Ростов-папа. Часть 2 (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 21

С чего начать?

Тут всё просто, по классике — среди вещей в платяном шкафе. Если даже спустя сто лет деньги и драгоценности часто прятали именно там, что говорить про тёмные времена НЭПа…

Но нет… Нина Савельевна оказалась не так уж проста, в шкафу дневника не оказалось.

За это время меня никто не потревожил, и то хлеб.

Я исследовал кровать. Результат тот же, то есть нулевой. Дневника не обнаружилось.

Перерыл всё на, что упал взгляд. Пусто…

Прошёлся по комнате, даже подпрыгнул пару раз и прислушался. Ага! Есть контакт. Одна из половиц подозрительно скрипнула.

Быстренько скатал пёструю, словно сшитую из лоскутков, дорожку.

Есть!

В принципе, простенько и со вкусом. Небольшой пропиленный участок половицы, я поднял его и обнаружил под ним тайник.

Неплохо для преподавательницы французского. Понятно, что не сама обустраивала эту нычку, наверняка помогали — быть может, сам Медик.

Кто-кто в теремке живёт? То бишь в тайнике прячется…

Я сунул в него руку и стал извлекать улов.

Косынка, в которую аккуратно завёрнуты всякие побрякушки: золото, серебро, камушки… Чует моё сердце — всё это добро проходит по делам об ограблениях, совершённых бандой Медика.

Подарки даме сердца или спрятано на чёрный день?

Упс! На свет божий появился знаменитый короткоствольный «бульдог» — кстати, очень хорошая карманная машинка. За револьвером тщательно ухаживали и регулярно смазывали, что снова наводило на мысли о мужской руке.

А вот и самое ценное — дневник. Не дешёвый, в дорогой сафьянной обложке, пухлый — вёлся не один год.

Так и есть, первые записи датировались ещё дореволюционными временами. Страдания молодой барышни меня интересовали постольку поскольку, поэтому я пропустил эту часть и сразу перелистнул в конец.

И сразу облом всех обломов!

Ох ты ж ёшкин кот! А вот об этом я не подумал…

Большую часть личных записей Нина Савельевна вела на французском, в котором я был не бум-бум. Ну и где я сейчас возьму переводчика?

На английском худо-бедно, но прочитал бы. Школьная программа хоть и выветрилась из памяти, однако не полностью.

А вот с языком галлов ба-а-а-альшие проблемы. В мои времена он был уже не в моде.

Я взялся за обложку дневника и принялся трясти. К моим ногам упал пожелтевший листок бумаги.

Вряд ли его хранили просто так. Наверняка для хозяйки он представлял какую-то ценность.

Подняв его, я понял, что это вырезка из газеты, скорее всего, белогвардейской или эмигрантской.

Называлась статья без особого изыска «Зверства красной пугачёвщины» и описывала взятие Ростова будёновской конницей.

Автор не скупился на кровавые подробности и эпитеты: тут тебе и массовые грабежи, и убийства, и разбой. Вместо расстрела пленных рубили шашками, экономя патроны. У крестьян отбирали провизию и фураж, выметая всё до крошки. Отнимали всё, вплоть до женского белья, а в первую очередь стремились взломать двери винных погребов и магазинов.

Ничего особо нового я для себя не узнал. Увы, гражданская война — на то и гражданская, невинных агнцев никогда не было со всех сторон. Крови хватало на всех, я даже уверен, что на белых было больше, иначе бы народ не пошёл за большевиками.

И пара слов в защиту революционного маршала. Насколько мне было известно, Будённый делал всё, чтобы максимально наладить дисциплину в войсках, вплоть до расстрела наиболее «отличившихся».

Отдельным абзацем шло описание того, как бойцы первой конной сожгли родовое имение дворян Глазьевых, при этом Глазьев-старший был зарублен, его жена и дочь изнасилованы и убиты.

Этот абзац был подчёркнут карандашом, что наводило на определённые мысли. Правда, пока это всего лишь теоретические изыски.

Я сел на кровать и принялся ждать.

Первой в дом явилась Нина Савельевна, она вошла в комнату и застыла, при виде меня, не сразу обратив внимание на учинённый мной разгром.

— Георгий Олегович… Что вы тут делаете?

— Вас жду, — честно признался я.

