Жизнь Пи (СИ) - Мартел Янн - Страница 24

И только открыв дверь на главную палубу, я увидел, что происходит снаружи. Был ли это шторм? Конечно, шел дождь, но не так чтоб уж очень сильный. И не обложной, как во время муссонов. Правда, дул ветер. Иногда порывистый. Такой запросто вырвал бы зонт из рук. Но я мог идти без особого труда. Море неистово бурлило, впрочем, «сухопутного моряка» море всегда поражает — как запретный плод, прекрасный и опасный. Волны вздымались все выше, и белая пена, сорванная ветром, хлестала в борт судна. Но такого я уже понасмотрелся — и судно выдержало. Корпус у сухогруза крепкий, остойчивый — подлинное чудо кораблестроения. Он рассчитан на то, чтобы оставаться на плаву и в бурю похлеще. А такой шторм разве может погубить корабль? Не знаю почему, но не успел я закрыть за собой дверь, как буря разыгралась не на шутку. Я двинулся по палубе дальше. Схватился за леер и глянул стихии в лицо. Вот оно — настоящее приключение.

— Канада, я иду! — кричал я, промокший, продрогший. И при этом ощущал себя истинным храбрецом.

Стояла темень, хотя было достаточно светло, чтобы видеть, что творится вокруг. Светло, как в аду. Вот оно — захватывающее представление разбушевавшейся стихии. Передо мной разворачивалось действо с участием ветра и моря — оно будоражило, как землетрясение, да так, что Голливуду и не снилось. Впрочем, землетрясение если и было, то там — глубоко-глубоко, а прямо у меня под ногами — надежная палуба, и сам я был зрителем, уютно устроившимся в кресле.

Встревожился я только тогда, когда глянул вверх и заметил, что шлюпка на надстройке мостика висит не прямо, как положено, а провисает между шлюпбалками, накренившись к борту. Я отвел глаза от шлюпки и посмотрел на руки. Костяшки пальцев побелели. Дело в том, что я вцепился мертвой хваткой в леера не от страха перед бурей, а потому, что иначе скатился бы по палубе. Судно кренилось на другой — левый борт. Крен был не очень сильный, но то-то и поразительно. Глянув за борт, я увидел, что он уже не уходит отвесно вниз. А как будто весь выгнулся — огромный и черный.

Меня насквозь пронзило холодом. В конце концов, шторм есть шторм, подумал я. Пора бы вернуться в укрытие. Я отцепился от лееров и бросился к переборке, пробрался вдоль нее и рванул дверь на себя.

Внутри судна все было тихо. Гудело только снаружи. Я оступился и упал. Не беда. Я тут же поднялся. И, держась за поручни трапа, помчался вниз через четыре ступеньки. Спустившись на одну палубу, увидел воду. Много воды. Дальше идти некуда. Вода прибывала снизу сплошным потоком — грозным, пенным, клокочущим. Ступеньки трапа исчезали одна за другой в водяном мраке. Я глазам своим не верил. Откуда здесь вода? Как она сюда попала? Я стоял как вкопанный и в страхе не знал, что делать. Все мои остались там, внизу.

Я рванул по трапу вверх. Выскочил на главную палубу. Буря все не унималась. Я перепугался насмерть. Теперь-то все ясно и понятно: судно здорово кренилось набок. И не только. Оно заметно осело и на корму. До морской поверхности, казалось, можно было дотянуться рукой. Судно тонуло. Но разум мой отказывался это принимать. Бред какой-то — все равно что пожар на Луне.

Где же помощники капитана с матросами? Что они там делают? Тут я разглядел на носу, во тьме, несколько человек из экипажа: они бегали и суетились. А еще, кажется, заметил каких-то зверей, хотя в темноте, да еще под дождем, мог и обознаться. В хорошую погоду мы снимали только крышки люков с тех отсеков, где помещались клетки и загоны с животными, — сами же клетки и загоны были наглухо заперты. Тем более что мы везли не домашнюю скотину, а опасных диких зверей. Прямо над головой, на мостике, я, кажется, расслышал крики.

Судно содрогнулось, издав жуткий утробный скрежет. Что это было? Может, один пронзительный крик — людей и животных, не желавших смириться с близкой гибелью? Или, может, само судно испустило дух? Я упал. Но мигом вскочил на ноги. И снова глянул за борт. Море поднималось все выше. Волны были все ближе. Мы стремительно тонули.

Я четко расслышал обезьяньи вопли. Вдруг палуба заходила ходуном. Мимо меня, вырвавшись из пелены дождя, прогрохотал копытами обезумевший от страха гаур — индийский тур, каким-то образом вырвавшийся из загона. Остолбенев, я уставился на него с изумлением. Господи, кто же его выпустил?

