Тот самый сантехник 5 (СИ) - Мазур Степан Александрович - Страница 2

— Да какие гамбургеры, Степаныч? Денег скоро вообще не будет, потому что не дело это, когда девяносто процентов мировых ресурсов находятся в цепких лапах элиты. Сколько её там? Процентов десять, не больше. Так вот, умные люди у них сначала всё отберут, потом разделят по справедливости, тогда и заживём как люди.

Оба старика заливисто смеялись и хорохорились, споря лишь для вида. В основном поддакивали друг другу.

Всё их различие было лишь в том, что борода дворника была ещё темна, но уже с проседью, перемешанная как монохромный мир, а седина в бороде Степаныча уже доминировала, давно и тщательно поглотив и усы. Оба в невзрачных дутых куртках и в старых спортивных шапках времён СССР, толстоватые, с лицами одутловатыми, но довольными.

На переднее сиденье Боря рассчитывал усадить сына Аполлинария Соломоновича, который работает в надзорной комиссии, но отец его клятвенно заверял, что «отрок печать и так поставит». Да и «вообще некогда ему пиво по баням распивать». А после коронного «и чего он в той сантехнике не видел?», спор вообще сошёл на нет.

Мужик сказал — мужик сделает.

Рабочий день дворника начинается рано, засветло. В иную ночь, полную снега и в четыре утра лучше начинать мести. Зато к обеду в основном уже свободен. Только так у людей-«жаворонков» получается отдыхать как следует.

На дороге резко затормозил впереди едущий автомобиль. Габариты у него не работали и Глобальный едва успел обрулить неожиданное препятствие. Благо, на встречной полосе никого не было. Но не было препятствий и перед бампером горе-автолюбителя. Отметив этот факт в зеркало заднего вида, уже удаляющийся от едва не случившегося ДТП на пустынной дороге, Боря слов не сдерживал.

Эфир в салоне почти на минуты захватила крепкая брань.

— … авто-подставку они мне хотели устроить! — пылко закончил развёрнутую в пространстве цитату Боря, успев заметить на удалении в зеркале заднего вида двух раздосадованных мордоворотов.

Те вышли из автомобиля и с унылым видом глядели ему вслед, помахивая битой и цепью.

Уплыла рыбка. Теперь расставляй сети на другую.

— Боря, ну что ты так переживаешь? — первым обратился Степаныч. — Наплюй. Везде своих дебилов хватает. У нас Сашки Белые, у тех Сашко Билые, у американцев, чтоб на них кошки срали, вообще Алексы Вайты. Даром, что негры. И что теперь, на сугробы не ссать, что ли? Останови, кстати…

— Потерпи, Степаныч, уже подъезжаем.

— В моём возрасте уже не терпят, а забывают, Борь.

— Скажешь тоже…

Когда затея по повышению сантех-квалификации уже не казалась Боре такой заманчивой, как расписывал Василий Степанович, зазвонил телефон. Глобальный с недоумением посмотрел на подсветившийся номер на дисплее.

«Бита».

Подельник Князя, в миру более известный как Сергей Евгеньевич Битин, звонить мог только в двух случаях.

Первый, это конечно — смерть босса. Окончательная и бесповоротная, не «для вида и налоговой». Но вроде только утром виделись и Боря сгоряча на эмоциях тому боссу едва гитару о голову не расшиб. Предварительно, «пока возможность есть, чтобы не было потом претензий к себе, когда уже и не будет».

В другом же случае вариант был только один. Бите что-то очень резко понадобилось от рядового городского сантехника. Которых вроде вокруг пруд пруди, а как нужны — не разыскать. Потому что блогеров и менеджеров вокруг много, а людей труда — слёзы, которые кот наплакал.

Как любой человек, который не любил неприятности, Боря мог сделать вид, что не заметил звонка, но рано или поздно придётся перезвонить. А там расспросы начнутся и лишние разговоры.

«А оно нам надо?» — напомнил о себе внутренний голос и тут же отрекомендовал: «Бери. Хуже не будет!»

Палец уверенно надавил на приём.

— Алё, Борь? Ты как там? Бодрость ловишь? Жизнь без напрягов? Чифирь в радость?.. Ой, это я так, задумался.

— Здарова, Бита, — как можно спокойнее ответил Боря. — Слушаю тебя. Чего-то хотел?

— Слушай, жена звонила. В истерике там сидит, орёт чего-то. Подсоби, а? Она, когда на ультразвук переходит, я через слово понимаю. А я её и так давно не слушаю… Ты где вообще сейчас?