— Как вы посмели проникнуть в чужой дом?! И да — это вы перевернули в моей комнате всё вверх дном? — Гречаных покраснела от гнева. — Немедленно уходите отсюда, иначе я пожалуюсь на вас Семёну Михайловичу! Он найдёт способ вас урезонить.

Вместо ответа, я указал рукой на лежавшие возле меня цацки и «бульдог».

— Это вам Медик оставил на хранение?

— Какой Медик! Я вас не понимаю! — воскликнула Нина Савельевна, но уже не так горячо.

Она уже успела сообразить, что я покопался в её тайнике.

— Ну как же… Весь Ростов о нём слышал, а вы не в курсе… Неужели не следите за новостями, Нина Савельевна?

— Сейчас же покиньте дом! — топнула изящной ножкой Гречаных. — Я не желаю выслушивать в свой адрес какие-то глупости.

— А придётся, — равнодушно потянул я. — Тем более — это не глупости.

— Кто вы такой и по какому праву тут находитесь?

— Простите, не представился по-настоящему. Моя фамилия действительно — Быстров и зовут меня Георгием Олеговичем, но я — сотрудник уголовного розыска. Мы ищем банду Медика.

— Так и ищите его на здоровье! Не понимаю, какое отношение к этому имею я?

— Самое прямое, Нина Савельевна. Прямей некуда. Мы знаем, что вы с Медиком любовники. Уж извините, что я так, по-простому, не подбирая слов.

— Да как вы смеете! — Гречаных подскочила ко мне, чтобы дать пощёчину, но я перехватил её руку.

— Смею! У нас есть все доказательства вашей связи. Кстати, какое отношение вы имеете к семье Глазьевых? Их смерть как-то связана с вашей задумкой отравить Будённого? — Потряс я склянкой с ядом.

Гречаных побледнела, её ноги подкосились и, она упала в обморок. Я едва успел подхватить женщину, прежде чем Нина Савельевна свалилась на пол.

Она меня не разыгрывала, приступ потери сознания был настоящим.

Я уложил её на кровать, убрав из зоны досягаемости «бульдог», расстегнул несколько пуговок на блузке, облегчая дыхание и брызнул на лицо холодной водой, взятой на кухне.

Гречаных тихо вздохнула и открыла глаза.

— Надо поговорить, Нина Савельевна, — без всякой жалости произнёс я.

Спрашивать о её самочувствии не стал, обойдёмся без телячьих нежностей. Передо мной была без пяти минут отравительница, «леди Макбет» только ростовского уезда.

Она приподнялась, села. Обнаружила, что пуговички блузки расстёгнуты и без особых эмоций снова застегнула их.

— О чём вы хотите поговорить со мной?

— Какое отношение вы имеете к семье Глазьевых? — повторил вопрос я.

— Большевики уничтожили мою семью. Я — тоже Глазьева. Гречаных — фамилия моего мужа.

— Где ваш муж?

— Я — вдова. Муж служил вольноопределяющимся, погиб в 1915-м в Осовце от немецких газов, — с тоской в голосе произнесла она.

— Атака мертвецов?! — невольно вырвалось у меня.

— Что? Простите? — замигала Гречаных.

Видимо, это название легендарного подвига русских солдат ещё не появилось или не успело прижиться. Я не стал вдаваться в подробности. Вот только мои планы поменялись.

— Ваш муж — герой. И в память о нём, я хочу предложить вам сделку.

— Какую сделку?

— Вы сдаёте мне Медика, получаете минимальный срок за хранение краденного, а я — не сдаю вас ГПУ и не рассказываю о ваших планах отравить Семёна Михайловича. В вашем дневнике о них ведь говорится — да?

Она кивнула.

— Я хотела отомстить за отца, за мать и сестру.

— Вам повезло, что я вовремя вас остановил. Какие бы мотивы вами ни двигали, убийство — есть убийство. Это тяжкий грех и камень на душе.

— Можно подумать — вы никого не убивали! — вскинулась она.

— Убивал, — признался я. — Я делал нашу страну чище. Но это были не люди, а чудовища, давно потерявшие человеческий облик. Будённый — не монстр, каким его пыталась представить пресса. Да вы сами поняли это, когда познакомились с ним поближе.

— Да, мне было нелегко решиться… Но почему вы не сдаёте меня ГПУ? Какое вам дело до подвигов моего мужа?