Продолжай (СИ) - Волкова Дарья - Страница 21

Растекшуюся по его лицу улыбку ей остро захотелось стереть. Вот хоть бы полотенцем. Или лучше  - скалкой. Но вместо этого она взялась придумывать одиннадцатую.

Двенадцатую и тринадцатую она сочиняла уже в машине. Потому что Ракитянский вел себя так, будто ничего важного не произошло. Вывалил на нее тонну сплетен и новостей из жизни столичной адвокатуры. Периодически подпевал радио. На «Женщина, я не танцую» Поля сочинила четырнадцатую.

Она перестала понимать хотя бы что-нибудь. Казалось, она не знает человека рядом. Или – что она перенеслась в какую-то параллельную вселенную, где тоже существуют два человека – Ростислав Ракитянский и Полина Чешко. Но у них как-то иначе сложилась жизнь, произошли другие события, развились иные взаимоотношения.

С кем вообще все это происходит? И что делает ОН?! Чем он руководствуется, какие у него мотивы, что думает, чувствует? Все произошедшее воспринималось отдельными фрагментами, из которых не складывалось даже подобия общей картины.

Ракитянский  приехал злой. Попытался выяснить отношения. Выслушал ее признание в любви. Испортил паспорт. Устроил маме и ее подругам незабываемый праздничный вечер. Облизал ее руку. Приревновал к самим собой поставленному засосу. И теперь везет ее обратно в Москву, предварительно уведомив, что деваться Полине все равно некуда – с недействительным паспортом ей не продадут билет ни на один вид транспорта до столицы. Это вообще один и тот же человек? Тот самый, с которым она месяц назад… два… три…

В какую игру ты играешь, пятый всадник? И понимаешь ли ты, что в игре вместо мяча или другого инвентаря – мое сердце?

* * *

В Москву они приехали поздним вечером, удачно разминувшись с самыми страшными пробками.

- К тебе или ко мне?

Дорога добавила свой вклад в ее общую усталость и разбитость. Пожалуй,  состояние Полины сейчас можно было назвать самой настоящей апатией. Все равно на все. И даже на то, что ее не любят. Ванна, чай, кровать. Или вино. Но ванна и кровать – точно.

- Я устала и хочу домой.

- Понял.

Заседание девятое. Слово предоставляется всем без разбору.

Щелкнула собачка замка в двери ванной. Что хочешь там, с той стороны двери,  то и делай, Ракитянский. А я – буду принимать ванну. С лавандовой пеной. А потом мыть голову, делать маску для волос и лица. В общем, совершать необходимые процедуры, чтобы  вернуться в привычный мир. Хотя бы попытаться вернуться. Где-то на дне ванной, полной ароматной лавандовой пены, найти безупречного столичного адвоката, умницу и красавицу Полину Чешко. Но на дне ванной нашлась только пробка для слива. Когда остатки воды, шумно и весело кружась, сбегали в него, ручка двери дернулась.

- Ты там не утопла?

Я, Изольда Кшиштопоповжецкая, утопла гораздо раньше.

- Не дождешься.

- Тогда дверь открой.

- Я ноги брею.

- Вот и отлично. И морду мне заодно побреешь.

Полина продолжила неспешно промокать тело полотенцем. Ручка двери еще раз дернулась, а потом замок вдруг щелкнул. Единственное, что она успела  - ойкнуть. И прикрыться полотенцем.

Нож, с помощью которого он открыл замок. Ростислав положил на лепесток раковины. И теперь, сложив руки на груди – голой, между прочим! спасибо, хоть штаны оставил  - смотрел на Полину. Смотрел так, что она срочно захотела – и тут же принялась исполнять это желание – попятиться. Пятилась она ровно до тех пор, пока не уперлась ягодицами в стиральную машину, которая бодро трудилась над вещами, брошенными в нее перед принятием Полиной ванны. Два его шага – и Полю на эту машину усадили, без усилий подхватив под пятую точку. Сопернику мы приучены смотреть в лицо, и голову она подняла.

Поцелуй.

Насмерть поцелуй, навылет.

Куда-то делось полотенце, его заменили мужские руки. Мужское тело. Мужская грудь прижалась к груди женской, и во влажном теплом воздухе ванной комнаты стало еще жарче. И еще влажнее. Негромко рокотала трудяга-машинка, громко стонала девушка и хрипло дышал мужчина. Поцелуи спускались все ниже, пройдя приоткрытые в жалобных стонах губы, запрокинутую натянутую шею, вздернутые вверх кнопками сосков груди, подрагивающий живот.

