Пастырь Вселенной - Абеляшев Дмитрий - Страница 92

• Предыдущая
• 92/100
• Следующая

Священнослужители же пытливо, но не грозно смотрели на Володю — в их исполненных, казалось, самой вечностью взглядах Володя черпал сочувствие, умиротворение и даже поддержку. Видимо, сообразил Владимир, выглядел он сейчас соответствующе — небритым и помятым узником, в грязной тюремной робе.

— Владимир! — донесся до Володи властный оклик откуда-то сзади. Голос был знакомым — он принадлежал повелителю Анданора.

Обернувшись, Володя увидел изумительный трон, который сам по себе более походил на уменьшенную копию египетских пирамид, отлитую явно из чистого золота. Высотой трон был не менее трехэтажного дома. Император, чья фигурка казалась сейчас хрупким средоточием невероятного могущества, восседал в гармонично венчавшем трон кресле, в которое плавно перетекала исполинская пирамида. Вверх к Императору вела устилавшая ступени красная ковровая дорожка. Но каковы же были эти ступени, бог ты мой! Край нижней был чуть выше Володиного роста, следующая за ней была самую малость поменьше, третья — еще немного миниатюрнее предыдущей. Искусными архитекторами древности — так как этот трон безусловно, не был мебелью, но являлся монументальным сооружением — была создана такая извращенная перспектива, сотворена столь искусная иллюзия, что, глядя на Императора снизу вверх, казалось, что высота трона много больше, чем на самом деле. Невольно представлялось, будто ступени имеют одинаковую высоту, доступную разве что шагам титанов, — но они были вполне под стать облаченным в золото стопам Императора, восседавшего на вершине и весьма естественно и органично венчавшего своей царственной особой всю величественную конструкцию трона. Сейчас это уже был не человек — но воплощение самой Империи, жестокой и неумолимой. Словно он был не из плоти и крови, но сам дух Анданора почтил смертных своим присутствием. Контраст с христианскими епископами был столь ошеломляющим, что Владимир замер, словно его прошибло током. Одного взгляда на Императора хватило Владимиру, чтобы осознать, что ни одна из языческих империй Земли, даже Рим, даже Египет, не обладала и сотой долей могущества и непреклонности воли мира по имени Анданор. Трон с Императором на его вершине внушал благоговейный трепет. Казалось, это божество — ноги противно ослабли, будто пытаясь помочь Владимиру рухнуть на колени перед владыкой Империи.

— Поднимись ко мне, — повелел Император.

Легко сказать — Владимир мысленно поблагодарил Господа за свое увлечение тренажером, — для того чтобы залезть на нижнюю ступень, ему пришлось подтянуться, что, слава Богу, он еще не разучился делать. Володя спиной улавливал сострадание во взглядах православных священников и епископов. Владимир поймал себя на том, что ему представлялось странным, как это молния или какое-нибудь еще более страшное природное явление до сих пор не взорвало, не разрядило собою чудовищное противостояние двух несовместимых, казалось бы, в одном зале полюсов мироздания — христианского, воплощенного в архиереях и священниках, стоявших внизу, в каких-нибудь двадцати метрах от трона, и Императора, будто вовсе и не изображавшего из себя божество, но попросту являвшегося им.

Поверхность второй ступени оказалась вровень с Володиными глазами — на нее и на пару других, чья высота плавно убывала, Володе пришлось забираться, подтягиваясь на руках. Красная ковровая дорожка, которой были покрыты ступени, также незаметно сужалась, подчеркивая иллюзию. Снизу же складывалось впечатление, будто Владимир, поднимаясь к Императору, сам увеличивается в размерах, все с большей легкостью преодолевая ступени. Вот уже Володя оставил позади ступеньки, на которые ему приходилось залезать, закидывая на них ногу; выше ему стало по силам подыматься по ступеням так, как это вообще-то и положено — шаг за шагом. Император, облаченный в одежду, сделанную, вероятно, из чистого золота, как и трон, безо всякого интереса или сочувствия, как и подобает божеству, взирал на усилия Володи, по его требованию восходившего по ступеням к самому седалищу анданорского самодержца.