— В коттедж к Шацу еду. Боцмана покормить и… по делу.

— О, Борь! Как совпало-то! — обрадовался Бита. — Мой дом на соседней улице. Десятый. После Осенней сразу Лепестковая идёт. Не Берёзовая, где Князь живёт, и не Сосновая, где зампредседателя местного жилфонда… хер… май… оров… идец… жопа… май… онез… кент… авр… усики…

Связь сначала пропадала постепенно, потом доносила обрывки враз, а затем исчезла окончательно. И при повторном наборе беспристрастный женский голос сообщал лишь то, что «абонент находится вне зоны доступа».

— Какие ещё усики? — повторил Боря.

Поймав взгляд Степаныча в зеркало заднего вида, попытался спросить, не запомнил ли тот улицу?

Но у наставника от долгих пересказов протоколов сионских мудрецов в польском переводе горло пересохло. Долго наставник рассусоливать не стал и просто извлёк из ящика предварительно по бутылочке. Поделился с коллегой, как водится, и теперь оба с важным видом обсуждали грядущую колонизацию Марса, задуманную ещё Циолковским, а продолженную то ли Максом, то ли Москалём. Кто тех миллиардеров различает вообще?

Основной вопрос, который обоих интересовал, в основном касался того, вырастет ли картошка в первый урожай? Или «америкосы пиздят там всё? Ещё и фильм наш спиздили!».

Едва Боря попытался прервать их диалог, чтобы всё же уточнить насчёт названия улицы, но дворник, уже ополовинив бутылку, выдал на эмоциях:

— Да что картошка? Нас учили муравейники жрать! Буквально. Собираешь муравьёв пальцем. Или паутиной там какой… С ней даже вкуснее будет… Да хоть рукой в сладком тыкаешь, лишь бы липли. А если нет конфеты и полное выживание наступило, то сам руку в муравейник засунь — набегут жалить. Тут их и бери их тёпленькими. Как наберёшь достаточно, в шарик раскатывай. Можно с хлебом вперемешку. Нет хлеба — терпи, пока жалят, и всё равно скатывай. Будь настойчив. Мужика включи. Покажи выносливость. Накатаешь шариков из муравьёв, к костру поближе клади. А как подсушатся на костре или подвялятся у костра, получается клейстер вроде муки протеиновой. Длительного хранения. Зуб даю, хоть в морозилку складывай. Короче, хлеба туда добавляешь или воды простой потом — разбухает клейстер. Лепи из этого мякиша хоть котлеты, хоть кулички. А потом жарь-парь, выначивайся как можешь. Вкус, говорят, как у мраморной говядины. Благо я её не ел никогда, но мужики рассказывали. Одним, правда, рыбу напоминает немного, но это Жора просто карасей жрал предварительно. Мог перепутать. Но не суть. А пары таких котлет хватит, чтобы весь день продержаться. Калорий там до ебёна матери и всяких микроэлементов до жопы следом.

— Позвольте, Аполлинарий Соломонович, — удивился Степаныч, периодически называя собеседника на «вы», когда удивлялся более обычного. Но едва проходил лёгкий шок, как всё возвращалось на круги своя. — А тебя где учили? На спецназ, что ли? Или в коммандос какой ушёл по молодости?

— Хуже, — признался Аполлинарий и отхлебнув, улыбнулся ностальгическим воспоминаниям. — Нас готовили в пионеры. А из черепа коммандос мы бы скворечник сделали.

Степаныч едва пивом не подавился. Заржал и Боря и едва с трассы не ткнулся в кювет капотом.

Зачем автоподстава, когда у пары подбухивающих дедов и так всегда найдётся чем удивить?

Когда водитель выровнял руль, уже и забыл о чём спросить хотел. Из головы вылетело.

«Садовая-Лепестковая? Берёзово-Сосновая?», — делал попытки внутренний голос: «Цветочно-Земляничная? Не помню-ю-ю! Короче, где-то рядом!»

Вскоре внедорожник подъехал к коттеджному посёлку, на территории которого Шац и Князь развязали как глобальное строительство, так и не одну локальную войну. Но поскольку Матвей Алексеевич Лопырёв временно вступил по делам Родины в одно музыкальное подразделение, а Артём Иванович Князев больше беспокоился о счастье дочери и за богатый внутренний мир необъятной любовницы, все споры по части делёжки бизнеса заморозились на неопределённый срок.