Я побежал по трапу на мостик. Там, наверху, были помощники капитана — только они на всем судне говорили по-английски, хранители нашей судьбы; только они и могли исправить положение. Уж они-то все знают. И непременно нас спасут — моих и меня. Я взобрался на мостик, как раз посередине. На правом крыле не было ни души. Я побежал на левое крыло. Увидел там трех человек из команды. И упал. И снова вскочил. Они смотрели за борт. Я закричал. Они обернулись. Поглядели на меня, потом друг на друга. Они что-то сказали. И кинулись ко мне. Я ощутил, как меня переполняет чувство благодарности и облегчения. И сказал:

— Слава богу, что встретил вас. Что случилось? Я так испугался. На нижних палубах полно воды. Там, внизу, мои родные, я за них боюсь. Мне до них не добраться. Разве все это нормально? Как вы считаете…

Кто-то из моряков перебил меня, сунул мне в руки спасательный жилет и что-то прокричал по-китайски. Я заметил оранжевый пояс — он свисал с жилета. Моряки мне отчаянно кивали. А когда схватили меня своими крепкими руками и подняли вверх, я даже не успел ничего сообразить. Кажется, они хотели мне помочь. Я не сопротивлялся и только благодарил их, пока они несли меня на руках. Сомнения закрались в мою душу лишь после того, как они швырнули меня за борт.

39

Я упал на полураскатанный брезентовый чехол шлюпки, сорока футами ниже, спружинив, как на батуте. И чудом не расшибся. Правда, потерял спасательный жилет — только пояс от него остался у меня в руке. Шлюпку лишь малость приспустили и так и оставили. Она свисала со шлюпбалок, раскачиваясь на штормовом ветру в каких-нибудь двадцати футах от воды. Я поднял глаза. Сверху на меня смотрели двое: они вовсю махали руками, показывая на шлюпку, и кричали. А чего от меня хотели, я не понял. Наверное, собирались прыгать следом за мной. Но тут они в ужасе оглянулись: в воздухе вдруг возникло что-то грациозное и прыткое, под стать скаковой лошади… Зебра угодила мимо брезента. Это был самец Гранта, больше пятисот фунтов весом. Он с грохотом рухнул на последнюю банку, разбив ее вдребезги, отчего шлюпка содрогнулась от носа до кормы. Животное взвыло. Нет, не взревело по-ослиному, как можно было ожидать, и не заржало по-лошадиному. Ничего подобного. Зебра протяжно заскулила — куа-а-а, куа-а-а, куа-а-а, — как будто в полном отчаянии. Губы у нее широко раскрылись, вытянулись кверху и затряслись, обнажив желтые зубы и темно-розовые десны. Шлюпка сорвалась с талей и упала в бушующие волны.

40

Ричард Паркер не стал прыгать за мной в воду. Рядом плавало весло, которое я хотел было использовать как дубину. Я схватился за него и подплыл к спасательному кругу, благо на него больше никто не претендовал. В воде было страшно. Мрачно и холодно — просто жуть. Как на дне осыпающегося колодца. Волны накрывали меня с головой. В глазах саднило. Меня тянуло под воду. Я едва дышал. И если б не круг, то не продержался бы и минуты.

Тут я заметил, как в пятнадцати футах от меня воду рассекает странный треугольник. Акулий плавник. По спине пробежала дрожь — мерзкая, холодная, вязкая. Я что было сил принялся грести к носу шлюпки, поверх которого все так же виднелся брезент. Приподнялся на руках, опершись на круг. Но Ричарда Паркера не заметил. Его не было ни сверху, на брезенте, ни на ближайшей банке. Он притаился на дне шлюпки. Я приподнялся еще разок. И единственное, что успел разглядеть на другом конце, — как дергалась голова зебры. А когда снова спустился в воду, прямо передо мной скользнул плавник второй акулы.

Ярко-оранжевый чехол крепился прочной нейлоновой веревкой, пропущенной между железными люверсами чехла и закругленными гаками по бортам шлюпки. Я подплыл стоя к самому носу шлюпки. Брезент там был закреплен слабовато — его, как видно, просто перебросили через носовую часть, короткую, тупоконечную, и чуть прихватили веревкой, тогда как везде он был натянут втугую. В одном месте, на носу, брезент провисал вместе с веревкой, так же слабо пропущенной через гаки с одного носового борта и с другого. Я вскинул весло, втиснул его рукояткой туда, в спасительную щель. И стал просовывать как можно дальше. Теперь у шлюпки появилось некое, хоть и неказистое, подобие бушприта. Я подтянулся повыше и обхватил весло ногами. Рукоятка его снизу упиралась в чехол, но брезент, веревка и весло выдержали. И я повис в каких-нибудь двух-трех футах над водой. Спину мне лизали гребни больших волн.