Вавилонские ночи (СИ) - Депп Дэниел - Страница 28

Спец отыскал на Вестерн-авеню салон красоты. Перека там не оказалось, и Спец почувствовал своего рода облегчение — не хотелось измочаливать его до полусмерти на глазах у свидетелей. Куда лучше заявиться к засранцу домой и застать его врасплох прямо на толчке или типа того.

В зале две девушки-филиппинки стригли клиентов. Одна из них была очень даже ничего, и Спец пожалел, что на него не работает парочка ей подобных. Издержки профессии: стоило только ему встретить хорошенькую бабенку, как он тут же автоматически подсчитывал, какую прибыль она могла бы приносить на панели и во что ему обойдется развести ее на это дело. Некоторые сутенеры были убеждены, что уговорить можно любую и каждая женщина в глубине души мечтает стать проституткой, остается только создать ей нужные условия. Что каждая телочка отчасти шлюха — в это Спец охотно верил, но одно дело уговорить ее переспать с кем-то разок, а другое — раскрутить ее на то, чтобы она делала это по пять-шесть раз за ночь месяцами напролет. Можно выгнать сучку на улицу, пригрозив, что как следует выпорешь ее, если она не принесет хоть немного наличности. А можно подсадить ее на какую-нибудь дрянь, чтобы ей некуда было деваться. Но Спец брезговал такими методами. Лупить шлюху — это примерно как отпинать дыню ногами, а потом попытаться ее продать. К тому же, это отнимает слишком много сил.

Ему не раз пеняли, мол, Спец, ты пустое место, ты всего лишь жалкий сутенеришка, откуда в тебе такая спесь?

А он им в ответ: «Я не делаю ничего такого, чем не занимались бы все шишки. Политики, исполнительные директора компаний, папы римские, кинопродюсеры и гребаные полевые командиры. Я основал свою компанию, набрал штат, я выясняю, каковы запросы потребителей, и поставляю им соответствующий продукт, слегка наваривая на этом. „Дженерал моторс“ торгует машинами, а я торгую мохнатками. Готов поспорить, что качество моих мохнаток намного превосходит качество их машин. И что вы, мать вашу, на это возразите?»

— У вас тут один такой коротышка работает, он сейчас где? — поинтересовался Спец.

— Вы про Винсента?

— Он примерно вот такого роста. Выпученные глаза, похож на парня из фильмов Богарта.

— Вы имеете в виду Петера Лорре[49]? — уточнила Имельда. — Да, скорее всего, это Винсент. Его сейчас нет, уже несколько дней не появлялся. Сказал, что хочет взять небольшой отпуск.

— Вас послушать, так ваш босс — прямо-таки душка, раз терпит такое.

— Винсент и есть босс. Или, точнее, его мать. Она владелица, а Винсент ведет дела.

В салоне было тихо. Спец облокотился о стойку в приемной. Имельда сидела напротив него на табурете. У нее были темные глаза, безупречные белые зубы и кожа цвета очень светлого шоколада. Налитое маленькое тело, несколько верхних пуговиц розового халатика расстегнуты, демонстрируя отличный бюст. «Да, мы с тобой могли бы подзашибить деньгу. Но ты и сама неплохо справляешься, так ведь? У тебя есть работа, дома — здоровяк-бойфренд, и ребята вроде меня постоянно с тобой заигрывают. Ты нуждаешься в мужском внимании. Тебе нужно, чтобы парни пялились на тебя, чтоб у них на тебя вставал. Я раскусил тебя, солнышко. Тут все просто, это вам не ядерная физика».

— Такой придурковатый низкорослый извращенец, да?

— Видите ли, он мой начальник, я не имею права так о нем отзываться.

— Конечно-конечно, понимаю. Просто я тут его встретил, ну, знаете, слово за слово, и оказалось, что он влип в какую-то хрень. Если вы понимаете, о чем я.

— Он вам сам сказал?

— Ну да, мы с ним пропустили по рюмочке.

— Не знала, что он пьет. Мамаша бы его пришибла, явись он под хмельком. Не подумайте только, что я любительница выносить сор из избы. Вот бедняга…

— Винсент, он… Значит, вся эта ерунда с переодеваниями…

— С переодеваниями? Вы хотите сказать…

— Парик и все остальное. Вплоть до бикини.

— Боже правый!

