Времена не выбирают (СИ) - Горелик Елена Валериевна - Страница 29

— Вот, Автоном Михайлыч, гляди — тебя пленила та же рука, что и Карлуса Свейского, — весело сказал Пётр Алексеевич, похлопав генерала по плечу.

— Кто ж сей молодец? — мрачно поинтересовался Головин. — Раньше не видал при тебе, государь, таких …ловких.

— В Преображенском полку нынче пополнение. Как они тебя, а?.. — захохотал Пётр. — Спросить чего надо — спрашивай, сержант и ответит… Эй, всем вина выдать! Выпьем и за викторию, и за науку воинскую!

И «красные», и «синие» дружно грянули «виват!»: все, несмотря на беготню, замёрзли, выпить не помешает.

— Откуда ж ты такой взялся? — зло процедил генерал, зыркнув на своего обидчика. Кто-то из солдат подал ему найденную шляпу, и Головин принялся яростно отряхивать её от грязного снега. — Ногами — на старшего по чину! Драть тебя надобно!

— А что ж вы, ваше превосходительство, даму матерными словами изволили обложить? — весёлым и неожиданно звонким голосом спросил нахальный «призрак», стаскивая с лица заиндевевшую от дыхания вязаную маску.

Девка. Вот же ж…

Девица снова козырнула, сказала что-то вроде: «Простите, служба», — и умчалась, мгновенно затерявшись среди таких же «призраков».

Значит, то вовсе не слухи, будто королевуса свейского девка в плен брала. Ежели она и Карлуса так же ринула… Головин стоял посреди двора со смятой шляпой в руке, чувствуя себя распоследним дураком. Раз его девица одолеть может, то какой с него прок?

А ещё — вот уж чего он точно не ждал — захотелось снова увидеться с нею. Да хоть бы просто поговорить.

Интермедия.

— …Хотел бы я хоть на минуту там оказаться. В вашей России. Своими глазами всё увидеть.

— Она уже здесь, — негромко ответила девица, переглянувшись с братом. — Это — ты…

[1] Первый огнетушитель современного вида появился в 1813 году, его изобрёл английский капитан Джон Мэнби. До того около восьмидесяти лет использовались бочки с водой, в которые помещали заряд пороха в герметичном сосуде и запал. Такую бочку закатывали в горящее помещение, порох через некоторое время взрывался, вода разлеталась в разные стороны.

[2] Автору однажды довелось видеть взлёт «Белого лебедя» — Ту-160. Очень впечатляет.

[3] Затинная пищаль — она же гаковница, мелкокалиберное орудие с деревянным прикладом и крюком, которым его цепляли за стену для уменьшения отдачи. Где Пётр откопал эти музейные экспонаты из смутных времён, остаётся только гадать. Вероятно, на том же складе, что и сорокафунтовые орудия, помнившие Ивана Грозного, которые в нашей истории были утрачены под Нарвой.

1

Жизненный опыт подсказывал: если всё так хорошо, жди беды. И Катя постоянно была настороже. Как собака, честное слово.

— Если я что-то понимаю, он собирается лепить из тебя медиапроект, — сказал брат, когда они походным маршем возвращались в Москву.

— Да уж, — хмыкнула она. — Были бы здесь телевидение и ток-шоу, я бы сейчас не вылезала оттуда, несла бы с умным видом всякую околополитическую хрень. А теперь мне эту же самую околополитическую хрень придётся нести в письмах, да ещё по-французски или по-немецки.

— Ясно, что он хочет повозить шведа фейсом об тейбл, оставаясь за кадром. Сделать из него посмешище на всю Европу, чтобы проредить шеренги его сторонников и спонсоров. Но ты говорила, что этот Карлсон от такого только сильнее захочет воевать.

— Рано или поздно он всё же получит тейблом по фейсу, как под Полтавой. Может, это произойдёт под другим городом, но что произойдёт, причём раньше срока — уверена на сто процентов.

— Будем ли мы готовы к тому времени?

— Ты же сам дал ребятам задание — делать чертежи и описания всего, что можно производить прямо здесь и сейчас. Если хотя бы процентов пять-десять от этого удастся реализовать, то года через три — да, будем готовы. В нашей истории через два-три года после Нарвы Пётр без всяких ништяков из будущего взял Нотебург и Ниеншанц. А через четыре как следует навешал нашему старому знакомому — Рудольфу Горну. Причём за будущий Шлиссельбург шведы бились очень хорошо.

