Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна - Страница 23

Брат и сестра уже второй раз были здесь, во внутреннем дворе московского Кремля. Но если первый визит состоялся десять лет назад, и это пространство было начисто «вылизано», отреставрировано и приведено в «человеческий вид», то сейчас перед ними была просто очень сильная крепость. Века ещё не прошло с того дня, когда Минин и Пожарский выставили отсюда поляков, явившихся царствовать на Руси. Потому никакой каменной мостовой, внутри крепостных стен полно хозяйственных помещений и конюшен. Все исторические соборы, некоторые старые каменные здания — где стояли, там и стоят. Правда, вид имеют совсем не праздничный, выглядят совсем обыденно, как рядовые кирпичные дома. Лобное место, собор Василия Блаженного, Казанский собор — тоже на своих местах и тоже не похожи на свои же «витринные» образы начала двадцать первого века. Пожалуй, там они смотрелись новее, чем сейчас, тремя столетиями ранее. Но нет ни Большого Кремлевского дворца, ни Исторического музея, ни Царь-колокола, ни, само собой, Мавзолея, ГУМа и Гостиного двора. Далее возвышались купола московских церквей и Сухарева башня — ещё в строительных лесах. Столица Русского царства была по большей части одноэтажной и деревянной, только в центре можно было заметить богатые дома из камня о двух этажах. Сам город заканчивался примерно там, где в двадцать первом столетии пролегало Садовое кольцо. Дальше шли только выселки, где обитали либо совсем уж оскудевшие граждане, либо те, чья профессия была несовместима с плотной городской застройкой — к примеру, кожевенники, красильщики.

Прямо под стеной Кремля, там, где триста лет спустя прогуливались туристы, текла Неглинка. Замёрзнуть как следует она пока не успела, лёд на ней был ещё тонок. Раньше брат и сестра удивлялись каменному мосту, по которому посетители поднимались от турникетов ко входу в Кремль прямо над аллеями Александровского сада. Только теперь они своими глазами увидели, зачем он там изначально был построен.

А на Красной площади по весне, наверное, то ещё болото будет — сплошной утоптанный грунт и снег, ни намёка на вымостку.

Миновали Китай-город, вышли за стену, долго гуляли по Белому городу. В Земляной их ходить отговорили: мол, там и днём-то не особенно безопасно, а если задержаться до вечера, то можно нагулять себе нешуточные проблемы. Разбойнички иной раз пошаливали чуть ли не у стен Кремля. Правда, одна-единственная стычка с «пятнистыми» произвела на криминальный мир Москвы такое глубокое впечатление, что на какое-то время шпана попритихла. Присматривались — что за люди явились, кто таковы. Служивых в странных мундирах на какое-то время трогать перестали…

…Хорошо, что морозец сковал дороги, но не засыпал снегом по пояс, как это обычно водилось в конце ноября — начале декабря. По такому «асфальту» они добрались от Новгорода до Москвы за каких-то девять дней. Пётр очень торопился увезти пленного короля подальше от его армии, потому велел оставить обозы под охраной и выдвигаться в сторону столицы ускоренным маршем. «Немезидовцы», рассовав по своим рюкзакам и разгрузкам боеприпасы и сухпайки, избавили себя от необходимости питаться в пути чем Бог послал. При этом командир приказал, как и ранее в лесу, подбирать за собой весь пластик, утилизировать его в костре и прикапывать, что не догорело, чтобы местные не задавали лишние вопросы. Примерно то же правило действовало в отношении гильз после стычек со шведами, но там было сложнее прибрать за собой дочиста — уж больно предмет мелок, да и металл плохо поддаётся утилизации.

По пути эксцессов не случилось, и слава Богу. Довезли Карла до пункта назначения в целости и сохранности, у него за время путешествия даже синяк с челюсти сошёл. Августа Саксонского как дорогого гостя разместили в лучших комнатах, а Пётр Алексеич сразу по прибытии помчался на Кукуй — в Немецкую слободу. «К своей Монсихе усвистал», — прокомментировали это событие солдаты, с которыми «казаки-пластуны» свели знакомство за время марша. Ни Кате, ни Жене, ни прочим «немезидовцам» не было никакого дела до того, куда там усвистал царь-реформатор. Вернётся к утру, переговоры же. У них была своя задача — разместиться, где дали помещение, отдыхать и дожидаться прибытия обоза. Серьёзный разговор с ними Пётр анонсировал на время вскоре после окончания саммита на высшем уровне.