Внезапно Володя ощутил запах паленой резины — он мгновенно сопоставил его с неожиданным теплом, жаром почти в стопах. Взглянув под ноги, Володя увидел, что его тюремная обувь, более всего напоминавшая земные кеды, плавилась резиной подошв на раскаленной докрасна материи ковровой дорожки, с тихим писком испуская, под напором, маленькие клубы зловонного дыма. Владимир, которому оставалось всего пять ступеней до самого трона, отпрянул, поняв, что еще пара секунд — и жариться на противне коврового покрытия будет уже не обувь его, но стопы. Император, судя по всему, был нисколько не озабочен и не обрадован Володиными проблемами — он безучастно взирал на копошившегося у его ног смертного, которому — и это естественно — так и не удалось подняться до божественных высот самого Императора. Володя развернулся, чтобы спуститься на пару ступенек — он понял, что раскаленной дорожка была только в непосредственной близости от Императора, — и, поспешно спускаясь, невольно поразился, как перспектива разновеликих ступеней смотрелась отсюда, свысока. При взгляде сверху тоже складывалось впечатление, что все ступени одинаковы, но высота трона по этой причине не воспринималась столь большой, как была в действительности, а вот духовенство, ростом вровень с краем нижней ступени, воспринималось делегацией не карликов даже, но гномов. Володя чуть не упал — резина подошвы его левого ботинка, застывая, приплавилась к уже не горячей в безопасном отдалении от Императора ковровой дорожке, и он, с трудом отодрав ее, чуть не свергся вниз. Владимиру было отвратительно, что он невольно сделался словно бы актером в постановке про Икара, дерзнувшего подняться к Солнцу, но опалившего себе крылья. Снизу-то священникам не было видно дыма, они не ощущали запаха паленой резины — смотрелось все, должно быть, так, смекнул Владимир, словно он отшарахнулся от Императора, сраженный его божественным величием, рядом с которым смертный находиться не вправе.

Он обернулся и поднял взгляд на Императора, уже безучастно глядевшего ему в глаза.

— Ну, что? — спросил Император, словно Володя проделал весь этот унизительный и тяжелый физически путь и возможный-то лишь для человека в неплохой спортивной форме не по его приказу, а по своей инициативе.

Владимир не нашелся, что сказать, и, смутившись, молчал. Император сидел метрах в четырех, вперед и вверх от Володи, изваянием из плоти и золота — руки на поручнях, ни один мускул лица не дрогнет.

«Это всего лишь человек», — давно уже мысленно твердил себе Владимир, словно молитву. Но верилось в это не слишком — столь великолепно поставлены были спецэффекты.

Наконец, он соизволил разомкнуть уста и промолвил, причем Володя услышал звук его голоса как бы со всех сторон:

— Твои жрецы ведут себя дерзко, Владимир. Они оскорбили нашего верховного жреца, Ктора, отказавшись поклониться богам Анданора.

«Как у Гудвина в Изумрудном городе», — вспомнилась вдруг Володе история мошенника из страны Оз, тоже гораздого на спецэффекты. Это короткое сопоставление как-то сразу уменьшило благоговейный трепет и позволило Владимиру чувствовать себя более раскованно. «Я Гудвин, великий и ужасный… Я везде…»

— Если бы они поклонились вашим богам, — спокойно парировал Володя почти не сбивающимся голосом, — то наш Господь не послушался бы их молитв.

— Вот как? — удивленно заметил Император и надолго затих.

Наконец, он вновь подал голос, словно весь трон говорил. Впрочем, сейчас речь Императора звучала куда как более буднично и деловито:

— Как ты и рекомендовал, мы собрали жрецов из всех земных православных патриархатов, по три от каждого, а от Московского — двенадцать архиереев и тридцать священников. Увы, Патриарха Московского нам найти не удалось — его то ли похитило, то ли укрыло у себя земное Сопротивление. Как думаешь, без него они справятся с эпидемией?

— Думаю, да, — ответил окончательно взявший себя в руки Владимир.

— Ты знаешь кого-нибудь из них? — спросил Император, взглядом указывая Владимиру на священников.

• Предыдущая
• 92/100
• Следующая