Брат и сестра шли чуть позади своих, между ними и одним из «новообразованных» полков, укомплектованным новобранцами. Их-то и обкатывали сейчас на учениях… Мороз по-прежнему стоял трескучий, все грелись на ходу. А солдатики ещё и песню завели. Пели хорошо, красиво, хоть и нестройно… Подумалось: а ведь среди них сейчас, возможно, шагают предки кого-то из «немезидовцев». Может, даже их собственные. Они точно знают, что пращур их рода по мужской линии — Семён — в данный момент казакует на Сечи, и лишь восемь лет спустя, не приняв измену Мазепы, подастся на Дон, где получит прозвище Черкас и женится на местной казачке. А дети его станут уже Черкасовы. Но много ли они знают о своём роде по женской линии? Бабушка, например, была детдомовская, из военных сирот. Кто знает, кем были её предки в 1700 году, если она по малолетству не помнила ни собственных родителей, ни даже данного при рождении имени.

Пётр накануне задал им вопрос, на который никто ответа не знал: почему именно они? И чем больше Катя думала над этим, тем ближе подступала смутная, ещё не оформившаяся в определённую мысль тревога. Ведь мироздание не любит излишнего крена в ту или иную сторону. Если оно — или Господь, как считает сам Пётр — решило выставить их на игральную доску в качестве сильной фигуры, то не в ответ ли на аналогичное явление такой же фигуры с другой стороны? Или наоборот — они явились здесь первыми, а затем воспоследовал ответ. То, что они ни о чём таком странном не слышали, ещё ничего не означает. Новости тут не по интернету передают, с почтой, курьерами. А едут курьеры, порой, неделями.

С аналогичной скоростью новости из России будут идти в Европу. Да и печатать станут только «по писаному». Вероятно, заметки о событиях под Нарвой в тамошних газетах уже вышли, равно как и о пленении Карла Шведского — а вот это уже сенсация, наверняка опубликовали все, кто мог. Но о том, что в тех местах полгода партизанили какие-то странные люди, почти наверняка ни одно издание ни словом не упомянуло, поскольку серьёзные газеты слухов не публикуют. В обратную сторону это тоже работает.

Вот и ломай теперь голову.

Оставалась надежда, что с открытием «информационного фронта» оппоненты, если они есть, как-то себя да проявят. Главной мишенью информкампании будет избран Карл Двенадцатый, а значит, с большой долей вероятности искать означенные оппоненты подадутся к нему. Если речь идёт о современниках, то как пить дать, предложат шведу свои услуги. Карл Карлович — не политик, а авантюрист на троне, вряд ли он устоит перед таким соблазном.

Пугать себя раньше времени не стоило, но рассматривать такой вариант как один из возможных — было необходимо.

— Я вот чего понять не могу, — сказал брат, прервав размышления. — Помнишь ту бронзовую скульптуру, которая якобы в точности воспроизводила Петра — по его сохранившимся вещам. Что-то она ни разу не похожа на оригинал. Нормальный же мужик. Длинный, как оглобля, но точно не урод.

— Не вздумай его в глаза мужиком назвать, убьёт, — усмехнулась сестра. — Тут это слово означает только крестьянина, а не мужчин вообще. Обидится. Это во-первых. Во-вторых, информационную войну не вчера придумали. Ни один живой свидетель в Европе во время его путешествий ни словечком не обмолвился — дескать, приехал к нам феерический уродец. Там бы такой шум поднялся, слов бы для описания не пожалели. Но ничего подобного никто не упоминал. Вся эта фигня началась существенно позже.

— Но вещи и статуя есть.

— Вот то-то и оно. Подозреваю, что на каком-то этапе произошла банальная путаница. Петров-то было трое. Причём второй и третий — его родные внуки, сын Алексея Петровича и сын Анны Петровны. Сын Алексея умер от оспы в 1730 году, ему всего пятнадцать лет было. Тогда никто не думал о музейной ценности царских гардеробов. Запросто могли сунуть в один шкаф вышедшие из моды камзолы Петра-деда и сапоги Петра-внука, и забыть лет на тридцать-сорок-пятьдесят. А потом уже нашли вещи и объявили, что всё это принадлежало одному Петру. А какому именно — да фиг с ним. Кто тогда заморачивался подтверждением достоверности? Лично у меня такая версия.