет меня на прежнем месте, то его удивление можно будет на выставке показывать.

Поэтому вспоминаю, кто я, и просто тихо захожу в первую палату.

Там пусто.

Пахнет немного акриловыми красками и видны ещё не до конца просохшие мазки на стенах с небом, звёздами и лесными зверушками.

Мне нравится. Дело даже не в том, что я как-то лично заинтересован в самом художнике, а просто нравится. Разделять личное и работу меня рано научили.

Выхожу и иду в следующую комнату, где тоже пусто. Бросив быстрый взгляд на стены, где меня снова всё устроило, стремлюсь в последнюю палату.

Клара там.

И то ли я так бесшумно передвигаюсь, то ли девушка настолько зависла в своем мире, но моего появления она не замечает. Продолжает работать, стоя на предпоследней ступени железной стремянки. И вся её поза такая ненадёжная, что кажется, заговори я сейчас, и она тут же грохнется на пол.

Раздумывая, как быть дальше, стою в дверном проёме и наблюдаю. Мотылёк что-то шепчет себе под нос, который заодно периодически потирает, тем самым пачкая его всё больше. Кусает нижнюю губу, пока сосредоточенно выводит контур огромного крыла бабочки, заставляя меня нервно и громко выдохнуть.

От неожиданного звука она быстро поворачивает голову, тут же качнувшись в сторону.

Внутри меня от увиденного всё на секунду обрывается, но Илларионова, виртуозно балансируя, сразу выпрямляется и для надёжности придерживается рукой за стремянку.

— Здравствуйте, Лев Николаевич. Вы пришли оценить качество работы? Меня Виктор Иванович предупреждал, что вы сегодня зайдёте.

Она спокойно ведёт беседу, но едва ли бросив на меня взгляд. Практически сразу возвращается к рисованию, не давая мне возможности прочитать её эмоции.

А мне бы очень хотелось! Я так привык. Легко правильно влиться в среду, если, считывая информацию с окружающих, ты тут же мимикрируешь под них. Осечка у меня была только однажды — два дня назад в квартире Илларионовой. Там меня как-то переклинило на эмоциях, что я частично пошёл на их поводке.

— Здравствуй, Лара. Получилось всё очень красиво, — неопределённо начал я, всё ещё не зная, как именно себя с ней вести.

Девушка, кажется, глубоко умиротворенной, и моё появление никак не волнует её юное сердечко. В отличие от моего…

— В вашей похвале звучит удивление, — с улыбкой комментирует Клара. — Но я оформила достаточно стен, так что вам, к счастью, достался опытный сотрудник.

— Много, потому что талантлива? — зондирую почву, а сам медленно приближаюсь к ней.

Запах весны привычно бьёт по осязанию, но сейчас это уже не шокирует. Я подготовлен, поэтому просто расслабляюсь, позволяя волнению обхватить моё тело.

— Нет. Много, потому что беру за работу недорого. В сравнении с другими специалистами.

Я слышу скрытую в её ответе горечь и желаю покопать в этом направлении. Ведь беседа между двумя цивилизованными людьми не является публично наказуемым пороком.