И он отстранился.

Вот оно, наконец-то. То, чего так ждал – добился. Она лежит перед ним, вся, вся в его власти. Мокрые пряди по лбу и плечам, румянец на щеках и груди,  распластанные в стороны ноги. Без всех своих чертовых игр и масок. Абсолютно голая, беззащитная и раскрытая. Полностью и целиком - его. Наконец-то.

Ну-с, приступим.

Втянул носом запах. Сладкая…

- Перр-р-рсик? – мурлыкнул он предвкушающе.

- Л-л-лаванда, - всхлипнула она обреченно.

- Тоже сойдет.

Не зря она его не пускала туда. Потому что теперь он взял все. Поля знала свое тело, знала, где ей приятно, а где нет.

Так вот - ни черта она не знала. Это он знал все. Губы его знали, пальцы. И язык. Он знал все о ее самых тайных местах. И о самых сокровенных желаниях. Знал так, словно инструкция  - точная и подробная – была написана у Поли на животе. И он эту инструкцию прочел, познал, слизал по пути, и теперь…

А теперь – теперь пора сдаваться окончательно и бесповоротно. Все, видишь, все, там, внутри, я подняла руки, я сдалась. Только делай так, делай, пожалуйста, не останавливайся, продолж…

- …Ай!

Полина взвизгнула. Тягучий, предоргазменный морок интимной бесстыднейшей ласки прервал… укус!

Слава ее укусил!

Полина попыталась подняться на локтях, ударилась затылком о кафель. Влажные ладони скользили по пластику, машина вздрогнула, начав слив.

- Это тебе за то, что удрала от меня.

Он поднял в голову, и они смотрели друг на друга. Попробуйте смотреть в глаза тому, чьи губы только что были у вас между ног. Попробуйте.

А потом попытайтесь хоть что-нибудь сказать. Желательное – умное. Или хотя бы связное.

- Что… - тяжело сглотнула пересохшим горлом. – Что ты делаешь?

- Занимаюсь с тобой любовью.

Любовью. Слово прозвучало. Но совсем не в том смысле.

- Но не так же…. – всхлипнула Поля.

- Как умею, - буркнул Слава. И вернулся к прерванному занятию.

Полина уже точно знала, что одним укусом дело не ограничится.

 Но все равно взвизгнула. Второй раз пришелся симметрично – слева.

- А это тебе за то, что играла со мной в игры.

Она начала дрожать. Будет третий раз. Точно будет.

Губы прижались к самой середине. Именно туда… как в инструкции. Приоткрылись. Языком – сильно, влажно, по-хозяйски.

И зубы. Сжали ровно настолько, чтобы у нее остановилось дыхание, чтобы ни сил, ни воздуха на «Ай».

И – разжал. Отпустил. В звенящей тишине прозвучало низкое и хриплое:

- А это – знак ГОСТ.

А потом – нежный-нежный поцелуй, и снова – губы, язык, губы, язык, губы-язык. Пропасть чувственного наслаждения.

Машинка уходит на отжим.

Нарастающая вибрация под поясницей. Толчки языка. Хрип собственного дыхания.

Первый раз в жизни Полю рубануло после оргазма.

Первое, что увидела, когда открыла глаза – светильник в изголовье кровати. Матово блестящее лицо Славы. И как тянется к ней.

- Полька, умру сейчас…

Но не умер. А оказался внутри. Прижал к матрасу горячим тяжелым телом. Замер. Поерзал тихонько. И сделал первый обманчиво-вкрадчивый выпад.

- Знак ГОСТ точно по делу…

Способен шутить даже сейчас. Молодец. Только юмор – черный. Грешно смеяться над покойниками.

Она прошла все стадии унижения. Осталось одна, последняя – истерика. Глаза начали стремительно набухать слезами. Но на истерику – настоящую – сил уже не было. Все ушло туда, там, под вибрацию стиральной машины. И сейчас Полина лежала, глядя в потолок, чувствуя, как сбегают горячие капли на шею и даже в уши. И ощущая мощные ускоряющиеся толчки внутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А потом они замерли.