— А еще он до смерти боится своей мамаши, старой госпожи…

— Перек.

— Ага. Она, судя по всему, настоящий деспот да еще и святоша. Неудивительно, что малыш Винни не в себе, как Мартовский заяц.

— Она не спускает его с короткого поводка, это точно. Все ведь принадлежит ей: салон, деньги, дом — все до последнего гроша. Такие держат детей в ежовых рукавицах. Ко всему прочему она еще и скряга, каких свет не видывал. У нас тут никто надолго не задерживается, не хотят работать за ее жалкие подачки. Вы в курсе, что она забирает себе половину наших заработков?

— Так у нее, наверное, денег куры не клюют? У жмотов всегда так. Небось приобрела где-нибудь огромный особняк.

— А вот и нет, у них отстойный маленький домишко возле кладбища. Я как-то раз подвозила Винсента. Домик как у семейки Аддамс, только поменьше.

— Ладно, если увидите его, передайте, что старина Боб заходил повидаться.

— Подстричься точно не хотите?

— Может, в следующий раз.

— Кстати, я классно делаю массаж головы и шеи, — сказала она.

— О, детка, в этом я ничуть не сомневаюсь. Но мне пора бежать. Я лучше как-нибудь еще заскочу.

— Да, вы уж приходите, — кивнула Имельда.

Спец вернулся к машине и вытащил атлас-справочник по Лос-Анджелесу. Отыскал в нем кладбище Анджелус и принялся штудировать страницы с соседними улицами в поисках Переков. Нашел с четвертой попытки.

Имельда оказалась совершенно права: жилище Перека даже при свете дня выглядело как второсортный домишко с привидениями. Спец дважды проехался мимо. Внутри было тихо, никакого движения за окнами. Население в районе было пестрое, поэтому Спец счел, что может без опаски выйти из машины, и никто не донесет полиции насчет слоняющегося по улице ниггера. Он припарковался и направился к дому, споткнувшись и чуть не сломав щиколотку на раскрошившейся бетонной дорожке.

Спец постучал в дверь. Подождал. Ни звука. Огляделся, не сходя с крыльца. Насколько он заметил, никто за ним не следил, а если даже и следили — это не тот квартал, где бдительные соседи объединяются в дружины. Стоит только взять к югу от бульвара Уилшир, как местным жителям становится не до чужих дел. Он обогнул дом и подошел к нему сзади. Ни собаки, ни кошки — ни души. Спец вынул из кармана перчатки и натянул их. На всякий случай подергал заднюю дверь — та не поддалась, тогда он сунул кулак в карман куртки и выбил одно из стекол. Стекло даже не разбилось, просто выскочило из рассохшейся замазки. Спец просунул руку внутрь и отпер дверь.

Коттедж напоминал бабушкин дом времен его детства. На кухне никаких шкафчиков, только открытые полки, а пространство под раковиной отгорожено занавеской. Стол с пластиковым покрытием и два стула из металла и пластика с неудобными сиденьями. Все чистенькое, но дышит на ладан, как плохо сохранившиеся музейные экспонаты; демонстрирующие быт пятидесятых годов. Тут даже пахло по-старушечьи: тальком и застарелым потом. Он перешел в гостиную. Мягкий стул и древний телевизор. На стене изображения Иисуса. Спец заглянул в ванную: средство для чистки зубных протезов и слабительные. Полупустая упаковка памперсов для взрослых. Убогая получается картина. Проверил спальню: слава Богу, никакой старой карги, спящей на узкой темной постели под нарисованным Христом и картой Франции. Еще одна спальня: на этот раз его, мелкого засранца. Комната больше похожа на монастырскую келью. Куда ты дел деньги, жалкий мудозвон? Даже поискать толком негде. Но Спец все равно ищет. Под кроватью, в письменном столе, в шкафу. Внезапно он уловил запах, вроде как дерьмо или еще какая-то мерзость…

Спец задирает голову вверх. На фанерном люке виднеется маленькое коричневое пятнышко. Спец встает на стул, открывает люк. На лицо ему падает капля. Твою ж мать! Он вытирает жижу рукавом рубашки, принюхивается: говно, моча и немного чего-то еще. Он снова смотрит вверх, а там маман, свисает с потолка, будто затянутая в пищевую пленку летучая мышь, и пялится на него сквозь коричневую лужицу, образовавшуюся на дне пластикового кокона.