И вот на шестой день после прибытия в Москву переговоры завершились. Швед поторговался, само собой, но всё же лишился Ингерманландии, Эстляндии и Лифляндии по самую Ригу. Плюс обязался отдать десяток готовых кораблей с полным вооружением. Денег с короля-юнца Пётр потребовал чисто символически, чтобы соблюсти приличия. Построит ещё пару кораблей, как раз хватит. Также обговорили механизм возвращения Карла Карловича на родину: в Москву как раз прибыли представители шведского генералитета во главе с Вольмаром фон Шлиппенбахом. Карл ещё в Новгороде написал ему — под диктовку Петра, конечно же — письмо с приказом прекратить боевые действия и выслать делегацию на переговоры о выкупе. Шведы прибыли, но король не дал им и слова вставить, когда речь шла именно об отступном. Что-то вякнуть разрешил лишь когда заговорили об освобождении его величества. Понятное дело, они настаивали, чтобы короля отпустили прямо сейчас под честное слово, но тут уже заупрямился Пётр, заявивший, что пока он не увидит подписанного трактата о передаче земель, не поднимется на борт кораблей и не сосчитает оговоренных денег, «брат Карлус» будет его гостем. Обещал кормить, поить, и даже выводить на конные прогулки, но домой «дорогой брат» отправится не раньше, чем все пункты договорённостей будут исполнены. А ежели шведы решат, что им будет проще похерить договор и возобновить военные действия, то тогда и русский царь вправе считать себя свободным ото всех данных обязательств. Намёк прозвучал достаточно серьёзно, чтобы Шлиппенбах после этого решился на какую-то авантюру.

Со своими военачальниками, которые сдались «на пароль» Карлу, у Петра намечалась отдельная беседа. А пока их посадили за крепкие караулы, дожидаться царского суда.

Шведская делегация покинула Москву рано утром следующего дня, оставив своего короля скучать в кремлёвских палатах. Днём уехал саксонец, причем весьма довольный. Видимо, тоже о чём-то договорился. А ближе к вечеру «немезидовцам» передали приказ — всем явиться во внутренний двор Кремля.

3

— Равняйсь! Смирно! Равнение налево!

По такому случаю командир загодя приказал «немезидовцам» привести себя в порядок, постирать форму, начистить оружие и берцы, и быть готовыми к парадному построению в любой момент. Даже сам побрился — ну, попросту знал, как Пётр Алексеич относится к бородам и бородачам, хоть бы они сто раз были донскими казаками. Теперь стоят при полном параде, по отделениям — не шелохнувшись — а перед их строем прохаживается тот, кого они сами признали своим главнокомандующим.

Сюрреализм ситуации заключался в том, что «немезидовцы» были обмундированы и вооружены как полагалось в начале двадцать первого века. А на дворе был декабрь 1700 года, и их командующий — это не кто иной, как Пётр Первый. Между прочим, рядом он выстроил своих преображенцев и теперь сравнивал выправку. Судя по выражению его лица, сравнение было не в пользу лейб-гвардии, куда после понесенных под Нарвой потерь уже зачислили немало новобранцев.

К слову, даровать преображенцам и семёновцам право носить красные чулки в память об их беспримерной стойкости он уже успел. И сегодня гвардия впервые появилась в этих обновках — быстро управились, видимо, государь велел покрасить имевшиеся где-то в запасах белые чулки.

Средний рост бойцов «Немезиды» был где-то между отметками 180 и 190 сантиметров, то есть очень сильно выше тех же преображенцев, куда в эти годы набирали парней, не отличавшихся выдающимися физическими параметрами. Но Пётр заметно возвышался даже над ними. Это впечатляло. Тем более впечатлял тот самый «фирменный» петровский взгляд, который мог выдержать далеко не каждый… Несколько минут царь в полной тишине внимательно разглядывал обмундирование, амуницию и оружие «казаков».