Вавилонские ночи (СИ) - Депп Дэниел - Страница 52

— Похоже, они неплохо поладили, как тебе кажется? — обратился Виньон к Шпандау.

— Это ты к чему?

— Елена оскорблена до глубины души.

— Не хочет стряпать для негра?

— Не хочет стряпать для сутенера. У нас во Франции таких типов тоже предостаточно.

— А как насчет тебя?

— Не люблю сутенеров. Что до всего остального, я пока не составил определенного мнения на его счет.

— Можешь утешить Елену, пересказав ей отрывок их разговора, который мне удалось разобрать. Они обсуждали «Богему» в постановке База Лурмана. Не очень-то похоже, чтобы он подбивал ее ступить на тернистую дорогу, ведущую прямиком к проституции. Он — личность неординарная, и, естественно, она заинтригована.

— Да пусть он исполнит главную партию в балете «Весна священная» не хуже Нижинского, все равно он был и остается сутенером. И нам всем не мешало бы почаще себе об этом напоминать.

Виньон скрылся в доме, а Анна подошла к Шпандау.

— Удивительный парень, — сказала Анна. — Совсем не тот, за кого вы его принимаете.

— Одно я знаю наверняка: до Махатмы Ганди ему далеко, — усмехнулся Шпандау. — Не теряйте бдительности. Откровенничать с подобными типами — не самая удачная мысль.

— Вы ревнуете, что ли? В нем скрыта своеобразная харизма. Прекрасно понимаю, почему так много женщин повелось на его чары.

— Я не шучу. Да, он обаятелен и умен, но при этом — мошенник, который зарабатывает на жизнь тем, что посылает женщин на панель. Так что он вовсе не такой уж душка, Анна, несмотря на оперу и хорошо подвешенный язык. Ему нельзя доверять.

— Не забывайте, что я работаю в Голливуде. Среди моих знакомых не он один торгует женским телом.

— Все так, но вряд ли кто-то еще из ваших знакомых всю душу из вас вышибет, если вы не успеете за ночь раздвинуть ноги минимум перед пятерыми клиентами. Вчера вечером он угрожал мне ножом, и научился он этому явно не в «Ла Скала». Ему и раньше доводилось пускать нож в дело.

Анна ловко изобразила гнусавый техасский говорок:

— Папаша мне про то же самое зудел, когда застукал меня за разговором с черномазыми, которые к нам летом нанимались персики собирать. Мне и тогда это было против шерсти, и сейчас. Такие дела, господин Шпандау, можете поцеловать мой благоухающий магнолиями зад.

Она трогательно улыбнулась, похлопала ресницами, показала ему средний палец и исчезла в доме. Шпандау покосился на Спеца, тот так и покатывался со смеху.

— Вы еще хлебнете с этой дамочкой лиха.

— Какую бы ты там игру ни затеял, лучше сразу сдавайся, — предупредил Спеца Шпандау.

— У меня есть целая теория, объясняющая, почему все вы, белые, свято верите, что мы, черные, жутко охочи до ваших баб. Помимо легенды, что у нас члены больше (хотя это чистая правда), мы, в отличие от вас, не тратим кучу времени на болтовню о том, что собираемся сделать, а просто берем и делаем. Не думайте, я с вашей дамой сердца не заигрываю. А если б заигрывал, мы бы с ней так долго не болтали.

— Она вовсе не моя дама сердца, и меня заботит лишь одно — как уберечь ее от опасности. От Перека, от вас, от всего, что только может ей угрожать. За эту работу мне деньги платят.

— Тогда возвращаемся к моей изначальной критике: вы, бледножопые мудаки, тратите столько времени на попытки все усложнить, что забываете о своих обязанностях. Ясное дело, она находит меня совершенно неотразимым, потому что я такой и есть, но не только поэтому: она с тоски помирает, сидя тут взаперти, а я вношу приятное разнообразие. И что самое забавное: она знает, что разговоры со мной приводят вас в бешенство. Она мне симпатична, а вы нет, поэтому, подыгрывая ей, я развлекаюсь. И долго вы еще будете вестись на это, как последний идиот?

К тому моменту, когда Перек проснулся, чердак раскалился от жары. Перек вспотел, хотелось помочиться. Он огляделся по сторонам, потом подковылял к самому краю и помочился на уходившую отвесно вниз стену. После чего вернулся в свое укрытие, достал из рюкзака пару шоколадных батончиков, подкрепился и попил воды из пластиковой бутылки. Снизу доносились голоса. Один женский, его он уже слышал и раньше, а другой мужской.

— Я приготовила бутерброды, — сказала Елена. — Они на кухне.

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны. — Это говорил Франсуа, один из охранников, работавших на Виньона.

— Еще есть кофе.

— Благодарю. Я передам остальным.

Хлопнула дверь, и Перек услышал, как какой-то мужчина опорожняет мочевой пузырь. Он подвинулся поближе к прорези, в которую была вмонтирована лампа, и действительно различил очертания мужчины: тот постоял над унитазом, а потом отправился мыть руки. Вскоре он и вовсе исчез из поля зрения, и до Перека снова донесся звук хлопнувшей двери — мужчина вышел из туалета. Перек переполз в другую точку, в нескольких метрах от предыдущей, и снова уловил голос Елены. Теперь она говорила по телефону.

— Ей лучше?.. Нет-нет, врач ее смотрел и сказал, что дело в почках… Да, конечно, возраст. Тут уж ничего не попишешь. Она ведь моя мать и твоя бабушка, что я, по-твоему, должна сделать? Придушить ее?.. Да наплевать мне… Говорю, наплевать. Приду, но попозже. Пока.

Вдруг издалека, со стороны передней части дома, донесся голос Анны:

— А Гарри ты звонила?

— Я говорила с его ассистентом, — ответила Пам. — Он собирается встретиться с Шерил?

— Говорит, что да.

— Тогда держи руку на пульсе и приглядывай за ней, ладно? Она не хочет, чтобы я за это бралась, а, по-моему, роль хорошая. Может быть, пора сменить агента.

— Прояви чуточку терпения. До сих пор она ни разу тебя не подводила.

— Подозреваю, что с некоторых пор ей на меня наплевать.

— Да ну, не впадай в паранойю.

— Приму-ка я душ, пожалуй. А ты постарайся до нее дозвониться, ладно?

Пам ушла, а через минут Перек уловил шум воды. В комнату этажом ниже уходила гибкая трубка кондиционера, Перек рассек ее бритвой и слегка раздвинул края. Через вентиляционную решетку в потолке была видна только половина спальни. Перек стал лихорадочно озираться, но так и не нашел способа подглядеть, что делается в ванной. Сердце бешено колотилось, пока Перек томился в ожидании, рисуя в своем воображении картины, увидеть которые в реальности так и не удалось. Гул воды затих, а через миг из ванной показалась обнаженная Анна, вытиравшая голову полотенцем. Это было куда интереснее, чем фотографии, он чуть было не вскрикнул от восторга, но вовремя опомнился и стиснул зубами собственную ладонь. Он сжимал зубы, пока не ощутил во рту привкус крови. Анна выскользнула из поля зрения, а когда снова появилась, на ней уже был махровый халат. Переку хотелось, чтобы это зрелище длилось вечно, но всему хорошему, как водится, приходит конец. И все же с ним опять творилось что-то необъяснимое, казалось, тело вот-вот взорвется.

В дверь постучали.

— Это я.

— Входи, открыто.

В комнату впорхнула Пам.

— Я только что разговаривала с Шерил. Она ему звонила. Они назначат встречу, как только ты вернешься.

— Хорошо. Практически вовремя.

— Елена спрашивала, что ты хочешь на обед.

— Может, салат? Спроси у Дэвида, чего хочет он. Решите как-нибудь сами, мне все равно.

Перек лежал на спине и старался не застонать. Слова, доносившиеся снизу, скользили мимо, не проникая в сознание, единственное, что он сейчас мог, это неистово цепляться за образ обнаженной Анны. Ему казалось, что вся остальная вселенная того гляди растворится. Он снова и снова кусал собственную ладонь, кровь струйками стекала по краям языка и проникла глубже, в горло. Он быстро перевернулся на бок, все тело одеревенело, его сотрясала дрожь, пришлось снова вцепиться зубами в ладонь.

— Слышала только что какой-то странный звук? — спросила Анна у сестры.

— Господи. Неужели крысы?

— В этих старинных домах кто только не водится, и крысы, конечно. Гребаные итальянские крысы с четверть лошади. Спасибо, дорогая, что напомнила.